здесь, в центре Полосы будет настолько худо. Чувствуя, что команда серьезно выдохлась, и сам порядком вымотавшись, майор объявил привал.
— Что-нибудь определенное чувствуешь? — снова пристал он к Тихону. — На что это похоже?
— Вряд ли можно объяснить словами. Тут все вместе — звуки, ощущения. Даже запахи.
— Но мы скоро придем?
— Вероятно, да.
— Что мне твоя вероятность, — проворчал Гузенко.
«Еще бы знать — куда придем?» — спросил себя Тихон и представил, какая буря эмоций ожидает его, если они окажутся вовсе не в том месте, где предыдущий отряд оставил заряды.
Лейтенат Бакс подвел Тихона к дереву и велел сесть. Устроился рядом, полулежа, опершись спиной о ствол, устало вытянул ноги и подложил под голову ладони. Вскоре уснул и в этот раз по-настоящему. Тихон вполне мог открыть замок карабина и скрыться в тумане, где они не смогут его преследовать. Он мысленно ловил эмоциональные импульсы каждого члена группы и знал, как сильно все устали физически и морально. Но сделать это означало погубить их.
«Выжить… Они должны выжить. А я должен помочь им, как обещал Алексу, да и просто потому, что не желаю их смерти…»
Никто, ни один человек и ни одно выдуманное им оружие не может сравниться с потаенной силой, что владела Полосой. Очевидно, то же самое понял когда-то Алекс Эджертон. Но он сумел найти ключ к разгадке и сохранил себе жизнь. То же теперь предстояло Тихону: понять, в чем секрет, и научить этому остальных. Он вспомнил слова Алекса, как будто заново услышал его мольбу: «Спаси их, Тихон. Помоги им!..»
С точки зрения логики он должен был считать их врагами. Но Тихон не испытывал к ним враждебных чувств, он просто не понимал их. Что движет этими людьми? Шли они сюда не по своей воле. И не по своей же воле распоряжались собственными жизнями. Они подчинялись кому-то и боялись нарушить приказ, не задумываясь о том, что этот кто-то — неважно, конкретный человек или группа людей, олицетворяющих собой машину государства, — совершенное ничтожество в сравнении с той мощью, которой обладает в этом месте сама земля, и тот воздух, которым дышишь, и туман, скрывающий все вокруг.
Ладно, командование, штабные крысы, которые никогда не приближались к Полосе и почти ничего не знали о ней, но бойцы, ведь они понимали, на что идут! Так почему даже сейчас эти по-своему непростые люди, которым судьба выпала оказаться не с краешку, а в самом центре Полосы, ощущают лишь малую, только видимую часть ее силы?
Полоса пробуждает первобытный страх, сметает налет самоуверенности, присущий человеку цивилизованному, как считается, избавленному от предрассудков десятилетиями прогресса. Только что ты считал себя венцом природы. И вдруг оказывается, что ты ощущаешь себя в Полосе тлей, да не просто ощущаешь, а таковой и являешься. Но так не хочется считать себя тлей!
И верно — продолжил размышлять Тихон — человек давно уже не преисполнен благоговением к силам природы, как это было раньше. Во времена оные, первобытные, будучи язычниками, чей разум был скован сетями темноты и невежества, люди все же умели не только брать, но и отдавать. Они приносили жертвы богам, покорно лишая себя ощутимой доли добычи. Делились с природой своим страхом и благоговели перед могуществом ее стихий — в этом тоже была своего рода жертва и покорность. Они нарекали детей именами богов и тотемных животных и тем самым подчеркивали превосходство над собой тех существ и духов, которые существовали на этой земле задолго до появления человека. Эти правила жизни люди хранили, живя в гармонии с природой тысячи лет.
«А сейчас?» Горы, леса, поля, океаны — они как бы существуют сами по себе. Фоном для цивилизации людей, когда-то появившихся на просторах Земли и все время учившихся покорять ее. Не любить, не жить любовью к природе, но покорять. Ох, уж эта природа — всюду мешается под ногами. То горы не там возвышаются, то реки не там и не в ту сторону текут, и облака не там дожди проливают. И это все надобно исправить. А все, на что способна природа — мешать планам, да иногда устраивать бунты вроде стихийных бедствий. Но и это не проблема для современного человека. Катаклизмы худо-бедно можно научиться предсказывать, строить дома покрепче, и чем дальше, тем лучше. Нет, конечно, не все еще хорошо в этом плане для человечества. Но дело идет к тому, чтобы научиться исключать всякие там сюрпризы.
И вот вдруг, откуда ни возьмись, появилось черное (впрочем, правильнее сказать — белое) пятно на карте — Полоса. Как будто живое, умное существо. Для кого-то даже сродни чрезвычайно опасной твари. Аномалия на якобы покорном лике Земли. Место, где нет жизни человеку. Где не работает ни дальняя радиосвязь, ни навигационные приемники. Да еще, в отместку за все, человек, пришедший сюда, наказывается смертью.
Тихон понимал что место, где возникла Полоса, не случайно — именно здесь, в Братской Резервации, человек по своей воле проклял и осквернил землю, густо испахав ее ядерными зарядами. А рядом — Байкал, энергетически особое место, где земная кора особенно тонка.
«Но гибнет не каждый — вот ведь в чем штука!»
Тихону казалось, что, заставляя себя рассуждать, он постепенно сумеет нащупать какое-то знание и отыскать единственно верный способ выживания здесь.
«А ведь у меня есть отчего оттолкнуться!..»
Что, если доктор Верховцев прав и Полоса — это своего рода фильтр? Чистилище. Доктор утверждал, что не имеет значения, сколько у тебя сил, здоровья, хороши ли твои гены. Значит, не материя определяет, сколько тебе жить. Все зависит от внутреннего состояния человека. И тогда получается, что определяющее значение должна иметь та информация, что находится в нас: подсознание, чувства, память, образ мышления, сами мысли, в конце концов.
«Если я прошел через этот фильтр, значит, что-то есть во мне, какое-то зерно, которое позволяет Полосе принять меня. Так и у тех, кто называет себя первачами и скитниками. Но почему же Алекс ничего мне не подсказал? Почему?»
Где рецепт? Нет его пока. Вот в чем беда!
И все же… Возможно, какая-то из предыдущих мыслей уже сама по себе подсказка, только нужно еще раз обдумать все как следует.
«Итак, я пришел к выводу, что я и эти люди, что пришли сюда со мной, кардинально отличаемся друг от друга. Но я вовсе не хочу назвать их слабаками, возвысить себя над ними, я понять хочу — в чем же разница? Что отличает их от меня и от всех остальных, кто именует себя скитниками-первачами? От Алекса Эджертона, который стал частью Полосы раньше, чем я?
Кто я был, когда пришел в Полосу? И с какими мыслями пришел? Знал ли я о том, что она убивает? Знал. Боялся ли я смерти? Да, боялся. Любой человек боится смерти. Этого требует инстинкт. Но ведь я понимаю, что на самом деле смерти нет. Впервые я это понял, когда мы с Алексом умирали в шахте. И в этом мы с ним схожи. Те люди, что вместе с нами пребывали тогда в шахте, все умерли, потому что двигались мы в разных направлениях, а ведь некоторые из них согласно логике просто обязаны были выжить, потому что были заведомо сильнее меня и Алекса и здоровее физически. Но мы нашли для себя выход — в понимании осмысленности смерти, в готовности встретить ее достойно. В этом был акт нашей воли. Никто не толкал нас к решению, мы сами.
Потому мне и не страшно здесь, что смерти — нет. Это моя вера. И в Полосу я шел по собственной воле. Как будто искал ответы на все те вопросы, что мучили меня, но ни один из которых я не мог облечь в строгую форму».
Конечно, эти бойцы тоже не исключают возможности погибнуть здесь и прекрасно сознают вероятность этого. Но в то же время им страстно хочется жить. А еще сильнее — их страх нарушить приказ, боязнь стать орудием Полосы. Огромное противоречие раздирает души этих людей. И в этом знании Тихону увиделось откровение — такие эмоции в их душах могли стать взрывателями не хуже тех, что спрятаны в металлических цилиндрах.
«О, Господи, как же все запутано!..
А впрочем… Что-то уже есть! И первое, с чего я должен начать — узнать, что они думают о Полосе…»
— Эй, послушайте, — крикнул Тихон.
