привлекательность. Ну сколько можно иметь фотоаппаратов, магнитофонов, транзисторов, электробритв? А что толку от машины, на которой не ездишь? Или от жены, с которой не спишь? Или от квартиры, в которой не живешь?
Сначала его привлекали доллары, в Америке только все о них и говорят: деньги — это всё! Есть доллары — ты человек! Нет — пустое место. Ноль без палочки. Те, кого в СССР считали жуликами, хапугами и преследовали по закону, здесь процветают. Доллары, доллары! Теперь жена Мери Уэлч распоряжается его долларами… Неужели стоило ехать в Америку, кичащуюся своими красотками, чтобы жениться на заурядной очкастой женщине, в которой и секса-то ни на грош! Впрочем, в этом мире любовь — вещь продажная, нет дня, чтобы в газетах не написали про какой-нибудь скандал в высших сферах. Наставляют рога мужьям жены президентов компаний, боссов, знаменитых людей — ну эти, видно, с жиру бесятся! Женщину любой национальности, цвета кожи можно легко купить здесь, как какую-нибудь вещь. И даже цена известна. С подобным явлением он в России не встречался. Надо признать, что мораль там совсем иная. По крайней мере, ни он сам, ни его знакомые ребята женщин за деньги не покупали. А здесь богатая старуха может запросто приобрести себе по сходной цене молодого любовника. И никого это не удивляет. Это норма жизни «свободного» мира…
Дуглас Корк отлично понимал, что у него выбора нет, он сам мечтал о такой жизни, и он ее получил. Он и не жалуется на судьбу, но заниматься этой опасной работой он больше не будет. Хватит! Жизнь у него одна, и рисковать ею ради спасения какого-то неудачника премьера микроскопического государства, про которое он до сего времени и не слышал, он больше не будет. Найдется для него работа в той же самой спецшколе, которую он закончил, в конце концов эмигрантов из России берут на радиостанции, ведущие передачи на русском языке. Да и тех денег, которые он заработал, должно на несколько лет хватить, если Мери Уэлч не спустит их…
Он снова пошевелил рукой — вроде бы боль меньше. Может, рана опасная и его спишут? Тогда будет пенсия и… свобода! Нужно будет с врачом потолковать…
Однако вместо врача вскоре к нему заглянул шеф. Дуглас не знал, как расценило начальство эту последнюю, как он считал, неудачную операцию, но моложавый шеф в модной ковбойке и шортах улыбался, поинтересовался состоянием здоровья, сообщил, что рана чистая, пуля прошла через грудь навылет…
— И легкое задела? — испугался Корк.
— Теперь, дорогой, все позади, — говорил шеф. — Я думаю, вам не помешает как следует отдохнуть… С недельку полежите здесь, и мы отправим вас на самолете домой…
Шеф толковал, что операция с премьером закончилась благополучно, слово «удачно» он не произнес, виллы больше не существует и премьера тоже. Жаль, конечно, двух белых парней, которые погибли в перестрелке, но тут вины Дугласа нет…
У Корка даже испарина выступила на лбу, когда в его голове созрело, как он считал, гениальное решение: он не поедет в США, у него ведь брат в Западной Германии — Бруно фон Бохов, вот у него он и отдохнет…
Стараясь не выдать своего волнения, он равнодушным голосом сказал об этом шефу, тот лишь на мгновение задумался, а потом заявил, что не возражает. Дело в том, что шеф не рассчитывал на скорое выздоровление Корка и ему было совершенно безразлично, куда тот отправится лечиться. Самолеты с американской базы летали и в ФРГ. Шефу нужны были здесь здоровые люди. Пусть два покойника в цинковых гробах летят в Нью-Йорк, а лейтенант Корк — к брату-разведчику в ФРГ.
Военный врач — он пришел сразу после шефа — осторожно сделал перевязку, Дуглас, сидя на кровати, морщился от боли, однако настроение его явно поднялось. Не может быть, чтобы Бруно ему не помог. Какой ни есть, а брат, отец-то у них один. Черт с ней, с Америкой, он готов служить и немцам, лишь бы больше не участвовать в этой опасной игре…
— Скоро я поправлюсь? — спросил он у врача.
— Молитесь всем богам, лейтенант, что не случился отек легкого, — ответил тот. — Я из вас литра полтора всякой дряни выкачал. В этом климате любая рана мгновенно воспаляется. У вас трупом легче стать, чем инвалидом.
— Инвалидом-то я не останусь? — не на шутку испугался Дуглас.
— Будем надеяться на ваш сильный организм, — немного успокоил врач. — А вообще-то, любезный, прострел легкого — это не шутка!
— А я думал, плечо, — упавшим голосом проговорил Корк.
— Еще неизвестно, что лучше, — усмехнулся врач. — Утром я отнял руку унтер-офицеру. А у него всего-навсего отстрелили палец.
Только сейчас Корк почувствовал, что у него сидит в правой стороне груди тяжелая, тупая боль, отдающая не только в плечо, но и в позвоночник. Он хотел откашляться, но врач предостерегающе поднял руку:
— Постарайтесь этого не делать — может снова открыться кровотечение. Сплюньте комок в чашку, я оставлю ее на тумбочке.
От желания откашляться снова выступил пот на лбу, но он превозмог позыв и выплюнул в подставленную доктором белую чашку густой черный комок. В глазах потемнело от слабости, он откинулся на подушку и закрыл глаза.
Глава двадцать четвертая
1
— Вот полюбуйтесь на них, голубчиков! — кивнул старший лейтенант милиции на Андрея и Петю Викторова, смирно сидевших у стены под плакатом, на котором был изображен бравый дружинник с метлой. Он безжалостно выметал с ленинградских улиц разную нечисть: хулиганов, пьяниц, тунеядцев.
Мальчишки были на себя не похожи: у Андрея голубел здоровенный синяк под глазом и вспухла верхняя губа, у Пети кровоточил нос, одна скула в два раза больше другой. В довершение ко всему у обоих разодраны на груди рубахи, а джинсы извожены в земле.
— Вот они, герои нашего времени, — иронизировал старший лейтенант. — Борцы за справедливость… Если бы не они, то наш прекрасный город просто погиб от нашествия хулиганов! Послушаешь их, так нужно обоих представлять к медалям «За отвагу».
Полчаса назад Вадиму Федоровичу позвонили из отделения милиции и сообщили, что задержаны его сын Андрей с приятелем, мол, они учинили безобразную драку в сквере напротив Пушкинского театра. Вадим тупо слушал незнакомый голос, подозревая, что его кто-то неумно разыгрывает. Чтобы Андрей ввязался в драку? Такого еще не было. Сын всегда избегал конфликтов со своими сверстниками, у него даже на этот счет была своя теория: только примитивные люди пускают в ход кулаки, воспитанный современный молодой человек действует логикой, убеждением, интеллектом, а драка — это варварство. И он, Андрей, ни за что не поднимет руку на ближнего… Вадим только усмехнулся, слушая разглагольствования сына, он-то прекрасно знал, что все это чепуха! Удивительно, что подобные чересчур уж здравые мысли приходят в голову сына в самом драчливом возрасте. В детстве и юности Вадиму не раз приходилось отстаивать свои права и достоинства кулаками. Есть люди, на которых никакие слова не действуют, только — сила. По крайней мере, после войны было так. Но времена меняются, кто знает, может, молодежь теперь иная? И вот вдруг драка, милиция… Что же все-таки случилось?
Андрей рассказал, что они с Петей Викторовым играли в шахматы в сквере у Пушкинского — там каждый день собираются любители…
— На деньги? — перебил старший лейтенант.
— Мы на деньги не играем, — бросив на него исподлобья взгляд, проворчал Петр.
— Спорт и деньги — это несовместимо, — вставил Андрей.
