природы темно-рыжих кудрей с шелковистым отливом, в которых не было ничего общего со всеми этими современными прическами из прямых безжизненно-тусклых волос. Сейчас эти пышные волосы касались его щеки, кровь в его жилах взбурлила, он обрел в общем-то несвойственную ему смелость, рванул к себе девушку и кое-как нашел в темноте ее губы.
В конце концов, она сама вызвала его на это. Отказалась пойти танцевать, а потом искушала его!
Эта девушка была типичной последовательницей своей праматери Евы!
Карин не замедлила влепить юноше звонкую пощечину, как только ей удалось высвободиться. Как выстрел из пистолета, разнесся громкий звук по палубе, и с пылающими щеками и сверкающими от гнева глазами девушка кинулась бежать к ближайшему трапу, но в своем ослеплении не сообразила, что бежит за Кентом Уиллоугби, вместо того чтобы броситься в другую сторону.
Он остановился и что-то делал со своей трубкой, когда она молнией пронеслась мимо него. Карин не могла представить, как случилось, что, когда она слетела по выстланным ковром ступенькам и влетела в свой коридор, он появился в нем из другого входа, но Кент двинулся ей навстречу прежде, чем она добежала до своей каюты, и в ярком освещении коридора казался особенно угрюмым.
— Уступка за уступку, мисс Хэммонд, — проговорил он без всякого выражения. — Вам не следовало давать пощечину молодому человеку, ибо искушение оказалось слишком велико!
— Не понимаю, о чем вы, — сказала она, тяжело дыша от бега и возмущения. — В любом случае это вас не касается. Совершенно не касается!
— Согласен, — серьезно отвечал он. — Но мне показалось, что вы завлекаете его, когда я проходил мимо, и меня кольнуло, что вы прильнули к нему, как самка. Это что, современная манера скромного поведения?
— Я вовсе не скромница! — Карин положительно задыхалась от бешенства. — Терпеть не могу этого слова и не собираюсь быть скромницей! — Она попыталась протиснуться мимо него в свою каюту. — Простите, вы не возражаете, если я войду к себе?
— Нет, но только после того, как вы примите мои извинения.
— Извинения?! — Она окинула его удивленным взглядом. — Что вы имеете в виду?
— Только то, что сегодня днем я был незаслуженно груб с вами и сожалею об этом. Во всяком случае, — сказал он, глядя на девушку с высоты своего роста холодными зелеными глазами, — сожалел об этом пять минут назад, но затем меня осенило, что, возможно, необходимости извиняться у меня нет. Тем не менее я принес свои извинения, и моя совесть чиста. Если вы не согласитесь принять их, я буду ни недоволен, ни оскорблен, и, что бы ни случилось, у меня нет сомнений, мы продолжим относиться друг к другу со сдержанной вежливостью, которая никого из нас не введет в заблуждение. У меня нет времени на девушек и вообще на женщин до сорока лет, а вы, несомненно, предпочитаете молодых людей со свойственной их возрасту горячностью и впечатлительностью. Хотя, как выяснилось, безосновательно возражаете, когда они пытаются воспользоваться предоставленной им свободой действий. Сам, будучи несколько более разборчив, вместе с тем не могу сказать, что осуждаю вас… хотя, безусловно, вижу вашу вину в том, что вы с самого начала не так разборчивы.
— Я думаю, что вы несносны! — резко и отчетливо заявила Карин.
— Но вы принимаете мои извинения?
— Разумеется, нет. Уже то, что вы только что говорили, требует немедленных извинений, но поскольку почти наверняка это будет сопровождаться дальнейшими оскорблениями, я предпочитаю обойтись без них!
— Берегитесь! — тихо произнес Кент, сурово глядя на Карин. — Я не позволю девчонке вроде вас делать мне выговор! И уж тем более не допущу, чтобы легкодоступная девица отвергала мои извинения в такой манере! Без того, чтобы выслушать объяснение! В сущности, мне редко приходится извиняться, и уж если я это делаю…
— Жертва должна покорно склониться, — вызывающе закончила за него Карин.
Он смерил ее взглядом, как будто ему впервые довелось встретить подобный экземпляр. Они стояли в потоке обнажающего света, льющегося с потолка, и на мгновение Карин показалось, что его зеленые глаза померкли и тут же снова зажглись презрительным пламенем. Его плотно сжатые губы превратились в тонкую, непримиримую линию.
— Вполне возможно, — сквозь зубы процедил он, — что я говорю на ветер и вам понятен только один язык… Возможно, вы считаете меня слишком «упрямым», чтобы решиться на извинения. Вероятно, мне стоит попробовать с вами другую линию поведения. Как глупо с моей стороны, что я не сразу это сообразил!
И прежде чем она поняла, что он собирается сделать, он схватил ее за плечи и грубо притянул к себе.
Карин почувствовала его крепкое мускулистое тело и мощь его рук, а затем он грубо поднял ее лицо к свету, отчего она болезненно замигала, так как лучи ламп ослепляли ее. Потом он неистово впился в ее рот поцелуем — таким, о котором девушка не имела прежде никакого понятия… Это не был поцелуй молодого сверстника, с которым она провела вечер и который ожидал встретить ответную благосклонность. Нет, это был поцелуй человека, который очень хорошо знал, как именно он мог по-настоящему унизить ее… вложив в это действо всю свою ярость!
Когда он отпустил Карин, она была слишком ошеломлена, чтобы соответственно реагировать. Губы ее горели и болели, мозг пребывал в каком-то отупении. Потом, увидев, как он насмешливо улыбается, она почувствовала, что ею овладевает яростное негодование.
— Это, видимо, и есть тот язык, на котором вы предпочитаете общаться? — сказал он, отступив в сторону и давая ей дорогу. — Вот уж действительно отличный способ познакомиться!
Второй раз за один вечер Карин размахнулась и ударила мужчину. На этот раз ее буквально трясло от ненависти, и она едва сознавала, что делает. Проходившая по коридору миссис Мейкпис стала невольной свидетельницей потрясающей сцены, во время которой ее милая компаньонка и всегда сдержанный мистер Уиллоугби смотрели друг на друга, как тигры в клетке, охваченные смертельной ненавистью.
Карин нечем было смягчить это потрясение миссис Мейкпис.
— Дорогая! — воскликнула миссис Мейкпис и замерла на месте, переведя на мужчину ошеломленный взгляд, видимо ожидая его объяснений. — Мистер Уиллоугби?
Смертельно бледный, со сверкающими зелеными глазами, он учтиво поклонился.
— Миссис Мейкпис, добрый вечер, — сухо произнес он.
Ее расширившиеся от изумления глаза остановились на красном пятне на щеке мистера Уиллоугби. Она просто не могла представить, чтобы это пятно появилось вследствие чего-то другого, кроме как несчастного случая. И все же, какой несчастный случай мог произвести этот подозрительно выглядящий синяк и почему Карин стояла вся напряженная и мрачная и, казалось, готовая вспыхнуть пламенем, подобным блеску ее рыжих волос в отсветах яркого света?
Эти ее рыжие волосы! О нет, с ужасом подумала миссис Мейкпис! Не может же он увлечься этой девушкой, когда она сама питает такое пристрастие к мистеру Уиллоугби! Конечно, он ведь знает, что она дочь приходского священника, и больше ничего!
— Я повсюду искала вас, мистер Уиллоугби, — сказала она, притворяясь, что не замечает ничего скандального. — Видите ли, я считаю, что вы положительно не можете отказать мне в возможности реванша сегодня…
Но Кент Уиллоугби, не дослушав ее, круто развернулся и удалился прочь. Однако прежде чем уйти, он ледяным голосом пожелал спокойной ночи, ясно дав понять, что его пожелание относится к обеим леди.
— О, дорогая, — сказала миссис Мейкпис. — Что случилось? — И она обернулась за разъяснениями к Карин.
Глава 2
«Ариадна» неуклонно следовала своим курсом, и после Гибралтара приятное тепло сменилось
