Ну, почитают, потешат любопытство и будут жить, как жили. Для них, что информация про оборотней в погонах, что репортаж про очередную свадьбу Пугачевой — все едино. Второе даже интереснее. А вот для тебя эти поиски могут плохо кончиться.
— Меня никто тронуть не посмеет! — заявил журналист. — Слишком я заметная фигура, чтобы меня могли убрать незаметно. Будет большой общественный резонанс, а они его боятся.
В голосе Аркадия звучала запальчивая уверенность, вот только Николай все равно понял, что журналист не раз обдумывал такую возможность. Но отдать ему должное, страха в нем не чувствовалось, и за одно это его можно было уважать.
До цели своего путешествия они добрались уже в полной темноте. В лучах фар разрытый шахтный ствол выглядел входом в преисподнюю. Николай взял мощный фонарь, вышел из машины и осмотрел площадку перед шахтой. Он сразу определил места стоянки всех трех «Уралов» и увидел, что к каждому из них протоптаны хорошо набитые тропинки. Похоже, что из шахты к машинам что-то носили. А след черного автомобиля перекрывал все остальные следы, что говорило о том, что он проезжал здесь последним. И уходил он прямо в наклонный ствол, уходящий вниз под углом в тридцать градусов…
Вернувшись в машину, он не стал ничего объяснять Аркадию, лишь коротко сказал:
— Сейчас спим. До утра ничего предпринимать не будем.
Аркадий пытался еще о чем-то расспрашивать, но Николай уже не слышал его. Журналист обиженно замолчал, перебрался на заднее сиденье и вскоре тихо засопел.
…Перед спуском в шахту Лесовой достал из кобуры пистолет и дослал в ствол патрон. Потом зарядил ружье пятью патронами, снаряженными крупной картечью, и повесил его на шею. Аркадий оказался экипирован лучше, чем он предполагал. Во всяком случае, в его рюкзаке нашелся хороший корейский фонарь, лучше, чем у самого Николая, с приспособлением для зарядки от бортовой сети автомобиля. Сейчас они осторожно спускались по сделанной из толстых жердей деревянной лестнице, ведущей вниз по наклонному шахтному стволу, отгороженной от него перилами из таких же жердей и называемой, как объяснил Аркадий, ходком. Журналист вообще неплохо разбирался в шахтерских терминах и по дороге просвещал Николая. Оказывается, то, что лежало под ногами, было не полом, а подошвой, над головой — кровля. По сторонам — не стены, а борта, левый и правый.
— А это что такое? — спросил Николай, показав на тянувшийся вдоль ствола деревянный настил шириной в четыре доски.
— По нему зэки тачки таскали, — объяснил Аркадий. — Вниз пустые, а вверх с грунтом. Представляешь, туда — назад, туда — назад, по десять часов в день. Это потом уже стали скреперные лебедки использовать, а тогда все пердячим паром…
— Откуда ты все это знаешь? — удивился Лесовой.
— Так я же родился в шахтерском поселке, — вздохнул журналист. — Застал еще тех стариков, которые когда-то эти самые тачки таскали.
И вдруг вскрикнул:
— Блин, больно-то как!
Отвлекшись на разговор, он врезался головой в нависший из кровли камень и теперь потирал вздувшуюся на макушке шишку.
— Внимательнее надо быть! — назидательно сказал Николай. — Недаром же шахтеры каски носят!
Все оказалось так, как и рассказывал выманивший литр водки старатель. Свет с поверхности проникал примерно до середины шахтного ствола, и до этого места с ними не происходило ничего особенного. Но когда перешли границу света и тени, Лесовой почувствовал озноб. Холод шел не снаружи, а возникал где-то внутри, в районе солнечного сплетения. Нахлынул непонятно чем вызванный леденящий страх. Мелькнула неизвестно чем вызванная мысль, что настоящий ад — это не раскаленное пекло, а запредельный холод. Казалось, что там, внизу, таится нечто ужасное, такое, чему нет названия ни в одном человеческом языке. Только теперь Лесовой понял смысл слов, произнесенных побывавшим здесь старателем: «Уж больно там страшно!»
Николай повернулся к Аркадию, случайно осветив его фонарем, и поразился тому, что увидел. Губы у журналиста посинели, в лице не осталось ни кровинки, а сам он трясся крупной дрожью.
— Что с тобой? — спросил Лесовой.
— Н-не з-з-знаю! — с трудом выговорил Аркадий, стуча зубами. — Х-х-холод-дно! И ст-т-трашно!
— Дальше идти сможешь?
— Поп-пробую! — отважно ответил журналист, но, сделав несколько шагов вниз, остановился. — Н- нет, н-не м-могу! Кажется, сейчас ум-мру!
И он обессиленно опустился на ступеньки ходка.
— Не раскисай! — Николай подхватил его под мышки и почти волоком поднял на несколько ступеней вверх. Кажется, тут стало чуть легче. — Давай-ка наверх, и жди меня в машине. Вот, возьми ружье на всякий случай. Обращаться хоть умеешь?
— Не смеши! — слабым голосом проговорил журналист, найдя в себе силы изобразить на лице улыбку.
Лесовой постоял, глядя, как Аркадий поднимается на-гора. С каждым шагом тот двигался все уверенней.
— Как ты? — крикнул он вслед.
— Нормально! — ответил журналист. — Здесь уже ничего не чувствуется. Слушай, Николай, не ходил бы ты туда!
— Жди! — приказал Лесовой, не став вступать в пререкания. Он ни в чем не винил журналиста. Уж если он сам, прошедший специальную подготовку и обладавший несокрушимой тренированной психикой, испытывал такой леденящий страх, то чего можно было ожидать от Аркадия?
Каждый следующий шаг давался все с большим трудом. Сердце будто сжали ледяные тиски, не давая ему биться, и в какой-то момент Николай понял — еще шаг, и оно остановится. Но он заставил себя вспомнить методы аутотренинга, которым обучали на специальных курсах, произнес про себя специальную формулу-заклинание для введения организма в боевой режим, глубоко вздохнул и быстро миновал еще несколько ступенек. И вдруг все резко закончилось. Прошел озноб, сердце забилось спокойно и ровно, восстановилось дыхание. Николай посветил наверх, оценил пройденное расстояние и понял, что неприятные, мягко говоря, ощущения навалились на него в полосе около десяти метров. Словно проход в шахту перегораживало кем-то искусственно созданное охранное поле. Кажется, кто-то сильно не хотел допускать в шахту посторонних…
Дальше спуск проходил беспрепятственно. Сковывающий движения беспричинный страх прошел, и Николай быстро миновал оставшиеся ступени. Ствол шахты заканчивался овальной камерой, от которой отходили в разные стороны четыре штрека. В нескольких местах камера была укреплена толстыми лиственничными бревнами, намертво зажатыми между подошвой и кровлей. Куда идти дальше, Лесовой не имел ни малейшего понятия, поэтому решил начать исследование шахты с крайнего слева штрека. Вырубленный в вечномерзлой породе проход, шириной метра четыре и высотой немного выше его роста, привел его в зал квадратной формы со стороной около двадцати метров, тоже укрепленный несколькими десятками деревянных стоек.
Из этого зала выходили уже не четыре, а добрый десяток проходов, правда, эти были поуже, не больше трех метров. Шахта оказалась настоящим подземным лабиринтом, и, чтобы не заблудиться, Николай решил все время держаться левого борта. Он долго шел, следуя всем левым поворотам, прошел еще два больших зала, но не обнаружил ничего интересного, только три забытых несколько десятилетий назад подневольными шахтерами кайла и один ломик. Никаких следов на грунте под ногами обнаружить не удалось — Аркадий рассказывал, что после полной отработки шахты проводилась так называемая актировка. То есть подошва по всей шахте выметалась под метелку, чтобы ни одна крупица золота не осталась в забое. А пыли здесь взяться было неоткуда.
После долгих поисков неизвестно чего впереди забрезжил свет, и Лесовой вышел в ту же круглую камеру, откуда начал обход шахты, но уже не из левого, а крайнего справа штрека. Он уже почти отчаялся что-то здесь найти, но нужно было пройти еще второй и третий штреки. Теперь Николай шел, держась правой стороны. После третьего поворота он снова оказался в большом зале, и вдруг луч фонаря что-то
