ударе о берег не разбиться насмерть. Последний пенистый вал подхватил шкоут и мягко выбросил его на песок. Судно легло на бок, оголив днище и сломанный киль. Порванные паруса повисли над водой.
Теперь, когда стихия не угрожала, они сошлись в кучу, молча взирали на чужой пустынный берег и крестились. Всюду простиралась холмистая песчаная равнина. Ни кибитки, ни одного живого существа не было на ней. Только недогоревшая крупная звезда блестела в небе.
Посоветовавшись, моряки решили сойти и разжечь костер, чтобы высушить мокрую одежду и вскипятить чай. Пока команда перетаскивала мешки с провиантом и ломала коряги саксаула, Баранов определил по секстанту место крушения. Прибор указал восточный берег, близ Кара-Богазского залива. Первое, что пришло в голову штурману, было имя — Кият. Совсем недавно, в Астрахани, Баранов слышал о нем и знал, что живет он на острове Челекене. Штурман расстелил на коленях карту, измерил расстояние до острова. Версты перевел на часы и невесело подумал: «Если плыть на бударке, то займет не меньше недели, да и то ежели не будет мешать встречный ветер».
Ураган между тем постепенно утихал. Моряки развели костер, начали сушиться. Баранов тоже подошел к команде, снял с себя тяжелый намокший бушлат и брюки.
В полдень все снова перебрались на изуродованный шкоут и легли спать. Выставили одного сторожевого, матроса Дермидонта Алексеева. Моряк, пока спали его товарищи, видел, как на берегу появился мусульманин на лошади, посмотрел на шкоут и поскакал прочь. Дермидонт хотел крикнуть ему, но не успел и только подивился: «Чего бы бусурман испугался? Это мы должны теперь всех бояться!» Часа через четыре, когда встал Баранов, часовой рассказал ему о случившемся.
— Испугался, говоришь? — с недоверием сказал Баранов. — Нет, брат, вряд ли. Скорей всего за своими поскакал. К ночи жди — могут нагрянуть. — Тотчас у него созрел план: спустить на воду бударку, которая висела над самой водой, взять с собой двух человек и плыть на Челекен за помощью.
Штурман оглядел матросов, прикинул, кого взять с собой, и выбрал двух: унтера Томилина и дюжего, плечистого Карпа Архипова. Старшим в команде оставил Ивана Сергеева, Приказал ему: костров больше не разводить, дабы не привлечь внимания кочевников. Варить пищу и спать в шкоуте, непременно выставляя часового. Моряки сняли со шкоута бударку, погрузили на нее сухари и воду в бидоне, чтобы хватило по нужде на полмесяца, и пустились в путь.
Девять дней и ночей путешественники плыли вдоль берега. Останавливались на ночлег в небольших лагунах. Спали на песке, бросив под голову мешки и накрывшись брезентом. Питались сухарями и сырой водой. Огонь разводить боялись.
Трудным был переход от Красной косы до Челекена. Расстояние большое, море неспокойное. Будь ветер немного сильнее — могли бы вовсе не доплыть до острова. Но к счастью, после жесточайшей бури погода стояла хорошая. Ночью, правда, было холодновато, но днем пригревало солнце, и моряки ненасытно грелись его теплом.
К острову приплыли вечером, до захода солнца. Туркмены, заметив в море одинокую бударку, выехали к ней на киржиме, и, спустя час обессилевшие моряки предстали перед Кият-ханом. В кибитку, куда их ввели, сбежался люд со всего кочевья. Расспрашивали друг друга, что произошло, откуда взялись опять урусы. Вскоре всем стало известно, что моряки потерпели кораблекрушение и надо спасать остальных, которые сидят у Кара-Богаза.
Кият внешне не выказал беспокойства. Выслушав пострадавших, спокойно распорядился:
— Хов, Атеке, бери коня, скачи к Булату. Пусть снаряжает два киржима. А ты, Абдулла, поезжай к Кеймир-пальвану. Пусть тоже свой киржим готовит в путь. Да не забудьте сказать, чтобы все, кто поедет со мной, прихватили хирлы и луки. — Кият знал, что береговые туркмены или киргизы обязательно нападут и разграбят шкоут. Может быть, придется отбивать людей и добро оружием.
Баранова и двух матросов Кият усадил за сачак. Ел вместе с ними и расспрашивал о подробностях катастрофы. Видя, что люди измождены, он решил не брать их с собой. Сказал обнадеживающе:
— Аллах всемилостив, не пропадут. Ешьте, пейте да ложитесь отдыхать. Я сейчас же поеду туда,
— Без меня? — удивился Баранов. — Нет, дорогой Кият. Не затем я сюда десять дней добирался, чтобы прятаться в тепле, когда мои друзья-товарищи, можно сказать, гибнут. Я поеду с тобой.
Вскоре у кибитки Кият-хана собралось до полусотни джигитов, вооруженных ружьями и луками. Быстрой, хоть и нестройной толпой они двинулись в бухту, сели в парусники и тотчас отправились к месту крушения корабля.
Миновали Балханский залив, обогнули Красную косу. Плыли без остановок. Спали в киржимах и обед готовили тут же. На четвертые сутки, когда над Каспием опустилась непроглядная ночь, далеко-далеко впереди замаячил огонь.
— Опоздали малость, — сокрушенно сказал Кият. — Если бы на день раньше туда приплыть, то успели бы.
Баранов понял, что к месту гибели шкоута уже собрались полуголодные кочевники и теперь, наверное, делят добычу. Говорить ему, однако, ни о чем не хотелось. Страшная тоска сдавливала горло, из груди вырывался хриплый кашель: дало знать длительное путешествие по морю. Огонь приближался медленно. Казалось, он совсем рядом, но киржимы огибали мыски, пробегали лагуны, а пламя будто отодвигалось. Рано утром на берегу были замечены скачущие всадники: человек десять. Скакали они со стороны Кара-Богаза. Кият тотчас дал команду причалить к берегу. Несколькими выстрелами из хирлы иомуды привлекли внимание конников. Те остановились и слезли с лошадей. Кията они узнали тотчас, едва он вылез из киржима и ступил на берег.
— Откуда едете? — спросил Кият после обычных приветствий.
— Хов, Кият-ага! — обрадованно ответил один, — Аллах милосердный добычу нам в эту зиму послал. Целый корабль на берег выбросил.
Кият окинул настороженно всадника и только тут увидел, что хурджуны его наполнены до отказа зерном.
— Много там собралось? Нам что-нибудь достанется? — спросил с деланной усмешкой Кият.
— Не знаю, яшули. Мы сами кое-как успели. Мангышлакцы раньше нас на то место пришли.
— Много их?
— Сотни две будет. Может, больше.
— Ладно, йигит, спасибо тебе за весть. Поедем дальше, посмотрим — может, и нам чего-нибудь достанется. — И Кият пошел к киржимам.
Всадники вновь припустили коней и скоро скрылись за прибрежными дюнами.
— Плохо дело, Баран-ага, — сказал Кият. — Дальше тебе плыть нельзя.
Штурман не возражал: понял, что дело приняло серьезный оборот.
Кият взял с собой тридцать человек. Остальных оставил в киржимах и велел ждать его здесь. Краем берега густой толпой люди Кията двинулись к Кара-Богазу.
К полудню они увидели большой догорающий костёр, несколько кибиток на берегу и толпы мангышлакцев. Не сразу понял Кият, для чего разведен столь огромный костер. Лишь когда совсем подошел близко к кибиткам, то понял — догорает шкоут. Кочевники, разграбив судно, подожгли его.
Кият помрачнел. Направился прямо к юрте мангышлакского предводителя. Он не знал, кто сюда привел народ на разбой, но предполагал — должно быть знакомый хан. Кият хорошо знал всех мангышлакских. Со многими познакомился, когда гостил у Пиргали-султана.
Люди Кията остановились у входа. Сам он велел слуге позвать сердара. Из юрты вышел седобородый толстый старик в богатой хивинской шубе, в круглой шапке, опушенной лисьим мехом. Кият сразу узнал его: Мавлям-хан. Следом за ним появился Ораз-Мамед. Сузив глаза, он поздоровался и отвернулся. Кият окинул его презрительным взглядом, «Что ждать от этого человека, — подумал Кият, — если он не захотел вместе со мной угоститься во время курбан-байрама на Дардже?»
— Заходи, Кият-ага. Моя кибитка всегда была для тебя открыта, — пригласил Мавлям-хан и продолжал: — Нынче с радостью мы, можно сказать. Хлеба много добыли и пленных урусов взяли. Молодые, крепкие. Четверых в Хиву увезли, двух себе оставил.
— Оставшихся вернешь мне, Мавлям-хан, — строго выговорил Кият. — Не надо тебе забывать, что вместе со своим Пиргали-султаном ты живешь в подданстве ак паши...
— Вах, Кият-ага! — удивился Мавлям-хан. — Когда еще был разговор о подданстве, а сейчас какой
