В эти два дня, когда болезнь Эллы заперла нас в комнате, для меня многое сделалось ясным. Элла призналась мне, что у нее есть какой-то план относительно меня, относительно того, чтобы я не попал обратно на фронт.
— Фон Ризенштерн? — спросил я.
— Нет, нет, совсем другое. Я жду письма. Когда оно придет, мы поговорим с вами, Тибор. А теперь сиеста.
Мне иногда кажется, что Элла просто играет со мной. На третий день болезни она вышла со мной на балкон, но была еще слаба и бледна, хотя она исключительно сильная женщина.
Мы сидим у окна. Через стекло светит слабое сентябрьское солнце. Элла еще не получила письма, но я не расспрашиваю ее.
— Вы знаете, о чем я думала, Тибор?
— Да?
— Мне сейчас показалось, что я, собственно говоря, неправильно поступаю. Может быть, я вам уже надоела, может быть, стала для вас совершенно лишней.
— Интересно. Продолжайте.
Вдруг дверь распахнулась, и бомбой влетел Рудольф.
— Почта! Фрейлейн, герр лейтенант! Письмо, телеграмма!
Письмо было от отца. Когда я увидел округлые буквы Матраи-старшего, меня охватило жгучее желание еще раз увидеть моих стариков, обнять их и дать им понять, что сын не забыл их. Элла стояла мертвенно-бледная.
— Что случилось?
— Читайте. — Она протянула мне телеграмму. — Боже мой, боже мой, что же будет? Ведь я еще не получила ответа.
В телеграмме доктор Керн извещал нас, что находится в Бозене и завтра навестит нас.
— Он приедет за мной, — сказал я с отчаянием.
— Нет, это невозможно! — закричала Элла и покраснела. — Мы никуда отсюда не поедем. Вы еще не отдохнули, Тибор. Куда вы торопитесь?
— Я? Что вы, Элла? Я никуда не тороплюсь.
Телеграмма сделала свое дело. Элле стало хуже. Но она продолжала распоряжаться:
— Когда он приедет, вы встретите его в халате, опираясь на палку.
— Да ведь я поломал палку, когда начал себя лучше чувствовать.
— Ничего, мы достанем другую. Надо симулировать, надо симулировать. Ну-ка, позовите фрау Дину, я ее проинструктирую. Хотя нет, не надо. Знаете что? Спрячьте подальше этот чемодан с вещами, чтобы его не было видно. Так, как, хорошо.
Я провел тревожно ночь. Утром во двор въехал экипаж с гостями. Доктор Керн был весьма удручен болезнью Эллы, но и от моего состояния не пришел в восторг. Действительно, я выглядел ужасно после бессонной, беспокойной ночи. С Керном приехал главный врач бозенского гарнизона, очень симпатичный человек с обер-лейтенантскими нашивками. Он установил у Эллы истощение нервной системы и запретил всякое напряжение и волнения. У меня же констатировал улучшение по сравнению с тем состоянием, в каком видел меня в последний раз. Я признался, что совершенно не помню, чтобы он меня когда-нибудь осматривал. Доктор засмеялся и похлопал меня по плечу.
— Да, мой друг, ничего хорошего я от вас тогда не ожидал. Надо признаться, что если бы не ваш молодой организм…
Керн буравил меня глазами, щупал мои мускулы и тоже похлопывал по плечу.
— Эрцгерцог уже несколько раз запрашивал о вас. Ах, мой молодой друг, вас ожидает очень недурное будущее. Сейчас нужны именно такие храбрые и настойчивые люди. В шестом ишонзовском бою погибла масса народа, даже командиров батальонов и полков похоронили больше десятка. Некоторые из них лично шли в атаку.
— А вы что же, доктор Керн? — спросил я с деланным простодушием.
Но Керна было трудно смутить.
— Я? Да что вы, кому нужны такие никчемные типы? Кроме того, дорогой лейтенант, я и на своем месте сумею быть полезным, — ответил он с кислой улыбкой.
Я становился все мрачнее и мрачнее и наконец добился того, что Керн перестал говорить о войне. Он стал расспрашивать, в чем мы нуждаемся. Элла была с ним очень мила и просила не торопить меня с отъездом.
— Как видите, мы поменялись ролями: теперь он за мной ухаживает.
Бозенский врач немедленно предложил прислать сестру милосердия, но после категорического протеста Эллы перестал на этом настаивать. После обеда гости уехали. Керн взял с меня слово, что как только я почувствую себя лучше, сейчас же извещу его. Ведь после этого отдыха мне еще полагается отпуск.
— Таких людей, как вы, дорогой лейтенант, не бросают опять сразу в огонь.
Когда они выезжали, я стоял в дверях и долго смотрел им вслед. Эллу я нашел на балконе, откуда она тоже следила за уезжающими.
— Видите, Тибор, о вас не забыли.
— Да, война еще претендует на меня, — сказал я задумчиво.
— Ну, а вы как?
— Я на нее не претендую.
Элла засмеялась, но не могла скрыть своего волнения. Ее беспокоил всякий шорох, и она ни за что не соглашалась лечь в постель.
— Бедный бозенскнй врач, — сказал я ей вечером.
— Почему вы его жалеете?
— Он, бедняга, предписал, вам: никаких волнений, никакого напряжения, а вы — как натянутая струна.
Элла опустила голову и исподлобья посмотрела на меня.
— Письма жду, Тибор.
— Вы так влюблены?
— Ах, какой дуралей! Вы ничего не понимаете, Тибор. Как можно быть таким наивным?
Я знал, что она ждет письмо от Алексея, но разве мог я предполагать, что будет в этом письме? И оно пришло на следующий день после отъезда Керна. Элла как будто переродилась и сразу выздоровела. Она встала, приняла ванну, оделась, потом долго раскладывала свои вещи и, наконец, позвала меня.
— Он здесь, в Мартинсбрюкке, — сказала она с блестящими глазами.
— Кто?
— Читайте. — Элла протянула мне письмо. Оно было написано по-французски и шло из Берна четыре дня. Письмо было короткое и довольно холодное, всего несколько строк.
— «Дорогая Элла! Последнее время я был очень занят. Мы снова собрались с нашими друзьями в Циммервальде, под Берном, где мы бывали с вами».
— Не с друзьями, а с товарищами. Надо читать: товарищи, а не друзья.
— Разве не все равно?
— Нет, товарищ — это больше, чем друг. Ну, читайте дальше.
— «Мы обсудили тут несколько вопросов, касающихся сегодняшней ситуации».
Я остановился, посмотрел на Эллу и подумал: «Что они могли там обсуждать? Наивные люди! Они не знают, какая страшная сила — война».
— Продолжайте, продолжайте, — сказала Элла, закрыв глаза.
— Словом, в первую очередь дело, а потом личные вопросы, — заметил я иронически. — «Теперь я освободился и могу исполнить вашу просьбу. Через три дня после отправления этого письма я еду в Мартинсбрюкке и буду ждать вас и вашего брата в указанном месте. Привет. Алексей».
— Ну, теперь понимаете? — спросила Элла взволнованно.
— Понимаю, — тихо ответил я.
— Ну, и что скажете? Вот это и есть мой план, — быстро прибавила она.
