— Ну, ясно, надо к ним обязательно втереться! Это мы и раньше решили! А вот как? Как? — загорелся Хихикало.
— А это видишь? — Борис сунул ему под нос Мишкину записку и деньги. — Говорил, надо следить! Мы — им, тогда и они — нам! Понял?
— Понял,— ахнул Хихикало.
— Сейчас или никогда! — воскликнул Борис.
— Сейчас! — как эхо откликнулся Хихикало. «Сейчас!» — быстро написал в блокноте Молчун.
— Пошли в «Спорттовары», — непререкаемо сказал Борис.
«На кошкины деньги»
Напрасно Михаил и Женька с секунды на секунду ожидали появления Мошкиных под своим окном с тугой бухтой капронового троса в руках. И напрасно ожидали, хоть на худой-то конец, появления кота Барсика у Мошкиных. Ну и, конечно же, напрасны были их ожидания, что тетя Клава, которая все время маячила во дворе, возьмет и смилостивится, освободит их из «темницы»: грянут праздничным барабанным боем ее шаги на лестнице, веселым звонком прозвенит замок, скрипкой зазвучит открываемая дверь, и тетя проникновенным баритоном воскликнет: «Темницы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа!» Нет, все это очень напрасные ожидания. Тетя Клава нашла себе уйму дел во дворе: чинила забор, подрезала кусты лавра, выбивала ковер — и ясно было, что эти занятия она себе придумала, чтоб не скучать на посту, как часовой.
Когда же темнота заставила ее покинуть двор, Михаил повторил свой рискованный спуск по телевизионному шнуру. Только на сей раз он благополучно добрался до земли. Женька с опаской следил за ним из окна, свет на мансарде у них был предусмотрительно потушен. Михаил заторопился к калитке, обо что-то споткнулся, и вдруг все кругом зазвенело, застучало, загрохотало. У тети Клавы сразу распахнулось окно.
— Михаил, домой! — крикнула она в темноту. — Хочешь, чтоб я тебя назад в Москву отправила?!
И как она догадалась, что во дворе Михаил?! А у калитки по-прежнему что-то звенело и стучало!
— Миша! — повысила голос тетя Клава.
— Я выпутаться не могу... — жалобно ответил невидимый Михаил.
— Как запутался, так и выпутывайся, — посоветовала тетя Клава. Когда Михаил наконец-то оказался в комнате (тетя Клава все-таки ему помогла и отвела на мансарду за руку), он угрюмо спросил:
— Консервные банки?
— Консервные, — улыбнулась тетя Клава, затем ушла, позабыв пожелать племянникам «спокойной ночи», но не забыв запереть дверь.
— Какие еще... банки? — огорошено спросил Женька.
— Такие... Из-под тушенки, — насупился Михаил. — Опутала все кругом рыболовной жилкой, шагу ступить нельзя. И банок понавесила и в траве, и в кустах. Сигнализация, — протянул он. — И когда она успела?
— А как она тебя в темноте признала? — спросил Женька.
— Как... — передразнил Михаил. — Сам подумай. Кто же там мог быть, кроме меня. Не ты же.
Больше Михаил не пытался выйти, потому что слишком глубоко задумался над угрозой тети: « В Москву отправлю!»
Утром, когда тетя Клава принесла «заключенным» завтрак, Михаил твердо сказал:
— Не будем завтракать. Объявляем голодовку.
— Ах, объявляете... — протянула она.—Да я вас за это обеда лишу.
Женька озабоченно взглянул на Михаила.
— От ужина мы тоже отказываемся, — заявил тот.
— Да-да, — закивал Женька. — Отказываемся... Но не от компота. Правда, Миш? Тетя, ты не забудь побольше принести.
Наверное, это и решило дело. Тетя Клава расхохоталась и вышла, почему-то забыв запереть «узников».
— Эй, на берегу! — крикнула она из палисадника. — Насиделись? Будете знать! Выходите!
Михаил и Женька метнулись к двери.
Они примчались к воротам дома Мошкиных. За оградой выросла мать близнецов и сурово сообщила:
— Их дома нет.
— Я же их сейчас в окне видел, — невинно соврал Женька.
— Сказала: нет, — отрезала мать. — Они наказаны. Я гляжу, вы тоже в синяках, как жирафы.
— У жирафов темно-желтые пятна, — заметил Михаил.
— И у вас тоже. Значит, слава богу, проходят, — мать Мошкиных пошла к дому.
— Скажите, пожалуйста, — сказал Женька ей вслед, — вчера ваш кот прибегал? И во сколько?
Мать резко обернулась.
— Я сейчас милицию позову!
Пришлось уносить ноги, раз она правду за насмешку принимает!
— Как думаешь, купили они? — невесело спросил Женька Михаила.
— Как же, как же... Я теперь только на кота надеюсь, что он деньги не потерял.
Они решили проведать шлюпку, как она там, а потом опять наведаться к Мошкиным: как они там. Возможно, кот вернулся ночью, а Мошкины нашли записку и деньги только сейчас.
В «Спорттовары» Михаил даже не заглянул — расстраиваться только: денег нет, да и трос, наверное, весь разобрали. Лучше уж мучительная надежда, чем безнадежные мучения.
Когда они, миновав старую пристань, вышли к заброшенному пляжу, до них донесся какой-то непрерывный металлический стук.
— Это у нас! — встревожился Михаил.
Они бегом обогнули скалистую гряду и... остановились.
На берегу кипела работа! Молчун и Хихикало вовсю стучали молотками, отбивая на валуне ржавчину с якорной цепи. Рядом с ними сидел Борис и яростно полировал рашпилем зубья небольшого якоря, о котором так мечтал Михаил.
Работа сразу же прекратилась...
— Уходите отсюда! — пронзительно закричал Женька.
— Привет, — как ни в чем не бывало сказал Борис.
— Привет, — безмятежно сказал Хихикало. А Молчун поздоровался интеллигентным кивком головы.
— Уходите! Уходите! Уходите! — заверещал Женька.
Михаил стоял как столб, не врытый в землю. Казалось, качнет ветерком, и он упадет. Такой у него был вид неустойчивый.
— Не ори, — попенял Борис.
— Чего орешь? — тоже мягко сказал Хихикало. А Молчун снисходительно посмотрел на Женьку, будто укоряя: ну чего ты тут разорался?
— Вступаем в твою команду — нахально заявил Борис. Важно достал из шлюпки какой-то пухлый полотняный тючок и гордо швырнул Михаилу под ноги. Тючок развернулся — в нем была связка капронового троса.
— На кошкины деньги,—сказал Борис.
— Кота перехватили, — захихикал Хихикало и умолк.
Михаил, не веря самому себе, не мог оторвать глаз от сокровища у ног.
— Миша, — умоляюще начал Хихикало, — ну, прими нас... Ну, чего ты?
А Молчун понурился и, словно плача, начал тереть кулаками глаза.
— Последний. Еле-еле успели купить,—сообщил Борис. Михаил молчал.
