узнает, отчего так сверкает и поёт венецианское стекло. И тогда мы сможем менять его в заморских странах на богатые ковры и жемчужные ожерелья. Мы будем привозить много-много золота. Казна твоя будет ломиться от богатства. Стол твой будут украшать самые красивые сервизы. В твоём дворце будут сиять самые блестящие люстры.
Дож согласился:
— Хорошо. Я прикажу заковать руки мастеров в цепи, чтобы они никому ничего не показывали, и зашить им рты, чтобы они никому ничего не рассказывали,
— Не годится, — сказали купцы,
— Закованными руками стеклодув не сможет держать трубку, а зашитым ртом — раздувать стеклянные капли.
Призадумался дож. Что же делать со стеклодувами? Заковать нельзя, зашить нельзя...
— А может быть, запереть?
— Совсем запереть тоже нельзя, — сказали купцы. — Стеклодув должен постоянно видеть солнце, чтобы сохранить его блеск в стекле; море — чтобы передать его голубизну; цветы, птиц и зверей, чтобы повторить их линии в кубках, вазах и кувшинах.
Думал-думал дож, как поступить. И придумал.
Он приказал выселить всех мастеров из Венеции на необитаемый остров Мурано и поставить вдоль всего берега стражников. Солнца, моря, цветов и лесов там хватает, а вот встретиться и поговорить — не с кем. Остров оказался вроде бы запертым на замок.
СЕМЕЙНЫЕ СЕКРЕТЫ
Вместе с другими стеклодувами попал на остров Мурано и маленький Никко.
В семье Бикконио все мужчины были стеклянных дел мастера. Когда-то в Венецианской республике славились кувшины дедушки Бикконио. Делал он их похожими то на фазанов, то на лебедей, то на павлинов. Купцы охотно брали у него эту «птичью посуду» и требовали:
— Давай больше! Давай больше!
Дедушка работал днями и ночами. Хотел скопить денег, чтобы завести собственную мастерскую. Всё раздувал да раздувал упругие капли в замысловатые кувшины...
А если долго-долго дуть в трубку, можно надорваться.
Так оно и случилось. Собственную мастерскую дедушка построил, а здоровье потерял. Лёгкие его превратились в труху, и начал он беспрестанно кашлять.
Отец Никко владел другим семейным секретом. Он умел варить голубое стекло, в котором сочетались нежные краски неба и моря. Они переливались всеми тонами — от голубовато-снежной белизны облаков до сине-фиолетовой темноты бури.
Из этого стекла получались особенно нарядные подсвечники. Они казались волшебными, потому что, когда зажигали свечи, вокруг появлялось голубое сияние.
Недолго проработал и отец Никко. Ему тоже не повезло. Однажды, когда он стоял у печи, стеклянная масса перелилась через край. Да прямо ему на ноги.
Никко помнит, как это случилось. Ноги сразу вспыхнули ярким пламенем, будто б они были деревянные. Не помогли ни примочки, ни мази. Весь день отец промучался, а к вечеру умер.
Теперь в семье осталось трое, кто мог продолжить стеклодувное дело: дедушка, старший брат Марк и маленький Никко.
Дедушка стал учить обоих семейным рецептам изготовления стекла.
В каждой семье стеклодува есть свои секреты выдувания.
Передавались они, как наследство — от отца к сыну, от деда к внуку. Так уж повелось...
Трудно слушать дедушку. Когда он говорил, какой-то хруст и свист несся у него из горла. Но дедушка торопился рассказать внукам всё, что знал. Иначе они не смогут удержать славу семьи Бикконио. И мастерскую потеряют.
На Никко пока не приходилось рассчитывать. Он только подносил песок и соду, разжигал печь, готовил стеклянную массу. Брату Марку он помогал исправно: разогревал трубку, набирал в жерле печи раскалённую капельку стеклянной массы, подавал инструменты. Без помощника стеклодуву не обойтись Но вот самому работать выдувальной трубкой Никко ещё не доверяли. Мал был. Не мог полной грудью набрать воздух и раздуть огненную каплю.
А Никко мечтал о трубке! Ему казалось, что она похожа на смычок скрипача Марсилио, который играл по вечерам в таверне. Посмотришь на смычок, когда он лежит без дела рядом со скрипкой, — ничего особенного: простая деревянная палочка да пучок волос из конского хвоста. А возьмёт молодой скрипач смычок в руки, проведёт по струнам — и польётся чарующая мелодия. Суровые стеклодувы, у которых даже жаркий огонь не выплавит из глаз маленькой слезинки, плакали, как дети, от жалостливых песен смычка Марсилио.
Так и трубка стеклодува... Смотрит на неё Никко, когда она стоит в углу мастерской, прислонённая к стене. Ну что в ней особенного? Длинный металлический прутик с просветом внутри, и больше ничего в ней нет. А в искусных руках настоящие чудеса творит...
У Марка с первых же уроков трубка в руках заходила, как живая.
— Видно, святой Антоний, покровитель стеклодувов, вложил в твои руки особый дар, — сказал дедушка. — Если так пойдут дела дальше, ты станешь большим мастером. Твоё имя занесут в Золотую книгу граждан Венецианской республики. И может быть, твой секрет мастерства поможет тебе покинуть наш тесный остров.
Об этом мечтали все стеклодувы.
КРУЖЕВНОЙ ТЮЛЬПАН
Каждую весну на острове Мурано устраивался праздник стеклодувов. Хитрые правители понимали, что муранцы никогда не смогут смириться со своим пленом. Они боялись стеклодувов и старались задобрить их дорогими подарками. На остров часто приплывали гондолы, доверху нагруженные пёстрыми тканями, сладкими винами и заморскими фруктами.
Но стеклодувы равнодушно принимали эти подарки. Они с грустью смотрели подолгу на море: там вдали осталась их родина, их свобода...
А вот весенний праздник, который устраивал дож, муранцы ждали с нетерпением.
Во время праздника весь остров преображался. Дома украшались гирляндами из цветов и лент. На улицах развешивались разноцветные фонарики. На центральной площади, в самой большой и самой просторной муранской мастерской, где стояла высокая круглая печь, наскоро сколачивались нарядные трибуны и ложи для гостей. Сюда должен был прибыть сам дож со своей свитой. Здесь должны состояться состязания стеклянных дел мастеров.
Имя того, кто завоюет главный приз, заносилось в Золотую книгу. Победитель мог покинуть остров.
И хотя редко, очень редко строгие арбитры присуждали главный приз и ещё реже кто-либо из стеклодувов получал право покинуть остров, многие надеялись на удачу.
В ту весну, когда на состязании впервые должен был выступить Марк, к празднику готовились особенно. Стало известно, что арбитром в этот раз назначена племянница дожа, юная Матильда.
Говорили, что у неё доброе сердце и что. она обязательно присудит главный приз.
А тут ещё бабке Христине приснился вещий сон о том, как один стеклодув стал дожем.
В общем, ждали чуда. Люди выходили на берег и, прикрыв ладонью глаза, подолгу всматривались вдаль — не появятся ли раскрашенные гондолы с именитыми гостями.
Первым их заметил калека Гвидо. Он целыми днями болтался без дела на берегу. Он ничего уже не
