Название ей было — тоска. Постепенно тоска усилилась и стала смертной. Жизнь стала невыносимой. Лесовой сунул руку в карман, где должен был лежать пистолет, и застонал от бессильного горя. Господи, он же сам спрятал его за шалашом! Зачем только он это сделал? Правда, можно откопать нож… Но при этой мысли сознание захлестнула новая волна тоски, еще страшнее прежней. Как это глупо, сгнить в тени шалаша, зарезавшись деревянным кинжалом. Есть прекрасный и сияющий выход из тоски — развязать проклятую веревку, выйти под солнце и соединиться с ним в вечном блаженстве!
И он принялся за работу. Получалось очень медленно, но все же один за другим узлы поддавались. А душевная боль становилась с каждой минутой все сильнее, и Николаю было невыносимо жаль, что он все еще жив. Существование в этом мягком теле стало противным до отвращения.
Тоска схлынула, когда стал поддаваться последний узел на том конце веревки, что был привязан к ноге. Несколько минут Лесовой тупо смотрел на него, не в силах сообразить, что и зачем только что делал. А когда наступило некоторое просветление и он все вспомнил, оказалось, что от дерева он отвязался полностью. Но в помрачении сознания ему почему-то показалось, что узлы должны быть развязаны непременно с обеих сторон: и от дерева, и от ноги. Не случись этого, он давно бы ушел в пески с болтающимся на ноге концом веревки…
…Когда полковник рассказывал ему о предстоящем испытании, Николай спросил:
— Это что, козни «апостолов»?
— Нет, — ответ Зверева прозвучал очень туманно. — Такое даже им не под силу. Просто этот мир не любит чужаков. Тебе придется тяжело. Я не знаю почти никого, кто может через это пройти. Если честно, то смог пока я один. Теперь должен ты. Я на тебя надеюсь…
— А как вы проведете батальон? — спросил Лессовой.
— До точки невозврата мы дойдем пещерами, — ответил полковник. — Но для тебя этот путь не годится, ты не найдешь там дороги. А ты должен быть там на день раньше нас…
…Оказалось, что пытки продолжались очень долго, весь день, потому что под сводом шалаша стало стремительно темнеть. Лесовой поднялся на ноги и тут же непроизвольно подхватил джинсы, соскользнувшие с бедер чуть ли не до колен. Жадное солнце даже в укрытии успело порядком иссушить его тело. Подаренные Стрешневым часы болтались на похудевшем запястье, и страшно было представить, как истаивают ткани организма у оказавшегося на солнце человека, как он медленно превращается в выбеленный скелет. Вдруг Николай почувствовал зверский голод. Он срывал один за другим плоды прямо с листьев, из которых соорудил шалаш, разрывал их зубами и глотал, почти не жуя. Спохватился, только когда почувствовал перенасыщение и тяжесть в желудке. Слава богу, остатки сока сняли все неприятные ощущения, тело снова наполнилось упругой силой.
И тут он услышал этот… звук? Нет, это не было звуком. Просто в голове с назойливостью голодного комара зазвенела — именно зазвенела! — мысль. Казалось, будто кто-то зовет его, не пользуясь при этом словами. Слов не было совсем, просто было понятно, что зовущий обращается к живому существу, в данном случае к нему, Николаю Лесовому. И еще он пытался показать себя, призывая закрыть глаза. Николай послушался, но вместо лица увидел лишь расплывчатое белое пятно. Решив, что это отголоски недавнего кошмара, он решил выбросить это из головы, и наваждение моментально пропало.
Лесовой подтянул туже поясной ремень, откопал кинжал, сунул в карман пистолет, предусмотрительно прихватил парочку «антрекотов» — никогда не знаешь, что будет дальше — и тронулся в путь. От цели его отделяло расстояние, которое он обязательно должен был пройти до наступления утра. Если бы он сомневался в этом, то непременно повернул бы назад. Потому что твердо знал — еще одного такого дня ему не выдержать.
Глава 10
Любовь исполинов
Подаренный Стрешневым хронометр показывал, что до рассвета осталось меньше двух часов, а впереди не было видно ни облаков, ни обещанного полковником ориентира, который, по его словам, невозможно было ни с чем перепутать. Это сильно беспокоило Лесового, тем более что в доступном глазу пространстве перестали попадаться рощицы с мясными и винными деревьями, которых на оставшемся отрезке пути должно было встретиться, опять-таки по словам полковника, еще четыре. Он не мог ничего перепутать, потому что шел точно по звездам и был уверен, что ни на метр не отклонился от указанного маршрута.
И все-таки он не ошибся. Когда маршрут должен был пересечься с четвертой, последней, рощицей, на ее месте Николай увидел вместо густо переплетенных деревьев и кустов неглубокую воронку, диаметр которой примерно равнялся диаметру рощицы. Кому понадобилось уничтожать один из многочисленных оазисов, можно было только догадываться. В любом случае это были не бледнолицые, которые не только никогда не выходили в солнечную зону, но даже избегали приближаться к границе со своей стороны. Тем более этого не могли сделать «партизаны», для которых рощицы служили источником пропитания.
Размышляя, Лесовой продолжал размеренно шагать, и наконец впереди появились светящиеся призрачным светом отдельные облака, оторвавшиеся от покрова, укутавшего сплошным слоем страну «апостолов». И в этом свете он увидел ориентир, о котором его предупреждал Зверев.
Первое, что бросалось в глаза, — высоченная клетка из изогнутых ребер, в промежутках между которыми проглядывалось свечение облаков. Слева и справа от нее лежали какие-то непонятные предметы, которые Лесовой мог принять за искусственные сооружения, если бы не рассказ полковника. Николай пригляделся и понял — перед ним действительно был лежавший навзничь скелет огромного существа.
Лесового охватил трепет — это были останки не просто какого-то абстрактного, невиданного существа, а невообразимо большой, просто гигантский скелет человека. От ступней до макушки черепа которого, по примерным прикидкам, было не меньше двухсот метров. Скелет был таким большим, что если бы полковник заранее не предупредил его, то из-за отсутствия зрительной перспективы он вряд ли сообразил, что это такое. Большое видится на расстоянии…
Но не это невиданное зрелище поразило Лесового. К нему, по крайней мере, он был готов. А вот то, что он увидел неподалеку, заставило его застыть на месте. Про это полковник ничего не говорил.
Это был еще один человеческий скелет такого же размера, как и первый. Но он не лежал, а стоял перед ним на коленях, будто в момент гибели оплакивал потерянного друга. Да так навсегда и остался в скорбной позе. И произошло это недавно. Если позвоночник первого скелета уже наполовину погрузился в песок, то кости второго полностью оставались на поверхности. Скорбная поза погибшего исполина выдавала глубокое горе. И еще у Николая почему-то не было сомнений, что первый скелет принадлежал мужчине, а второй — женщине.
Однако самое главное ждало его впереди. Чуть поодаль этой скорбной композиции лежал огромный, не меньше ста метров в диаметре, металлический диск. Точная копия «транспортного устройства» из подвала доктора Кварацхелии, только несопоставимо большая. Но были и отличия. Этот диск не светился и не гудел, будто был выключен или неисправен. И еще он был опутан целой паутиной веревок, к которой было привязано множество постромков с петлями на концах. Диск явно был подготовлен к транспортировке, возможно, даже этой ночью. Песок вокруг него был истоптан множеством следов, повсюду валялись обрезанные разлохмаченные концы веревок. Судя по глубокому отпечатку на песке, его даже сдвинули с места и проволокли несколько метров. С приближением рассвета все эти люди, истоптавшие прилегающее в диску пространство, покинули место работ, совсем недавно, потому что издалека еще слышался приглушенный расстоянием гомон множества голосов. Направлялась толпа в ту же сторону, куда шел Лесовой. Туда, где лежал таинственный Центр «апостолов», сердце этого проклятого «нового мира».
Лесовой посмотрел на часы и убедился, что его беспокойство было напрасным. Теперь, обнаружив ориентир, он знал оставшееся расстояние. До восхода оставалось достаточно времени, чтобы без лишней спешки дойти до спасительной облачной зоны, и он спокойным шагом пошел по следам убегающей от солнца толпы. По дороге ему попадались страшные находки — десятки человеческих скелетов, на этот раз не гигантских, а обычных, человеческих. Большинство были давние, выбеленные солнцем, но от некоторых еще исходил сладковатый запах тления, и на костях кое-где оставались еще кусочки плоти, которую не успело
