– Ой, ну какие вы! – начала раздражаться Лиза. – Идеальные формы настоящему художнику неинтересны! Это пустышка. Шаблон. Изюминка в нестандартности. Ясно?
– Куда уж яснее. – Горецкая покрутила пальцем у виска и многозначительно поджала губы. – Чтобы стать музой твоего Модильяни, который забил тебе башку этой ерундой, нужно иметь кривые толстые лапки, перебитый нос или бельмо на глазу. А то рискуешь прослыть шаблоном! Слушай, Лизавета, пока не залетела от своего дефективного, найди чего попроще. Обычного олигарха, которому нравятся длинные ноги и нормальная грудь, как у тебя. Тебе это вполне по силам.
– А мне кажется, что у Славы комплексы, – неожиданно изрекла Рита. – Имея такую жену, как Лиза, нужно жить и радоваться, что рядом болтается подобная красотка. А эта пурга, которую он метет, больше похожа на попытку сформировать у Лизаветы комплекс неполноценности. Это психологический ход с непонятной целью. Для нас непонятной. Сейчас ему нужна задастая муза, через месяц потребуется анорексичная вешалка, а потом он и вовсе решит устроить перформанс с костылями и калеками. И чего, Лизавета должна будет всякий раз соответствовать? Вряд ли у нее это получится. В общем, я считаю, что он проедает тебе мозг и формирует чувство неясной вины и отчетливой благодарности, дескать, спасибо тебе, Славочка, что терпишь меня, такую… э-э-э… шаблонную картонку!
Лиза молча хлопала глазами, неуверенно улыбаясь.
– Это ты, мать, слишком длинную речь загнула. – Горецкая качнула Лизавету и дунула ей в физиономию: – Вон, Даная наша в ступор впала. До утра теперь будет переваривать.
– Все я поняла, чего ты? – Лиза сладко потянулась, встала и прошлась по раздевалке, красиво перебирая длинными ногами. – Толстеть не стану. Но надо с собой что-нибудь такое сделать, чтобы удивить его. Наверное, я ему приелась. Ведь в жизни как бывает: сначала любовь и безоговорочное приятие любых слов и действий партнера. Затем начинаешь замечать мелочи. Вскоре они чуть-чуть раздражают, потому что пропадает новизна, эмоции не находят выхода. Ты видишь изо дня в день одно и то же, и так как не отвлекаешься на что-то необычное, непривычное, то в этом «одном и том же» видишь трещинки и потертости.
– И где у твоего красавца потертости с трещинками? – Валерия кусала губы, чтобы не расхохотаться.
– Не у него, а у меня. Мужчинам обыденность приедается быстрее, – снисходительно пояснила Лизавета.
– Ой, и не говори! – замахала руками Горецкая. – Как дважды холостая подтверждаю: они любят все новое. Причем сразу. Как только от одного пирожного откусят, так сразу на следующее начинают заглядываться. А ты так и живешь надкушенная и недоеденная. И вроде пудрой присыплешься, и розочку марципановую воткнешь, и даже ягодку куда-нибудь привесишь, а каждый следующий опять надгрызет, как хомяк, и дальше чешет. Вот так к концу жизни остается один огрызок, полный умных мыслей и запоздалых выводов!
– Я, наверное, стрижку сделаю эпатажную, – произнесла Лизавета.
– Только в попытках эпатировать своего гения не перестарайся, а то с работы вылетишь, – покачала головой Рита. – Зеленые волосы или блестящая лысина могут сильно впечатлить шефа.
– Да, – вздохнула Лиза. – Тогда я татуировку сделаю.
– Лишь бы не на лбу, – усмехнулась Горецкая.
– И пирсинг, – добавила Лизавета.
– Ой, мне же Лешке в садик надо колокольчики купить! – хлопнула себя по лбу Рита. – И три шарика сдать. У них там утренник какой-то будет.
– Точно, колокольчик! Чтобы звенел тоненько-тоненько. В пупок! – обрадовалась новой идее Лиза.
– «Кащенко»… – Горецкая поиграла бровями. – Какое счастье, что я свободная, незамужняя девушка, пусть и не первой свежести! Без шариков, колокольчиков и лишних людей на моей жилплощади. До завтра, бедные вы мои!
Глава 4
Колкий снег царапал кожу и ледяными каплями застывал на щеках. Лиза изредка касалась пальчиками скул, словно пытаясь удостовериться – не слезы ли это.
«Я не плачу. Все нормально», – мысленно повторяла она.
Мантра не помогала. Потому что ничего нормального в ее жизни на данном отрезке не было. Даже, казалось, и отрезка никакого не существовало. Так – смутный пунктир, с которого того гляди соскользнешь в черную пустоту.
Лизе Бабаевой жизнь всегда казалась сложной. Она напирала, давила и теснила, отвоевывая у Лизы личное пространство. Люди, с которыми надо общаться. Обязанности, которые непременно надо выполнять. Поэтому Лизавета еще в юности решила, что самое простое – наплевать на все, что напрягает, и жить так, как живется. Неважно, чт
И она как-то жила. Спокойно, размеренно и легко. А вскоре на одной вечеринке рядом с ней уселся слегка поддатый парень, и Лиза пропала. Вот просто в одно мгновение – раз, и пропала. То ли кокон треснул, то ли она впустила незнакомца внутрь, но жизнь внезапно стала чувствоваться острее. Ароматы, события, время – все вдруг стало сочнее и ярче. Будто Лизавета сидела за окном, занавешенным застиранной марлей, а потом вдруг пришел Слава и марлю сдернул, одним движением открыв Лизе все краски мира. Длинноволосый, с неправильными чертами лица, неуклюжий, точно гадкий утенок, в немыслимо яркой одежде – он был пришельцем с другой планеты. Его картины казались верхом совершенства, воплощением ее фантазий, голос завораживал, мысли были Лизиными мыслями, она угадывала его, чувствовала и понимала, как саму себя. Без Славы она не смогла бы жить и дышать. Он был первым, кого она боялась потерять. Лизавета вылезла из кокона и вцепилась в своего художника, как утопающая. Без него она бы утонула. Но пока еще Слава был рядом.
Слово «пока» пугало Лизу до обморока. Оно звучало как отсрочка приговора.
Любовь требовала жертв. Лиза разругалась с мамой. Родительница плевалась и топала ногами, увидев будущего зятя с дредами и в полосатых гетрах.
– Лиза, что это? – Маменька тыкала пальцем в приведенного домой кавалера, словно в экзотическое насекомое, невесть как заползшее в приличный дом. – Почему он без штанов?
Без штанов Слава был потому, что готовился воплотить на холсте шотландские мотивы, щеголял в клетчатой юбочке и «ловил волну». Волна не ловилась, даже игра на волынке музу не приманивала. Но рассказывать маме про ожидаемые космические вибрации и связанный с этим ожиданием прикид было нелепо. Разве в состоянии понять все это среднестатистическая тетка с неполным высшим образованием, сидящая в ЖЭКе и общающаяся исключительно с электриками и сантехниками?
На свадьбу маму не позвали. Хотя и со стороны жениха родственников не было. Только друзья.
Рита, явившаяся на бракосочетание в качестве свидетельницы, тихо охнула, увидев гостей, и пугливо прошептала:
– Это что, аниматоры из цирка? А чего так много?
– Это наши друзья, – нахмурилась Лиза.
Ей не нравилось, как окружающие пялились на их гостей. Да, пара бритых амбалов в оранжевых простынях, девушка-гот, несколько бесполых существ в павлиньих тряпочках и выводок хиппи в возрасте от шестнадцати до шестидесяти смотрелись в стенах ЗАГСа противоестественно, как маринованные грибы или селедка на торте. Ну и что? Зато будет что вспомнить!
Кстати, единственной данью традициям стал поход в ЗАГС. Правда, пришлось обойтись без мещанского
