которых был осужден Микаэл, скорее всего, были ложными. Микаэл Тверской был казнен несправедливо, о величайший!
— Месть обиженного слуги, — презрительно бросил Узбек — Выдайте этого сотника головой Кавгадыю, и дело с концом.
— Мы тоже сначала так подумали, благороднейший хакан. Однако нукеры этой сотни все как один подтвердили показания своего начальника.
Узбек сокрушенно опустил голову.
— Аллах спросит с меня на том свете за эту смерть, — глухо проговорил он. Затем, выпрямившись, зло и жестко отрезал: — Пса Кавгадыя подвергнуть лютой казни, дабы впредь ни у кого не возникало соблазна вводить великого хана в заблуждение. Отныне старший сын князя Микаэла увидит от нас еще больше милости, чем прежде. Несправедливо лишив его отца, мы сами должны теперь по-отечески опекать молодого князя Деметрея, наставляя его в трудном деле управления.
— Это мудрое и благородное намерение делает честь повелителю народов, — без всякого выражения отозвался Кутлуг-Тимур.
4
Великий князь! Наконец-то великий князь! Даже обаяние тысячи юных красавиц не смогло бы взволновать, а тысяча сосудов молодого вина опьянить Юрия сильнее, чем два эти простых и вожделенных слова, повторять которые он мог, казалось, до бесконечности. В первые недели жизни в володимерских великокняжеских хоромах Юрий десятки раз на дню распахивал окно и жадно глядел на лежавший внизу главный город Руси, точно желая уверить себя, что все это происходит с ним наяву. С жалостью и каким-то снисходительным пренебрежением думал Юрий о своих предшественниках, которые, повенчавшись на великое княжение в Володимере, возвращались править обратно в свои вотчины, словно признавая себя недостойными оказанной им чести. Нет, великого князя Юрия Даниловича больше никто не увидит в бревенчатом, отличающемся от обычной боярской усадьбы лишь размерами Московском кремле! Там пусть сидит Иван. Его же, Юрия, местопребыванием отныне станут белокаменные палаты в Володимере — единственное жилище, достойное его нового сана.
Как просто и безжалостно, оказывается, устроен этот мир: ни старейшество, ни даже военная сила не значат в нем ровным счетом ничего, когда в дело вступает подлинный владыка всех людей — всемогущее золото. В отличие от своего незадачливого соперника, простодушно уповавшего на закон и обычай, Юрий понял это сразу — и победил. Теперь настало время пожинать плоды своей победы. Собственное будущее виделось Юрию вполне безоблачным. Правда, он не без некоторой тревоги думал о преемнике казненного Михаила: говорят, Дмитрий отличается крутым и памятливым нравом. Но Юрий не сомневался, что юный Константин, заточенный в дальних покоях великокняжеского дворца, станет надежной уздой для мстительных порывов молодого тверского князя.
Что же касается покойного Михаила Ярославича, то его тело, вероятно, стало бы добычей стервятников, если бы мудрый Кавгадый не обратил внимание новоиспеченного великого князя на то, что даже мертвый Михаил является весьма ценным товаром, сулящим Юрию верный барыш.
— Ты сможешь обменять его на тело несчастной хатуни Кончаки, — наставлял Юрия многоопытный царедворец. — Это покажет великому хану, что ты чтишь память его сестры, и увеличит его доверие к тебе.
И снова — в который уже раз! — Юрий вынужден был признать правоту своего хотя и не бескорыстного, но такого полезного советчика. Он распорядился отвезти тело Михаила в Москву и временно упокоить его в Спасском монастыре, а сам принялся с нетерпением ожидать посольства из Твери. Сперва Юрий собирался раздавить несчастливых соперников ледяным высокомерием и гордостью, но затем его мысли приняли иное направление. Обретение великого стола не умерило ненависти Юрия к тверским князьям; наоборот, теперь он с удвоенной силой жаждал войти в Тверь как завоеватель и всласть рассчитаться за бортеневское унижение. Но мерзкий, постыдный страх перед Тверью, поселившийся в его душе после Бортенева, не оставлял Юрия и здесь, в Володимере; даже сейчас он в глубине души не мог позволить себе отнестись к Дмитрию и Александру как к недостойным, не заслуживающим уважения противникам. И потому у Юрия возникла мысль попытаться обмануть тверских князей, усыпить их бдительность притворной приветливостью, а затем, когда враг будет пребывать в уверенности, что с вокняжением Юрия на володимерском столе причина для его вражды с Тверью иссякла сама собой, нанести неожиданный и сокрушающий удар.
— Теперь у них, верно, норова-то поубавилось, — с самодовольной усмешкой говорил великий князь, предвкушая новое унижение тверского княжеского дома. — А опосля того, как у меня побывают, его и вовсе не станет. Уж я-то знаю, как с такими толковать надобно.
— Что же вы с Димитрием не приехали на мое венчанье? — с выражением кроткого укора молвил Юрий прибывшему в Володимерь Александру, тая в уголках рта издевательскую усмешку. — Али обиду затаили в сердце своем? Может, мните, что это я повинен в смерти вашего родителя? Так ведь не я велел убить его, а царь Азбяк. У Михаила была возможность оправдаться, и ежели он не сумел этого сделать, мой ли в том грех?
Как ни готовил себя Александр к этой нелегкой встрече, глумливое лицемерие Юрия возмутило его до глубины души. Княжич вспыхнул от гнева и вызывающе вскинул голову, намереваясь дать резкий ответ, но, ощутив на плече предостерегающее прикосновение кого-то из своих спутников, сдержался.
— Бог рассудит тебя с Михаилом — не я, — холодно произнес Александр, избегая встречаться с Юрием взглядом. — Ни корить, ни проклинать я тебя не стану. Об одном лишь прошу — отдай мне тело моего отца! Почто велел ты захоронить Михаила на Москве? Ты ведь победил! Ты отнял у него все — великий стол, доброе имя, самое жизнь; ужели откажешь ему даже в праве упокоиться в родной земле, подле отчих останков?! Не пристало великому князю воевать с мертвыми!
— Я был прав — ты все-таки винишь меня, — разыгрывая оскорбленную добродетель, вздохнул Юрий. — Повторяю: не я убил Михаила. И дабы ты ведал, что я вовсе не такой злодей, за коего вы меня почитаете, я отдам тебе Михайловы останки. Но и вы, в свой черед, возвратите мне тело супруги моей, безвременно почившей, а то как-то несправедливо выходит.
— Сие будет сделано незамедлительно, — с готовностью ответил Александр и, потупившись, с усилием проговорил: — Но у меня есть еще одна просьба.
— Догадываюсь, какая, — осклабился Юрий. — Увы, здесь мы не столкуемся. Константин в моих хоромах — лучшая порука тому, что у твоего братца не возникнет искуса силою воссесть на володимерский стол. Ему, поди, обидно, что то, что он считал своим, вдруг уплыло у него из-под носа. Не по злобе, а лишь спокойствия своего ради пригласил я княжича погостить у себя. Покуда вы не выйдете из моей воли, с головы Константина не упадет ни один волос.
— Дай мне хотя бы увидеться с братом! — в отчаянии воскликнул Александр. — Ежели ты хочешь прикрываться Константином как щитом, тебе придется доказать, что он жив.
— Что ж, это разумно, — после некоторого раздумья нехотя согласился Юрий и, пристально глядя на Александра, с угрозой добавил: — Только учти, княжич, — стража у меня надежная, а стены здесь, как ты сам видел, не то что у вас в Твери — каменные!
Выдавив из себя слова благодарности, Александр, окруженный своими боярами, направился к выходу. Юрий с насмешкой глядел им вслед. Словно почувствовав на себе этот взгляд, у самой двери тверской княжич остановился и обернул к торжествующему врагу лицо, горевшее гневом и презрением.
— Твоя беда, Юрий, в том, что ты отчаянный трус, громко. на всю палату, произнес Александр. — Ты не токмо боишься Димитрия, хотя великий князь не он, а ты, — даже мертвый Михаил все еще внушает тебе страх. Ты радуешься, что погубил отца, но тебе невдомек, что тем ты лишь увеличил его славу, ибо он умер смертью истинного христианина и князя, а на Руси издревле никого не почитают так крепко, как безвинных мучеников. Сумеешь ли ты встретить свой конец столь же достойно, как это сделал тот, кто по праву носил звание первого меж князей русских? Днесь твоя взяла, но попомни мои слова — недолго торжество твое продлится. Пируй, Валтасаре, тешься похищенным — невдолге узришь ты огненные письмена!
