— Сначала скажи: зачем?
— Да пойми же, фокус — это секрет. Разболтаю — фокус тю-тю, нет его!
Она своё:
— Значит, мне не веришь?
Сдался я. Распахнул окно. Подозвал Лиду.
— Смотри! — говорю. — Вон большущий цирк...
— Какой же это цирк! — фыркнула она. — Это ж наш палисадник...
— Не перебивай! — оборвал я её. — Думай, что цирк. Здесь у меня эскадрилья самолётов. Я беру и запускаю их прямо в цирк. Зрители аплодируют. Чего-то кричат. Хотят, чтобы эскадрилья опустилась в цирке. Я приказываю самолётам вернуться обратно...
Я было уже совсем размечтался... Да Лида сбила меня своими вопросами.
— Как же самолёты пролезут через окно?
— Так они же не самолёты, а мухи. То есть мухи-самолёты!— Фу, чуть не запутался. — Ну, мухами буду управлять, как самолётами.
— Ты что, гипнотизировать их будешь?
— Зачем гипнотизировать! Буду управлять эскадрильей по телефону.
— Разве мухи умеют говорить по телефону?! — продолжала допытываться Лида.
— Не приставай! Уж как-нибудь мухи со мной сговорятся. И вообще, если ты долго ещё будешь задавать вопросы, то мы дождёмся маму с папой. Они мне за мух покажут такой фокус, что я про космос и про цирк забуду. И про тебя тоже! Так что лучше делай скорей петли.
Лида присмирела. И робко сказала, что не знает, какие петли нужны. Я ответил:
— Обыкновенные. Чтобы можно было заарканить мух.
Лида призналась:
— Я никогда не арканила мух.
Я не стал рассказывать, что и мне не приходилось арканить мух. Но спросил:
— Неужели не видела в кино, как арканят лошадей?
Лида начала соображать.
— Лошадиные петли не годятся для мух. Надо мерку снять.
Мне её предложение понравилось.
— Давай попробуем, — согласился я. Подвинул ей графин, чтоб вынула пробку. И объяснил: — Когда мухи дёрнутся наружу, я буду наготове. Подходящую перехвачу. Ты с неё мерку и снимешь.
Ничего у нас не вышло. Лида вдруг сказала, что ей жалко лошадей, которых арканят в кино. Мне почему-то их тоже стало жалко. Я задумался. И не сразу заметил, что Лида вынула пробку. Эскадрилий пять вырвались в открытое окно! Я испугался и закупорил графин. Лида побежала на кухню. Я за ней.
— Ты чего?
— Ничего. Дуршлаг у вас есть?
— Что ещё за дуршлаг?
— Обыкновенный. Ну, сито железное, в котором макароны отцеживают.
— Ты что, спятила? Зачем мне макароны? Может, мух хочешь отцеживать?
— Отцеживать их нельзя. Просеивать можно. Мы дуршлагом графин накроем. Маленькие мухи в дырки пролезут. Большие — застрянут. Очень просто. Тут мы их подберём.
«Догадливая всё-таки Лида», — подумал я.
Её способом добыли несколько мощных мух.
Пока примеряли петли, два самолёта скрылись. Трёх стоящих мух мы всё же заарканили. Но они не хотели взлететь.
Лида сказала, что самолёты перегружены. Я укоротил нитки и связал их, чтобы самолёты летели строем. Эскадрилья поднялась к потолку. За ней красиво тянулись для связи со мной сигнальные нитки.
— Ура! — закричала Лида. Я тоже закричал:
— Ур-ра!
Эскадрилья у потолка не задержалась. Она стала спускаться и приблизилась к коту. Васька лениво махнул лапкой, чтобы поймать нитку, но промазал.
— Дурашка! — защебетала Лида. — Видишь, у нас самолётики летают. Будешь себя хорошо вести, Ильюша тебя тоже в цирк возьмёт.
Я совершенно не собирался таскать Ваську в цирк. Но в воркованье Лиды не вмешивался. Боялся прозевать приземление эскадрильи. Самолёты не подымались и не опускались. Они просто кружились в разные стороны и жужжали. Видно, лётчики поссорились и не хотели вместе лететь.
Я стал жужжанием управлять их полётом. Лидка тоже начала жужжать, совсем как муха. Это подзадорило Ваську. Свирепо вздыбив шерсть, он попятился зачем-то назад. Лидка от этого пришла в восторг и зажужжала громче. Васька продолжал пятиться. А мухи всё ещё кружились. Лида, увлёкшись своим жужжанием, прозевала Ваську. Она ойкнула, когда он уже прыгнул на стол. Я тоже поздно спохватился.
Наверное, нет на свете такого невезучего кота, как наш Васька. Стоило ему вскочить на стол, как он нечаянно задел графин и уронил его на ковёр. Графин не разбился, но пробка выпала, мухи разлетелись. Васька метнулся за ними. По пути сбросил будильник, который жалобно звякнул. Васька вовсе потерял голову. К тому же он увидел, что эскадрилья снижается над вазой. В общем, Ричард Львиное Сердце эскадрилью не настиг, но вазу с папиной пепельницей прикончил.
Мы так растерялись, что были как неживые. Когда опомнились, Лида кинулась собирать осколки. Я тоже поднял осколок и поцарапал палец. Только тогда я смог открыть рот. И крикнул Лиде:
— Бросай стекло! Где Васька? Где этот Ричард Львиное Сердце?!
Мы нашли его под кроватью. Он сопротивлялся, но я вытащил его и положил на диван. Погладил, чтобы он успокоился, и сказал ему:
— Я за тебя отвечать не буду. Сам натворил, сам теперь и отвечай. И пожалуйста, не кляузничай. С дивана не сходи. Поранишься о стекло.
Лида заметила кровь на моей руке и заохала.
— Пустяки, — успокоил я её.
Вытер руку платком. Пососал палец. Крови больше не было. Велел Лиде забрать графин и нитки. Сам же взял учебники и тетради.
— Буду заниматься у вас, — скомандовал я Лиде. — Родители, когда видят, что дети учат уроки, добреют. Ты теперь мой шеф. Помогаешь мне. Только по какому предмету? Пожалуй, по математике. Идём! Васька не подведёт.
Несостоявшаяся казнь
Лидина мама была вне себя от радости, что её дочка помогает мне решать задачи. На самом деле ещё неизвестно, кто кому помогал. Домой я пошёл после того, как моя мама строго меня позвала.
Только вошёл в комнату, услышал папин голос:
— Что ты тут натворил?
— Ничего не творил. Занимался у Лиды. Она мне помогала.
— Ничего не натворил, да? Посмотри! Перебита вся посуда!— вмешалась мама.
Я посмотрел и убедился, что посуда не вся перебита. Но спорить с мамой не стал.
Папа продолжал допрос:
— Хорошо! Будем считать, что ты ничего не натворил. Кто же, по-твоему, здесь постарался?
Васьки нигде не было видно. И я ответил:
— Наверное, Ричард Львиное Сердце постарался.
— Из чего ты это заключаешь?
— Бабушка жаловалась, что он разбил чашку.
— Какую чашку? Сервизную? — заволновалась мама.
