Павел Дмитриевич стоял посреди пустой комнаты и смотрел в окно. Еще во дворе не убрали строительный хлам, на пригорке сиротливо торчал светло-зеленый фургон — в таких строители держат инструмент и переодеваются. Забыли его здесь, что ли? В ямах и низинах белел снег, глинистая дорога блестела унылыми лужами. Прошел снег, а через несколько дней наступила оттепель. Здесь, в районе новостроек, еще можно увидеть снежные островки, а в городе по-весеннему чисто. На носу Новый год, а зимы совсем не чувствуется. Что-то за последние годы нарушилось в природе: летом бывают осенние холода с заморозками, а зимой — весенняя теплынь с травой и распускающимися почками. По радио как то передавали, что в декабре в лесу опять грибы высыпали…
На мокрую крышу фургона опустилась ворона, огляделась, почистила лапой клюв и громко каркнула.
Павлу Дмитриевичу предложили трехкомнатную квартиру: никто ведь не знал, что от него жена ушла к другому… Он вернул ордер и попросил однокомнатную. В душе он решил, что больше никогда не женится. Хватит с него. Живут же люди без семьи, холостяками? У него есть интересная работа, он заканчивает иллюстрированную собственными цветными фотографиями книжку. В издательстве сказали, что она выйдет в подарочном издании, на хорошей бумаге. Книги о природе пользуются огромным спросом. Жаль, что теперь почти нет возможности фотографировать диких животных и птиц. Несколько раз выбирался он за город, но это не то, что было в Андреевке. Летом, в отпуск, поедет к отцу на Белое озеро, там и поснимает… Надо квартиру обставить, — кроме раскладушки и письменного стола, ничего нет, — но почему-то никак было не заставить себя походить по магазинам, посмотреть на мебель. Не привык он к холостяцкой жизни, в гостинице было проще, там комнату убирают, поесть всегда можно в буфете или ресторане, а готовить самому на газовой плите… Он бывал на рыбалках и пикниках, умеет варить, или, как говорят рыбаки, заваривать уху, научится и другое готовить… А стирать, убираться в квартире? Об этом пока не хотелось думать. Он привык, чтобы в доме всегда было чисто, выглаженное белье в баню приготовлено, а тут приходится перед самой баней покупать нижнее белье и носки в ларьке. Можно, конечно, отдавать в стирку, но нужно какие-то номерки пришить, а номерки сразу в прачечной не дают, их надо заказать… И не пойдешь к соседям просить, чтобы тебе белье постирали. Да, теперь продаются стиральные машины, которые даже сами выжимают и сушат белье.
Почему Лида решилась на разрыв? Ведь они почти не ссорились, уж в своей-то жене Павел Дмитриевич всегда был уверен. А когда кинулся к ней, она такое учудила! Тогда в Андреевке он готов был убить их! Лида прямо с порога заявила, что она уходит к Ивану Широкову, о детях пусть не беспокоится — они без него не пропадут. Да и много ли внимания он уделял им? Дети уже не маленькие, вырастут — поймут, кто был прав, а кто виноват. Он ведь потом понял и ни в чем не обвинял своего отца…
Павел увидел на незаасфальтированной дороге залепленный грязью «Москвич». Теперь у многих машины, а вот его не тянуло к технике, хотя при его давнишнем увлечении фотографией не помешал бы какой-нибудь личный транспорт… «Москвич» остановился неподалеку от фургона. Грач, лениво взмахивая черными крыльями, полетел к березовой роще, начинавшейся за ручьем. Из машины вылез человек в плаще и без шапки, задрав голову, стал рассматривать новый дом, в котором теперь жил Павел Абросимов. Ветер шевелил на его голове короткие темные волосы. Присмотревшись к приезжему с высоты пятого этажа, Павел Дмитриевич узнал Вадима Казакова. Распахнув створки окна, он высунулся, радостно закричал:
— Вадим! Глазам своим не верю!
На загорелом лице друга сверкнули белые зубы, Вадим махал рукой, что-то тоже говорил, но Павел уже не слышал, выскочил из квартиры и бегом, прыгая через ступеньку, помчался вниз. Лифта у него не хватило терпения дожидаться. Они обнялись, потом троекратно поцеловались, как будто не виделись вечность.
— Еле нашел тебя, — поднимаясь с другом на лифте, возбужденно говорил Вадим. — Пришлось звонить дежурному в обком, он дал твой новый адрес…
— Я тут всего две недели живу, — отвечал Павел. — Ну и загорел же ты, чертяка! Никак прямо с юга?
На лицо Вадима набежала тень, но он тут же широко улыбнулся:
— С новосельем тебя!
— Эх, а у меня дома даже бутылки нет! — расстроился Павел. — Да и вообще там пусто.
— Останавливай лифт, — скомандовал Казаков. — У меня в машине две бутылки массандровского шампанского!
И вот они сидят за белым, без скатерти, столом, который Павел притащил из кухни, пьют и закусывают сочными крымскими грушами, сизым виноградом, персиками. Все это Вадим купил в Крыму. Груши малость помялись, а виноград, как ни странно, выдержал длинную дорогу.
— Не маловата для четверых квартира-то? — спросил Вадим, оглядывая пустую комнату.
— Я теперь один как перст, Вадик, — вздохнул Павел. — Совсем один.
— А Лида, дети?
— Послушай, Вадим, может, у нас, Абросимовых, на роду написано жить бобылями?
— На кого ты намекаешь? — подозрительно покосился на двоюродного брата Вадим. — Родители наши прекрасно живут…
— А мы? — перебил Павел.
— Что мы? — нахмурился Вадим. — Я женат…
— Что же один на юг ездишь? — подковырнул Павел. — Хороший муж с женой и детьми ездит к Черному морю. Да и по виду твоему не скажешь, что ты счастливый семьянин!
— Цицерон в своих письмах утверждал, что из ста семей только одна по-настоящему счастлива, — заметил Вадим.
— Врет твой Цицерон! — возразил Павел. — Возьми Дерюгиных, Супроновичей, да твоих же родителей — прекрасно живут.
— Может, не жены, а мы с тобой плохие? — усмехнулся Вадим.
— Ладно жена… тут я сам виноват — влюбился в другую, — продолжал Павел. — Но и другая от меня ушла…
— Эта учительница, кажется математичка?
— Когда я наконец решился быть с ней, она взяла да и вышла замуж за моряка.
— Да-а, братишка, я смотрю, у нас с тобой все одинаково, — не выдержал и рассмеялся Вадим. — У меня лучший приятель отбил женщину в Судаке прямо на глазах!
— Ты ему хоть по морде надавал?
— Думаешь, надо было?
— Не знаю, — понурился Павел. — Я тоже не стал драться… с соперником.
— С моряком?
— С Ванькой Широковым, нашим с тобой приятелем… Лидка-то к нему ушла.
— Любишь учительницу, а жалеешь Лиду, — сказал Вадим. — Надо было тебе на Востоке родиться: там еще кое-кто имеет гаремы.
— Ты знаешь, я решил больше не жениться, — заявил Павел. — Раз семья теперь дело ненадежное, стоит ли еще испытывать судьбу? Вот мой отец второй раз женат, а живет уже который год бобылем на озере Белом. Моих сестричек от второй жены я и видел всего раз-два. Не ездят они в Андреевку, чуждаются нас, что ли? Первое время отец наведывался в Климово к ним, а теперь не ездит. Они к нему — тоже. Какая это, к черту, семья?
— Мы тоже стали с Ириной чужими, — признался Вадим. — Я понимаю, что с годами любовь проходит, но ведь что-то остается? Живут же люди до старости? Наши деды, отцы? Что бы там ни болтали про Андрея Ивановича Абросимова — андреевского кавалера, а всю жизнь прожил с бабушкой!
— Таких, как Ефимья Андреевна, теперь нет, — вздохнул Павел.
Он показал брату свои фотографии, рассказал о книжке, которую готовит для издательства. Вадим про свой роман не обмолвился, хотя с Павлом-то как раз и можно было поделиться. Да и что он мог сказать, когда сам не знал, чем его роман кончится?.. Может, так же, как и роман с Викой? Болью и разочарованием…
Вадим был рад, что заехал к Павлу: все-таки он остался для него самым близким человеком еще с
