пойдет дождь, все угрожающий разразиться, быть может, благодаря Лонласу он сможет завтра постоять за себя на обеих ногах? Сумеет на обеих ногах принимать удары Рейнольда. Несколько тяжелых капель... Надежда. Все кончено. Слышен лишь удаляющийся гром. Нечего рассчитывать на такую удачу! Он не заслуживает ее! Нечего на это надеяться, надо выстоять до конца!
Рейнольд бесится. Он думал, что сразу же прикончит этого хромого. Он вне себя от ярости и бьет «за». При каждой ошибке он с показным отчаянием взмахивает рукой. Промазав мяч, он бросает ракетку оземь. Навязанная ему укороченная игра выбила его из темпа, из привычного ему ритма. Ему не удается предложить свою Длину. И вот еще раз, дважды, Жан обыгрывает его свечкой, ставит в смешное положение!
Сет этот уже давно должен был закончиться в пользу Рейнольда. А у них поровну: пять — пять! Пусть же сдается упрямый француз! Ведь он хорошо знает, что все его усилия напрасны. При создавшихся обстоятельствах все равно окончательный результат может быть только в пользу того, кто полностью владеет всеми своими возможностями.
Жан и сам опасается этого, но отказывается верить в свое поражение. Суровая, неукротимая воля дает ему силы бороться. Он сжимает зубы, закусывает губы, которые кровоточат. Он не сдается. Выстоит до конца!
И вот он уже меньше чувствует боль. Должно быть, от движений чувствительность отчасти понизилась. Воспользоваться этим. На жать!..
Он делает усилие и переигрывает Рейнольда. Последний все же начинает входить в ритм. Тогда Жан еще укорачивает, ломает игру, снова дает свечки. Американцу удаются великолепные мячи. Жан проигрывает два, три, затем в свою очередь берет два, три. У противников теперь по шести.
Нет, дождя не будет, перерыва не будет. Надо выдержать до конца. Быть может, сердце и не выдержит такой нагрузки, но он будет сражаться до предела, до тех пор, пока жалкое тело Жана Гренье не сдаст, не преклонится перед более мощной моральной силой, если таковая выступит сегодня против него.
— Семь — шесть. Ведет Рейнольд!
Ну и пусть! Еще все не кончено. Не должно быть кончено!
Очко по очку Жан набирает преимущество в следующей игре... Он ведет. Он наверстал. Жан все же победит. Рейнольд и он снова лицом к лицу, и у них поровну.
Как долго еще так будет продолжаться?
Недолго, так как Жана пронизывает дрожь. Он знает, что дошел до предела. И тогда он идет на все.
Нет больше человека, которого мучает боль,— физически неполноценного игрока. Есть волевой человек, с еще большей волей к победе, чем у противника. Есть лишь дух человека,— и он сильнее всего.
Жан выигрывает восьмую игру.
Еще игру...
Хочу! Хочу!
И чудо свершается. Рейнольд сдает. Он признает себе побежденным. Это достойный боец, но нашла коса на камень. Ему приходится преклониться.
«Только бы выиграть этот мяч»,— напряженно думает Жан.
Последним усилием он сосредоточивается, вкладывает всю силу в удар, последний— это сетбол...
Мяч не вернулся.
Рейнольд поднял руки.
Но Жан уже не слышит криков восторга, оваций толпы. Обессиленный, восторжествовав духом, но с побежденным болью телом он рухнул как подкошенный на красный корт — и уже ничего больше не сознает.
Судьи, мальчики, подбирающие мячи, сам Рейнольд, перепрыгнувший через сетку,— все устремляются к Жану Гренье, который бездыханный лежит на земле.
Возгласы. Шум голосов:
— Подымите его!.. Носилки!..
Трое мальчиков бегут к выходу игроков, где в проходе они заметили носилки.
Зрители на трибунах все вскочили. Их герой лежит теперь поверженный на земле! Они отдают себе отчет в том усилии, в том напряжении, которое ему пришлось вынести, прежде чем перегруженное сердце сдало.
Возвращаются мальчики, волоча носилки. С бесконечными предосторожностями на них укладывают все еще не пришедшего в сознание Жана. Его уносят в помещение, из которого, полный жизни и сил, он два часа назад появился на корте. Зеленое полотнище опускается за теми, кто сопровождает носилки.
Тогда, и только тогда, судья — голос его дрожит от волнения — объявляет:
— Пятый сет закончился со счетом девять — семь в пользу господина Жана Гренье. Таким образом, игру и всю встречу в полуфинале на Кубок Дэвиса между командами Франции и США выигрывает Франция.
Сообщение это встречено на трибунах бурей приветственных возгласов, но Жан не слышит их.
— В раздевалку! — предлагает один из сопровождающих носилки.
— Нет. На перевязочный... И немедленно врача!
Последний уже спешит и встречает их в дверях перевязочной. Он отстраняет толпу — массажистов, игроков, любопытствующих зевак— и позволяет войти лишь Лонласу (он может понадобиться) и Рафаэлю.
Женевьева тоже тут. В тишине слышно лишь потрескивание приемника, но голос, еще недавно раздававшийся из него, умолк.
Носилки с Жаном устанавливают рядом с ее носилками. Врач склоняется над ним. Женевьева, насколько только может, тоже наклоняется над Жаном. С невыразимой жалостью и любовью — сомнений больше нет — она смотрит на него, и слезы навертываются у нее на глаза.
— Для беспокойства оснований нет,— говорит врач.— Пройдет... Это от напряжения... Подумайте, какое усилие! Он ведь играл с разрывом мышцы (Лонлас уже обследовал бедро Жана). Какое все же мужество!
Женевьева чувствует, как краска гордости заливает ее лицо. Лонлас, видимо, предупреждая вопрос, обращается к Рафаэлю:
— Ручаюсь, что еще до поездки поставлю его на ноги! Он будет играть финал!
Врач извлекает из своей сумки шприц и готовится сделать укол. Он защипывает кожу ноги и вводит иглу.
К Жану медленно возвращается сознание. Он еще не открывает глаз. Усиленно пытается вспомнить...
«Ах! Да! Рейнольд! Повреждение! Кубок!..»
Его охватывает беспокойство. Слабым голосом он спрашивает:
— Выиграл?.. Я выиграл?..
— Да,— отвечает голос, который он тотчас же узнает. С большим усилием Жан открывает глаза.
Хотя свет и ослепляет его, он сразу же видит, что она возле него. Одно мгновение, не доверяя еще своим глазам, он растерянно смотрит на нее.
Лицо ее, лицо, за которым укрылось столько вынесенных за два часа испытаний, строго. Ей так много хочется сказать ему, на что она никогда не решится. Она произносит лишь:
— Ничего, пустяки, Жан! Небольшое недомогание. Вы играли, перебарывая такую боль!..
Узнает ли она когда-либо, как и каким образом он страдал? Свет кажется ему таким ярким, что он закрывает глаза.
— Вам больно? — ощупывая комок мышц, спрашивает Лонлас.
— Да.
— Нормально. Вы так перенапряглись!
