больших дел.
— И так же прощаются убийства?
Она помолчала, с улыбкой глядя на Сорина, словно педагог, прикидывающий, поймет ли ученик ее слова:
— Лет через двадцать-тридцать, Всеволод Иванович, наше общество всем нам
— Так, — крякнул Сорин. — Вы хотите сказать, что сегодня в своем мире вы делите власть в политике, в финансах…
Она прервала резко:
— Сегодня, в тысяча девятьсот девяностых годах, в России идет раздел власти во
— Вы метите на самый верх? В монопольные владельцы? Или даже не в эстраде?
— Я… Или царица Тамара… Или Агафонский. Какая разница? У нас свои святые, свои грешники. Грешники, скажем, вроде меня. Свои боги, свои кумиры. Оставьте нам самим наших мертвых и живых. Государство нас забросило, в сфере государственной политики идет такая же борьба, ничуть не более благородная. А потому сегодня я бы даже не взялась определить — кто преступник, а кто честнейший человек
— Печальная картина… — заметил Сорин. — Не думайте, что я в ней не разбираюсь. Ведь это модель существования уголовного мира. Уголовники калечат, режут, травят друг друга и, упаси Бог, чтобы в их делишки вмешалась милиция! Вот во что вы пытаетесь превратить все общество. В отдельные мощные группы уголовников. Паханы в правительстве, паханы в Госдуме, паханы меньшего калибра — в прочих сферах. Лагерная, в общем, модель. Между нами говоря, я был бы не против, если бы вы убивали друг друга. Но, к сожалению, при этом страдают люди непричастные, которые стоят сбоку от вашей волчьей грызни.
Она пожала плечами.
— Это всего лишь грустная неизбежность. Мне тоже жаль, что так происходит. Но такая крупная философская категория, как борьба за власть, без крови и страданий невинных не обходится
— Бог ты мой, — грустно сказал Сорин. — А ведь речь-то всего-навсего идет о развлечениях, об эстраде, об искусстве.
— Правильно. Но за ними — грозные соблазны: слава, деньги, возможность управлять толпой и в конечном счете те же элементы власти. Бескровно проходит только смена заведующей детского сада, да и то, как на это посмотреть. Мы говорим неконкретно, учитывая обстоятельства, но, надеюсь, вы меня понимаете.
— Вы правы в том, что я человек конкретного мышления. А потому я все же хочу вас спросить. Кто же из нас двоих прав по своим версиям, Светлана Дмитриевна? Я или майор Володин?
— Оба, — спокойно ответила она. — Но вашу девчонку на теплоходе в ту ночь я не топила. От этого греха увольте. Она меня, конечно, напугала в какой-то момент, но она из тех, кто сбоку припека.
— Верю, — сказал Сорин. — В этом я вам верю. Девчонка вела такую жизнь, что ее могли утопить сто раз по чертовой куче причин. И даже вовсе без причин, шутки ради. — Сорин тяжело поднялся из кресла. — Напоследок скажу главное, из-за чего я к вам пришел. Девчонка эта — Надежда Казанская
— И опять ошибка, — с укором засмеялась Локтева. — Это с общепринятой точки зрения она инвалид души. А для нашего мира она — нормальный человек, нормальная девочка, которая рвется к звездам. Неосознанно ищет свое место среди победителей, обеспечивает свое будущее.
— По вашей схеме через несколько лет все встанет на свои места. Власть будет поделена и победители примутся наводить порядок, так?
— Примерно так.
— И вот тогда победители позволят и мне свершать свой долг правосудия, да? А пока вы меня отодвигаете?
— Не так грубо… Но в ваших словах есть смысл.
— Ну так вот, я вас и завтра, в качестве победительницы, постараюсь одеть в арестантскую робу и отправить на лесоповал. А сегодня желаю не получить пулю в лоб от конкурента и не взорваться в собственном автомобиле. Вы лишите меня счастья увидеть вас за решеткой.
— До свидания, — улыбнулась она. — И не грустите. Могут свершиться и ваши мечты. Жизнь сегодня зыбкая.
Он вышел из агентства, полчаса брел по улицам под проливным теплым дождем, не замечая его, пока не очнулся и не заторопился на службу.
Осенний день выдался таким звонким и ярким, что Коля Колесников даже задернул шторы в своем кабинете. Он вернулся к своему столу и сказал бодрым тоном прилежного чиновника:
— Послушайте, дорогая! Певицы, артисты, все художники выбирают себе псевдоним раз и навсегда! Не меняют до гробовой доски! Так кем ты будешь: Надеждой Казанской или Илией Казановой?
— Казановой, — ответила она. — Илией.
— Отлично! Так и запишем в твою карточку! Старт ты взяла отличный, ничего не скажешь! Но все- таки на правах старшего товарища позволь тебе немного помочь. В следующих своих шагах ориентируйся на главное — на Хит, Клип и всяческую попсуху, в которую много чего входит.
— Я знаю.
— Тоже хорошо. Как у тебя с бытом? Хата есть, не голодаешь?
— Все хорошо. Туристическое агентство «Тур Вселенная» мне помогает. Они мои спонсоры.
— Прекрасно! Учитывая ваши хорошие отношения с Агафонским…
— Не твое дело — наши отношения.
— Ты права, извини. — Он засмеялся и подергал себя за обрубок уха. — Займемся делом.
Через полчаса она вышла на улицу, где ее ждал автомобиль с шофером-телохранителем. Она приостановилась на ступенях особняка, припоминая, куда теперь надо ехать. Кажется, какой-то полузабытый знакомый сегодня вышел из больницы после тяжелого ранения. Но не хотелось вспоминать ни этого знакомого, ни всего, что было пережито в то время. Не к чему оглядываться. Еще не вечер.
Она села в машину и коротко бросила:
— На телевидение. В Останкино.
Водитель тронул машину, потом сказал осторожно:
— Не хочется об этом говорить, но, кажется, на вас наезжают некие крутые ребятишки… Мафия не мафия, но…
— Заткнись, — оборвала она. — Делай свое дело. На меня никто не наедет.
Водитель-телохранитель по имени Крикун умолк и послушно повел машину по осенним улицам Москвы.
