решиться – здесь нет номера отеля в Монтевидео, придется делать это здесь. Мертвые – ни за что не в ответе!
После я узнал, что Хольц успел схватить меня за руку, толкнуть под локоть. Благодаря этому, пуля лишь скользнула по виску. Но я почувствовал лишь страшный удар в голову – и миг блаженства, что все наконец завершилось. А затем наступила темнота.
Через минуту. На мостике 'Адмирала Шеера'.
– Командир!
Хольц, старший помощник, не успел отвести руку Меедсен-Больдкена; капитан цур зее опустился на палубу с залитой кровью головой. Все смотрели ошалело.
– Санитара!
Все молча стояли – и ждали, пока над телом не склонится врач. Слова, что командир живой, вызвали облегчение. Меедсен-Больдкена перевязали и унесли в лазарет.
– Над что-то делать – сказал Хольц – что-то решать.
– Приказывай – ответил штурман – вы теперь командир.
– Командир еще жив.
– Но не может исполнять свои обязанности. Нас потопят, через двадцать минут!
– Открыть кингстоны и оставить корабль?
– Это безумие. Стоит подняться волне – и на открытом плотике замерзаешь почти так же как в воде. Мы все погибнем!
– Если Грау не расстреляет нас сразу же. Предатель!
– Предлагайте хоть что-нибудь!
– Командир жив. Пусть он решит – когда придет в себя.
– Вы не хотите брать ответственность, Хольц?
– А вы – хотите? Кто будет отвечать?
– Сначала надо остаться живым.
– Армия фюрера стоит на Волге. Скоро уже эта война закончится, нашей победой и капитуляцией русских. И мы – вернемся домой.
– Вы предлагаете сдаться, Гюнтер?
– Сохранить себя для Германии!
– Спокойнее, господа! Все еще не так плохо. А если – сделать вид? Артиллеристам, тайно остаться на корабле – и когда лодка предателей всплывет, расстрелять ее в упор. Ну а после – будем решать, что делать дальше.
– Слишком очевидно. Именно так действовали суда-ловушки еще в ту войну, это знает каждый грамотный подводник. Грау мерзавец и предатель – но не дурак. Именно поэтому он попросил у русских транспорт – сами он не всплывет.
– А если – захватить этот транспорт? Вряд ли он хорошо вооружен – и имеет многочисленную команду. Спрятать в шлюпках оружие – и взять транспорт на абордаж. Затем можно будет взять наш корабль на буксир. Это – шанс!
– А Грау?
– Что-нибудь придумаем. Время уходит!
– Поднять самолет. Подвесить противолодочные бомбы! Патрулировать в воздухе – пока мы не подойдем на захваченном транспорте, не заведем буксир.
– Грау догадается. И потопит нас, когда самолет приземлится. Он же не может оставаться в воздухе долго! Несколько часов – и все.
– Часть команды должна остаться на корабле! Артиллеристы.
– Но не слишком много. Иначе будет видно, что на плотиках и шлюпках не все.
– Так что будем делать с самолетом?
– На всякий случай, погрузить в 'Арадо' секретные документы и флаг корабля.
– Вы допускаете случай сдачи в плен?
– Я просто предусмотрителен.
– Поддерживаю.
– Тогда поспешим, господа – времени мало!
Секретность сыграла злую шутку – с офицерами кригсмарине. Что должны были думать матросы – не зная о хитром плане, но получившие приказ, готовиться к оставлению корабля? Зато никто не догадался изолировать санитаров. И очень скоро о том, что командир застрелился – знали все. Также, матросы видели, как снимают флаг, и грузят в самолет. Вместе с документами – как положено по уставу, при оставлении корабля. И оттого, боевой дух команды был – соответствующий.
И гидроплан, чуть покрутившись над 'Шеером', сбросил бомбы – как докладывал после пилот, на будто бы показавшуюся ему подлодку. А затем, оставшимсь без боеприпаса, согласно инструкции, взял курс на запад. Пилотам очень не хотелось садиться в море, когда кончится топливо – не дотянув.
Капитан-лейтенант Видяев Федор Алексеевич. Подводная лодка Щ-422. Карское море 25 августа 1942.
Честно признаюсь – в реальность плана наших потомков я не верил. Сдать свой корабль противнику – какой командир, верный присяге, на это пойдет? В безвыходном положении надлежит уходить на дно, с поднятым флагом – погибаю, но не сдаюсь; уже сто лет не было иных примеров – ну если не считать Цусимы, где продажные царские адмиралы сдали эскадру самураям за японское золото, как говорили нам в училище. Эти же немцы, после той войны, в Скапа-Флоу, под дулами пушек британских дредноутов, затопили весь свой флот, чтоб не достался англичанам – так отчего здесь они должны вести себя иначе? Потому я ожидал, что или фрицы отвергнут ультиматум, и нам придется их топить, или они покинут корабль в шлюпках, прежде открыв кингстоны – что ж, потеря врагом тяжелого крейсера, это тоже очень неплохой результат.
Однако же, 'Шеер' не стал тонуть, после того как шлюпки, с плотами на буксире, отошли от борта. Мы дали им отдалиться на достаточное расстояние, а затем всплыли, примерно в кабельтове от шлюпок, так чтобы они оказались между нами и 'Шеером' – чтобы если на корабле кто-то остался у пушек, то стреляя в нас, попадали бы по своим. Но орудийные башни крейсера остались неподвижны – а вот фрицы на шлюпках, в ответ на наш приказ стоять и не двигаться, отданный в рупор, по-немецки, открыли стрельбу из автоматов и винтовок, причем несколько шлюпок вырвались вперед, очевидно пытаясь пойти на абордаж. Так как было волнение, шлюпки качало гораздо сильнее чем лодку, отчего огонь немцев был неточен. Эта попытка была пресечена выстрелами из наших 45-мм пушек, две шлюпки были разбиты и потонули, со всеми бывшими в них – после чего фрицы прекратили пальбу, и стали махать белыми тряпками.
Мы тоже перестали стрелять – и крикнули немцам, чтобы они выбросили все оружие в воду. Сейчас подойдет транспорт, беря их на борт, будем обыскивать, у кого найдем хоть нож или пистолет, самого выкинем в воду – если же в шлюпке окажется оружие, неизвестно чье, то будет это будет с каждым десятым из бывших в ней. Фрицы подчинились – видно было, как они выбрасывают свои железки. После чего мы приказали явиться на лодку командиру и старпому. От сбившихся в кучу шлюпок отошла одна, нам на палубу поднялись немец в парадном мундире с кортиком – козырнул мне, пытаясь сохранить лицо, представился как корветтен-капитан Хольц, старший помощник, и сам отдал свой кортик и пистолет. На мой вопрос, где командир – он указал на шлюпку, откуда двое немецких матросов выносили тело с перевязанной головой. Ранен при взрыве? – нет, пытался застрелиться, не вынеся позора. Но ведь не застрелился же – значит, позор ему будет. Тут первый немец, Хольц, напомнил нам о Гаагской конвенции, что-то там о военнопленных.
Вот сцуко! Наслышаны уже, как они с нашими пленными – а как сами, тут же поют о правах и конвенциях. Ну я тебе счас..
– Вы сами разорвали все конвенции, своим зверским обращением с нашими пленными и мирным населением. То что вы сейчас все живы, это исключительно моя добрая воля. В полученном мной приказе не было – обязательно оставить вас живыми. Марш на нос – и стой там тихо. Ермилов, переведи.
А куда мне еще – этих двоих? В кубрике – те двое фрицев с лодки сидят. Тот, который командир – еще
