нас по звукоподводной. Ну да, она же у нас на левой раковине, им видно хуже, и оптика у них слабее. Нам теперь ГАС на них фокусировать, и передавать, заранее обусловленным кодом – четыре, четыре, четыре. Что значило: обе наши торпеды попали куда надо – то есть первая часть успешно, переходим ко второй. 'Шеер' обездвижен – надо теперь заставить его сдаться.
А он – стреляет! Куда-то в сторону – где ни нас, ни 'щуки' нет. Акустики докладывают – разрывы, по пеленгу.. Чревато ему конечно, течь усугубить, от сотрясения корпуса при стрельбе – но что ему еще остается, если лодка где-то рядом, сейчас торпеду в борт, и все? По обнаруженному перископу, фугасным с замедлением, чтоб рванул уже под водой – если близко, лодке мало не покажется. Что там ему, сигнальщики доложили – вот только найти нас, хрен вам! Карское море студеное, и суровее Баренцева – тут плавучий лед даже сейчас, в разгар полярного лета, причем как мелкие куски однолетки, с прошлой зимы, так и отколовшийся паковый, принесенный с севера, этот обычно торосистый, и ветер всегда, разводит волну, штиль бывает раз-два за все лето – короче, увидеть за всем этим перископ в трех милях, проще иглу в сене разглядеть. Еще раз стреляет – ну, блин! Он же ценный боезапас изводит, где мы снаряды к его пушкам пополнять будем? Надо вразумлять.
Поднимаем антенну. Первое сообщение – 'Сибирякову', пусть пока держится подальше. Второе – К-22, а вот она нужна будет здесь. Наконец третье, 'Шееру', заготовленное заранее – причем на его волне, с его позывными, и правильным шифром.
Сначала предполагалось послание, самого обычного в таком случае содержания – командиру крейсера такому-то, требуем сдать ваш корабль, во избежание бессмысленного кровопролития, в противном случае вы будете потоплены – и так далее. Идея, возникла совершенно случайно, когда Кириллов рассказывал о предположениях насчет нас, в штабе флота.
– Группа немецких антифашистов захватила одну или несколько подлодок – переспросил ТриЭс – а что, комитет 'Свободная Германия' уже создали? А, Сан Саныч?
– Создали, кажется еще в сорок первом – буркнул Саныч, чиркая что-то на листе бумаги – не мешай! Я немцам – ультиматум составляю! Сидорчук потом переведет.
– А что, если?
Мы все дружно взглянули друг на друга. Кириллов, как мне показалось – даже с мелькнувшим восхищением.
– Бред полный – сказал Петрович – хотя.. Вот, у нас на 'щуке' целый командир одной из лодок сидит. Но все равно – белыми нитками. Чуть копнут, и..
– Когда копнут – заметил Сан Саныч – черт, а может и проскочить! В форс-мажоре, в первый момент..
– А второго и не будет – вставил Григорьич – когда фрицев пленных, уже в трюма? Да ради бога! Вот только – как? Нет, не пройдет – по почерку узнают!
– Эт вряд ли! – ответил Саныч – эти конкретно лодки и 'Шеер' между собой раньше не взаимодействовали. Так что не думаю, что 'почерк' их радистов на 'Шеере' вот так, на слуху. А если они с машинки передают, а не ключом – так тем более!
– Короче, что теряем? – подвел итог я – но если выйдет, фрицы рожей в такое гуано! А уж что после гестаповцы их морячкам учинят, ну так не у нас же одних, тридцать седьмой! А также семьям якобы предателей – что вряд ли поднимет моральный климат в их тылу!
– Браво! – завершил Кириллов – вам, Михаил Петрович, в нашем ведомстве, работать бы. Только можно одно маленькое дополнение? Советовал бы не U-209, а U-601. Вы же этого, Броду, к аппарату все равно не подзовете? А одна 'взбесившаяся' лодка у немцев уже есть, тут главное, что прошла уже игра от ее имени, и немцы вроде поверили. По ошибке – что ж, пусть теперь окажется, что это была не ошибка. Назначим предателем, не Генриха Броду, а Петера Грау – в чем разница? Возражения?
Возражений не было. И теперь командир 'Адмирала Шеера', капитан цур зее Меедсен-Больдкен, сам не веря своим глазам, читал:
от лица командира и экипажа U-601 заявляем о переходе на сторону 'Свободной Германии' так как убеждены, что безмозглый ефрейтор приведет к краху нас всех. Категорическое условие, поставленное мне русскими – или сдача им вашего корабля с минимальными повреждениями, или уничтожение его со всем экипажем. Оцените меткость нашей стрельбы – не желая бессмысленной гибели соотечественников, мы хотим предоставить вам возможность сохранить жизнь, хотя бы в русском плену. Вам надлежит, немедленно спустить флаг, в знак того что мои условия приняты, развернуть все орудия на ноль, и как можно скорее оставить корабль в шлюпках, без оружия, гребите на зюйд – не позднее чем через два часа встретите русский транспорт, который возьмет вас на борт. В противном случае я вас потоплю, а затем расстреляю шлюпки и никого не буду спасать. Это же наказание последует, если корабль потонет до того как вас возьмут на борт; если же корабль не будет доставлен благополучно до ближайшего русского порта Диксон – то вас расстреляют: помните что корабль, это билет на жизнь вам всем. Жду вашего ответа полчаса, затем вы будете торпедированы. Петер Грау, командир подводной лодки U-601, комитета 'Свободная Германия'
Сначала хотели вставить сюда обращения из нашего 'письма моряков немецкому султану'. Остановило лишь то, что немецкие ругательства столь же разнообразны как наши – и столь же непереводимы. А 'ругается как матрос' – вообще, немецкая идиома. При любой неточности, поймут что не немец писал – и вся игра насмарку. Так что будем корректны.
Из мемуаров Меендсена-Болькена, 'Схватка среди суровых льдов'. Издание Нью-Йорк, 1962 год.:
Первым моим чувством был гнев. Эти мерзавцы мало того, что переметнулись к врагу в разгар сражения, когда Германия напрягает все свои силы, они еще и стреляли в своих боевых товарищей, чтоб заслужить снисхождение русских! Проклятые славяне, не могущие сражаться и побеждать честно, а лишь с исконно византийским коварством, что они наобещали этим ублюдкам, что те забыли присягу и долг?
Наскоро спущенные водолазы доложили, что наше положение безнадежно. Левый винт и перо руля полностью снесло взрывом, у правого винта утеряны все лопасти кроме одной, и похоже, погнут вал. Ход дать невозможно. Даже не будь рядом подводной лодки, у нас не было шансов; согласно лоции Карского моря, здесь нет течений, которые могли бы вынести нас на запад вместе с дрейфом льдов, как русский пароход 'Седов' в 1940 году; мы были бы обречены болтаться по волнам, пока нас не затопит штормом, не раздавит льдом, или же нас не убьют голод и холод, когда кончатся запасы на борту.
Лед! Проклятый лед! И холод. Скоро это проклятое море замерзнет – превратившись в безжизненную ледяную пустыню, на тысячи миль вокруг. С врагом можно сражаться, но природа, равнодушная и безжалостная, убьет нас всех вернее. Как мы выживем – среди мертвых льдов? Как – вернемся в Германию?
Под моим началом было больше тысячи человек. Сыны Германии, доверившиеся моему опыту. А я ничего не могу сделать, чтобы их спасти! Проклятые предатели через час выпустят в нас торпеды – и даже если у них не поднимется рука, стрелять по нам, мы все равно обречены. На открытом плотике в этом ледяном море выжить можно, максимум сутки. И мы не сможем взять с собой достаточный запас провизии – а в пределах досягаемости нет такого места, где нас могли бы обеспечить, едой и жильем. И даже если я как-то спасусь, и вернусь домой – моя карьера будет погублена навсегда. Командир, бесславно потерявший свой корабль в первом же походе, не нанеся никакого ущерба врагу! Насколько легче было Ламсдорфу – находясь в таком же положении как я, но не среди этих проклятых мертвых льдов, а в столице Уругвая! Геройски затопить свой 'Адмирал Шпее' – и идти сдаваться в цивилизованный плен, ожидая конца войны. А что делать нам?
Открыть кингстоны, и спасаться по возможности? Не спасется никто – с таким же результатом, я могу приказать, затопить корабль, команде оставаться на постах.
Как вообще, русские сумели так нас поймать? Они словно знали, где мы будем! Неужели, предательство – кого-то в самом верху? Нас предали – послав на верную смерть. Нас списали со счетов – расходным материалом.
Все смотрят на меня – что я решу, что придумаю. А я ничего не могу придумать – потому что выхода нет! Я сейчас должен буду принять решение – обрекающее всех их на смерть, вдали от дома, в этих проклятых льдах, и никто не узнает, как мы умерли все, за Германию! Я должен буду сейчас решить.. Я должен буду
