— Логика! — уронил снисходительно Гонтарь. — Чтоб завскладом да от себя греб!… Ха! Я в армии тоже служил, знаю. В любом полку прапорщики — клан.
— Чего? — не понял Рябченко.
— Ну, кореша, друзья.
— Да, эт точно! У меня кореша и на вещевом складе, и на продовольственном. Есть с кем выпить и закусить. Ну и я их при случае выручаю. Мало ли как бывает… Слышь, Борисыч…
— Я, вообще-то, капитан, — вдруг строго сказал Гонтарь и протестующе сбросил руку, которую ему панибратски положил на плечо прапорщик.
У того округлились глаза.
— К-капи-тан? К-какой капитан?
— Ну, какой. По званию я капитан. Я же тебе говорю: в армии служил в середине семидесятых годов. Как офицер запаса. После института.
— А-а… — облегченно вздохнул Рябченко. — А то ты меня напугал, честное слово. Неужели, думаю… Жарко даже стало, и хмель прошел. Дай-ка я еще хлебну, капитан.
Гонтарь подал бутылку, заливисто и с удовольствием посмеялся над словами прапорщика.
— А я чувствую, — говорил тот, — смыслишь ты в наших, военных делах. Про караулы спрашиваешь, про схемы.
— Иначе нельзя, Толик. Война идет. Хотя мало кто это осознает. Война не на жизнь, а на смерть. Или мы их, или они нас. Иного не дано. А кончится вся эта заварушка, мы и посмотрим — кто был с нами, а кто — против нас. Учти, зачтется.
Рябченко протестуюше присвистнул.
— Да какая война? Газетки разве что дерутся, да эти… депутаты. По телевизору. Эти собачатся, только пух летит. Мы лежим с Валентиной на диване, глядим. Смешно. Как они друг дружку словами-то поливают. Вот, думаю, им бы по автомату, они бы и палить стали.
«Дадим со временем и по автомату, может, придет такое время», — подумал Гонтарь.
— Слышь, Борисыч, — снова стал приставать прапорщик. — А где ты служил? В какой должности?
— На Дальнем Востоке, в дисциплинарном батальоне. Я юрист по образованию, туда и попал. Меня, когда приехал в армию, в штабе округа спросили: где хотите служить? В такую-то часть не откажетесь? У нас с офицерами там очень трудно. Ну чего мне отказываться? Я согласился, интересно стало — дисбат все же. И не пожалел. Ротным себя настоящим чувствовал. Шпана передо мною на цыпочках ходила. А чуть что — хвост кто поднял или там нарушение внутреннего распорядка — в каптерку к себе, ставлю по стойке «смирно». И — по харе его, мерзавца, по харе! Перчатки у меня специальные были, с рубчиками… Лупишь его, а он молчит, собака, зверем смотрит. Еще вмажешь, чтоб начальство уважал, Советскую Армию любил… — Гонтарь засмеялся. — Помнишь, может, Высоцкого, ходила эта запись по рукам:
— А, песня такая! Ага, слыхал! Солдаты у нас в части на маге крутили… А ты это, Борисыч…
— Ты это, повежливей себя веди, прапорщик! — прикрикнул Гонтарь. Что за фамильярность?! Слышь! Борисыч… Не раскисай. Не на базаре.
— П-понял. Извините, товарищ к-капитан! — Рябченко хотел было козырнуть, но лишь сбил фуражку с головы, и она упала куда-то назад, между сиденьями. — Б-больше не повторится. В-выпил малость, развезло… Виноват!
— Ладно, ничего. Главное, чтобы ты понимал свои оплошности. И настоящим бойцом стал.
— Буду стараться, товарищ капитан. Все, что обещал, сделаю. План части, решетки…
— Хорошо. Все. Приехали. Вон твоя Тенистая, иди.
Отыскав фуражку, Рябченко нахлобучил ее на голову, вылез из машины, стал навытяжку у открытой двери.
— Иди, Толя, иди, — кивнул Гонтарь. — И помни о том, что я тебе сказал.
«Мерседес» лихо взял с места и скоро исчез в потоке других машин. А Рябченко стоял еще с минуту, покачиваясь и тупо соображая: чего же это он наобещал?
Этим же вечером в другой части города, у одного из недавно построенных домов, бежевый «пикап» с голубой ладьей на боку налетел на Андрея Воловода. Воловод, выйдя из троллейбуса, переходил мостовую, услышал вдруг натужный рев мотора, оглянулся: из плохо освещенного переулка мчался в его сторону этот самый «пикап», шагнул было в сторону, попытался отскочить — не иначе за рулем пьяный водитель — но не успел. Ощутил страшный удар по ногам, упал сильно ударившись головой об асфальт, — и долго-долго падал в черную, бездонную яму…
Из «пикапа» выскочил растерянный водитель, высокий тощий парень, тут же собралась толпа, кто-то побежал звонить в ГАИ…
Глава двадцать вторая
Зоя наотрез отказалась лежать в больнице: кровоподтек на ноге мало-помалу рассасывался, занимать чье-то место она не хотела, ходила уже без посторонней помощи, а значит могла лечиться амбулаторно, Главное же — Русанова хотела быть дома, в кругу семьи. Потрясение, которое она пережила в ту памятную ночь, не прошло для нее бесследно. Зоя теперь часто и беспричинно плакала, боялась оставаться дома одна и настояла, чтобы Виктор Иванович поставил на дверь еще один замок. Он сделал это, понимая, что у жены — депрессия, помогал ей выбраться из сложного душевного состояния. Виктор Иванович говорил жене, что все происшедшее — случай, слепой и дикий, не надо так углубляться в мысли о всяких Маньяках, надо найти в себе силы, перебороть страх, забыть все, что произошло, отвлечься. Преступника рано или поздно найдут, он за все ответит по Закону.
Зоя слушала мужа с недоверчивой улыбкой на губах. Она плохо представляла себе розыскное дело, считала, что найти человека, подложившего им в вагон взрывчатку, такое же бесперспективное дело, как и штопка носков в темноте, и Виктор Иванович, как мог, убеждал ее в обратном, Он говорил, что существует целая наука и действенные методы розыска, что подняты на ноги работники милиции, не говоря уже об их управлении госбезопасности, опрошены многие пассажиры, работники железной дороги, ведется определенная работа и в уголовном мире — не думай, что там все однозначно относятся к этому подлому взрыву.
— Хорошо, Витя, хорошо, — соглашалась Зоя. — Ищите. Только ты, пожалуйста, приходи домой обедать и Сереже накажи, чтобы в вечернее время сидел дома. А звонить теперь в дверь знаешь как надо? Два длинных звонка и один короткий, Я буду знать, что это кто-то из вас. Никто ведь не знает, о каких звонках мы договорились, правда?
— Ладно, давай так будем звонить, — уступал Виктор Иванович жене — осунувшейся, похудевшей, с возбужденным блеском в глазах.
— Витя, и еще договорись, пожалуйста, в домоуправлении, чтобы нам на входную дверь, в подъезде, блок-прибор поставили. Видел, да? Только жильцы нашего подъезда и будут знать код, и никто посторонний не войдет.
Виктор Иванович пообещал ей и это, размышляя о том, что надо как-то потактичнее, без излишнего нажима, показать Зою врачам-психиатрам, полечить ее. Конечно, в санаторий она в ближайшее время не поедет, об этом и думать не стоит, а вот пригласить домой специалиста просто необходимо. Лучше,
