— Мы тоже вооружены, Зоя. И пока что получше, чем преступники.
Встал и Сергей, вышел в трусах в коридор, где отец торопливо надевал пальто, сказал:
— Возьми меня с собой, па. Где-нибудь в оцеплении постою.
Виктор Иванович скупо улыбнулся:
— Успеешь, сын. И в оцеплении постоять, и жену с детьми защитить… Вы ложитесь. Я позвоню, как освобожусь.
…Голубой рафик с группой захвата мчался по ночному городу. В машине сидела группа вооруженных, в бронежилетах, сотрудников управления — в основном офицеры отдела контрразведки: Коняхин, Кубасов, Гладышев, Попов и другие. Операция, к которой они долго готовились, вступила в свою завершающую стадию. Все было предварительно продумано и обсуждено до мелочей на оперативных совещаниях, даже проведены своеобразные репетиции. Каждый из членов группы захвата знал, что и как ему делать, где находиться, с кем контактировать, как вести себя в случае изменения ситуации.
Поэтому Виктор Иванович не стал что-либо напоминать своим офицерам, ни к чему, спросил лишь Коняхина — на каком этаже квартира, в которой прячется Дюбель.
— На двенадцатом, — коротко доложил тот.
Шестнадцатиэтажный громадный дом каменной глыбой спал на самом берегу городского водохранилища. Тускло светились лишь подъезды, а между светлыми вертикальными полосами, как лентами, черным глянцем отливали многочисленные окна и застекленные лоджии.
Рафик мягко подкатил к одному из подъездов; чекисты бесшумно и быстро вышли из машины. У троих — короткие, удобные автоматы, у остальных — пистолеты. План захвата вооруженного преступника предусматривал и его уничтожение, если Дюбелев окажет вооруженное сопротивление.
Двое из группы захвата остаются внизу, у дверей подъезда, по одному человеку Виктор Иванович ставит у дверей соседних подъездов, на всякий непредвиденный случай — мало ли как пойдет операция? Один из оперативников, с автоматом, уходит по ту сторону дома, выходящую окнами и лоджиями к водохранилищу. Четверо — Русанов, Коняхин, Гладышев и Кубасов — поднимаются на лифте на двенадцатый этаж. Им предстоит войти в квартиру, им предстоит главное.
Медленно ползет вверх лифт, взволнованно бьются молодые сердца чекистов. И лица у парней посерели. А может, виноват слабый свет в кабинке лифта? В самом деле, плафон заляпан чем-то желтым, красили, наверное, мазнули кистью… А может, просто лампочка слабая; впрочем, зачем она тут яркая?
И ехать с полминуты, и думать, наверно, надо о другом, а пришли вот в голову эти мысли. Виктор Иванович невольно улыбнулся — на себя бы поглядеть со стороны. Парни его внешне спокойны, это он сам волнуется. И нечего волноваться, это мешает. Вспомни, Виктор Иванович, к кому и зачем ты едешь!
Лифт щелкнул, остановился. Чекисты вышли из кабинки, оказавшись сразу же против нужной им сто семнадцатой квартиры. Хозяйка ее — продавец универмага, сынок ее сидел в колонии с Дюбелем, они и проходили по одному делу. Сегодня ночью, около двух, Генка кошкой шмыгнул с кем-то в этот подъезд и больше из него не показывался. Он здесь, за этой стандартной коричневой дверью, в сто семнадцатой квартире.
Левой рукой — в правой взведенный пистолет — Виктор Иванович нажал тугую кнопку звонка. За дверью — мертвая, глухая тишина. Как будто там никогда и никого не было.
Снова звонок. И снова в ответ тишь… Но что это? Что за отчетливый металлический щелчок? Так щелкает взводимое оружие. У них, у чекистов, стоящих на лестничной площадке, — два автомата и два пистолета. А у тех, за дверью? Те автоматы, что похищены со склада войсковой части? И пистолеты?
Русанов вопросительно смотрит на Коняхина, тот, кажется, понимает взгляд, пожимает плечами. С направленным на дверь автоматом стоит Гладышев, приготовился к прыжку рослый Кубасов. У Виктора Ивановича секунды на размышление, не больше. За дверью, возможно, уже что-то предпринимается.
— Дверь! — негромко командует Русанов.
Кубасов с Гладышевым с разбегу бьют плечом в дверь. Фанерная, довольно легкая, она с треском отлетает в сторону, чекисты врываются в квартиру. В прихожей спокойно горит свет, а посредине желтого линолеумного пола, с чайником в руках, застыл изумленный мужичок, в трусах и майке. Крышка в его руках звякает о чайник — вот тебе и «оружие»!
— Вы чего, ребята? — спрашивает мужичок, а зубы у него стучат пулеметом.
— Руки! К стене! — командует ему Гладышев, и мужичок послушно ставит чайник на пол, поворачивается к стене.
«Дюбель! Где Дюбель?! Неужели прокол?!» — напряженно думает Русанов, заглядывая в комнаты.
Из спальни выскакивает встрепанная, всклокоченная женщина, рот ее перекошен в страхе и гневе, она судорожно одергивает на себе халат, кричит визгливо:
— Что это такое? Что вам нужно?
— Где Дюбелев? Дюбелев! Ну! — напористо спрашивает Виктор Иванович, и женщина пятится от его взгляда, а может, от вида пистолета, шепчет побелевшими губами: «Нет здесь никого… Не знаю».
«В квартире три комнаты! — отмечает Русанов, и сердце его колотится у самого горла. — Ошибка, просчет! Три комнаты, сведения о квартире неточны… А в третьей, настежь открытой — балконная дверь… Ушел!»
Через мгновение Виктор Иванович в лоджии. Здесь никого, только бьет в лицо холодный, сырой ветер… Но где Дюбель? Где? Все соседние лоджии застеклены, уйти отсюда невозможно…
— Здесь нет никакого Дюбелева, ребята, — клацая зубами, говорит мужичок, сожитель хозяйки квартиры. — А звонок у нас не работает. Я проснулся рано, мне в автопарк, на автобусе работаю, дай, думаю, чайку пока согрею. А тут вы дверь ломаете…
Во второй комнате, на диване, лежал парень — торчала из-под одеяла коротко остриженная голова, хлопала испуганными глазами.
— Это мой сын, — сказала хозяйка. — Больше нет никого.
— Вставай, — приказал ему Русанов. — К стене! Хозяйский сынок оказался почему-то одетым, даже в ботинках.
— Заснул с вечера, — промямлил он на вопрос Виктора Ивановича. — Выпимши крепко был.
«Врет. Ему нужно было быть одетым. Зачем?»
Чекисты продолжали осмотр квартиры.
— Виктор Иванович! Сюда! — позвал Гладышев.
Он стоял у едва приметной двери кладовки — ее зачем-то занавесили длинной, до пола, тряпкой. Дверь кладовки оказалась запертой изнутри.
— Не ломайте! — закричала вдруг женщина. — И так всю квартиру мне испоганили!
Она подошла, решительно постучала.
— Леня! Выходи! Слышишь, что говорю? У них пулеметы, все тут перебьют. Идите вы к черту со своими выходками. Я только ремонт сделала.
«Леня?! Что за Леня?» — повернулся Виктор Иванович к Коняхину, но тот и сам знал не больше — видно, кто-то из корешей Дюбеля или сына хозяйки.
Дверь кладовки распахнулась, из нее шагнул угрюмый, заросший недельной щетиной верзила, покосился на направленные на него автоматы, молча протянул руки — щелкнули на его запястьях наручники.
— Кто такой? Как сюда попал? — спросил Виктор Иванович.
Детина сел на пол, рядом с мужичком, хмыкнул:
— Да так же как и вы, через дверь. Только я не ломал ее. Менты проклятые. И Дюбеля тут нет. Напрасно вы его ищете… Был и — фюить! — в форточку улетел. Ха-ха-ха…
«Врешь, здесь он, здесь! Он вошел в этот дом, он где-то в квартире… Неужели ушел через лоджию? Но как? Не спрыгнул же он с двенадцатого этажа! Может, его спустили на веревке его дружки, а веревку потом сбросили? Может, он успел выйти из квартиры, услышав рафик, увидев, что у подъезда, в пятом часу утра, появились незнакомые люди? А может, дверь специально открыта, чтобы ввести их, чекистов, в заблуждение, направить по ложному следу?»
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Виктора Ивановича. Он метался по квартире, заглядывал, что называется, во все щели, по Дюбеля не было. Ах, какая досада! Упустить преступника, за которым
