поднимают. Держись за мной — виражить буду резко.
— Дед, к вам на помощь вылетело второе звено, держитесь!
Отвечать некогда.
Коровы быстро растут в прицеле, скоростенку мы успели набрать. Сзади-выше коров, дымя на форсаже, вниз сыпятся мессершмитты.
— Бьем коров и сразу мессов!
Очередь по тупой морде Ю-52, кажется там заблестели вылетевшие осколки остекления кабины… Кабрирование, месс метрах в четырехстах, это почти что лобовая, надо стрелять — сближение моментальное… Очередь! Но мгновеньем раньше по крылу что-то ударило. Месс начал стрелять раньше. На его капоте, у дульных срезов пулеметов, и на коке винта, у пушки, огненными бабочками заиграли, запорхали вспышки выстрелов. Но и я попал — фриц задымил, снизился, и пошел в сторону Сталинграда. Осталось трое… Нет! Ведомый битого месса пошел за ведущим! Нас двое надвое! А это уже другой расклад.
Мессершмитты, проскочив нас с Васей и коров, пошли на разворот и… исчезли в низкой облачности.
— Вася, ко мне! Отворот! Сейчас они нас будут ловить сзади!
Мы отвернули от юнкерсов, стараясь, все же, держать их в поле зрения. А вот из облаков выскочили мессеры… Тьфу, ты черт! Четыре самолета. Это Блондин.
— Где, Толя, был, цветочки нюхал? — с сарказмом поинтересовался я.
Молчит, стесняется.
— Блондин, атакуй коров. Мы присмотрим.
Звено Рукавишникова, каким курсом вышло из облачности, таким и настигло уходящие к Сталинграду юнкерсы. Один Ю-52 отстал и снижался. Наверное — это тот, по которому я стрелял. Его не тронули, а двух последних зажгли. Вот и все, можно бы и уходить, но тут где-то ползает пара мессов, а это плохо — могут ударить в спину и удрать в облака.
— Скала, это Дед! Есть радиопереговоры немцев в воздухе? — Молчание. — Скала, ответь Деду… Скала, Скала, ответь Деду…
Дед, это Скала. Вам 555, повторяю вам — 555.
По кодовой таблице это разрешение покинуть район патрулирования и вернуться на аэродром. Ну, с начальством спорить — в обед компота лишат!
— Блондин, пробегись, посчитай сбитых.
— А что их считать, Дед! Сколько было — столько и лежит! Восемь…
— Всем — домой… Смотреть хвосты. Скала, в точке — 8 сбитых, мы уходим, как поняли?
Я не стал ждать, когда к нам подойдет звено Блондина и взял курс на аэродром. Дело в том, что мой Як стал заваливаться на левый борт. Что-то этот фриц мне повредил, паразит эдакий. Что-то с крылом…
— Вася, пройди у меня слева, глянь, что там с крылом?
Истребитель Василия обошел меня сверху, подошел к крылу, немножко снизился.
— Дед, у тебя вырван порядочный кусок обшивки. Как управляешься?
— Нормально, займи свое место. До дома дойдем…
Вот почему меня валит на крыло. Попал фриц одним, может — двумя снарядами. А потом встречный поток воздуха что-то еще сорвал, и меня стало валить. Ну, ничего. Дойдем потихоньку. Опять чиниться, может — проще плоскости сменить? А то уже дырок в них много… Ладно, инженер что-нибудь придумает. Так, разворот, запросить посадку. Посадка разрешена, выпустить закрылки, шасси, тягу убрать… Ту-дух! Жестко как! Еще касание, запрыгал по кочкам, сели…
Боюсь, на сегодня я отлетался… Как мы там, в Советской Армии, говорили? Масло съели — день прошел. А у меня: в крыло попали — день насмарку. Ну, ничего. И на земле дел много. Та-а-к, а сколько же Тохе звездочек рисовать, что-то я не соображу… Два Ю-52 точно мои. Всего, значит, будет… девять! Ого! Еще одного — и я буду официальным асом этой войны. А совсем еще недавно за десять сбитых представляли к Герою Советского Союза! Сейчас, по-моему, планку подняли… Ничего! Какие наши годы — еще настреляю! Все у нас впереди, лейтенант Виктор Туровцев!
Глава 16
Я как в воду глядел! Инженер эскадрильи Квашнин, только посмотрел на битое крыло и сразу предложил менять плоскости. А что? И так время терять на ремонт, так зачем же чинить поврежденные крылья, когда проще поставить новые? Я был только за. Сбросив парашют, я сказал Тохе, что можно рисовать две звездочки, предупредил, что бы он смотрел внимательно и не превратил 'Дедушку' в биплан, хлопнул заржавшего воентехника по плечу, и пошел посмотреть посадку звена Рукавишникова. Замечаний у меня не было. Я крикнул вылезавшему из истребителя Толе, что он остается тут главным, и чтобы он бдил за всем, попросил дежурку и отправился в штаб. Неприятный будет разговор, но его надо начать, точнее — закончить его надо.
Доложив подполковнику Артюхову о проведенном бое, я хлопнул шлем на стол начальства и сказал:
— Вот вы меня все время укоряете, Петр Сергеевич, что нагло я с начальством себя веду, неуважительно… А я вас, видите, — по имени-отчеству…
— Хорош подкрадываться, Виктор! Говори, что хотел?
— Почему от нас утаивают данные радиоперехвата? — резко брякнул я. — Я сегодня голос сорвал, 'Скала да Скала…', а 'Скала' молчит как рыба об лед, и все тут! А в воздухе — пара мессов, ушли в облака — а откуда выскочат? Сзади, на дистанции открытия огня? В чем я неправ, а? Скажите, товарищ подполковник!
— Тихо, тихо! Остынь, Виктор! Прав ты, что тут сопли размазывать… Все я слышал, всему свидетель. И уже позвонил наверх. Хрюкин, наверное, там уже головы пообрывал кому надо. Этих наведенцев на выносных командных пунктах тоже ведь надо учить, а то посадили за рацию кого ни попадя… Хорошо — если летчик, списанный с боевой работы по ранению… А как из пехоты командир? Во-о-о! И я говорю тоже самое! Но — не при женщинах.
Я обернулся, симпатичная телефонистка, покраснев, спряталась за аппаратом.
— В общем, так, комэск! — хлопнул по столу комполка. — Зеленого змия ты дыманул… подожди, мне где-то записали… сейчас, сейчас… а, вот! Слушай! Капитан Вальтер Целиковски…
— Ух, ты! Это что — муж нашей киноактрисы?
— Не смешно… Ты слушаешь?
— Прошу извинить, товарищ подполковник! Молчу, как летучая рыба молчу…
— Так вот… — подполковник с сомнением посмотрел на меня, но я прижал палец к губам, и скромно, но с достоинством, улыбнулся. — Так вот! О чем это я? Ах, да! Совсем я с тобой, Виктор, забыл о чем я сказать хотел… Так вот!
— Вот так? — доброжелательно заглянул я в глаза подполковника.
— Цыть, в душу… и еще в….!
Сзади, за телефонным аппаратом, прыснула телефонистка.
— Вы что-то сказать хотели, товарищ подполковник…
— Я тебе щас скажу, Виктор, щас скажу… — отдуваясь, подполковник помолчал несколько секунд, и начал снова. — Так вот!
Взгляд на меня. Я стою и с ангельским выражением на лице молча внимаю отцу-командиру.
— Перестань лыбиться, и слушай! Гауптман, или по-нашему — капитан Вальтер Целиковски… Из 54-й истребительной эскадры, 2-я, что ли, группа… Ну — это не интересно… Воюет с 40-го года, имеет 27 сбитых, тут тоже, гад, проявился… Ну, ты знаешь. Его пара наших товарищей и сожгла. Ты его дыманул, но он до Питомника долетел. Переговоры и посадка зафиксированы службой радиоперехвата. Тебя он тоже знает,
