силуэт.
Скользил по границе проложенных нитей, будто раздумывая.
Я размяла когти, дернула пальцем, снимая маскировку.
Ощерилась.
– Потанцуем, э-рр?
Выплюнула фразу вместе со скопившейся в горле злобой и не узнала собственного голоса. Хриплый, замученный, глуховатый…
– Или, может, с-споем?
Отслеживая колебания фигуры, струящейся вокруг нас и с каждым, растянутым в бесконечность, мигом, приближающуюся все ближе, едва не пропустила секунду осознания поисходящего у девушки.
Хриплый стон, переходящий в вой, заставил меня вздрогнуть. Вцепившись в мои плечи, она забилась в судорогах, с неожиданной силой изгибаясь и раздирая ногтями кожу.
Впрочем, царапиной больше, царапиной меньше…
Лишь бы, вслушиваясь в мучительный, заставляющий каждой клеточкой тела резонировать в унисон, крик, тень не атаковала.
Я ее боюсь… И не представляю, что можно сделать с нереальным, ускользающим в бестелесность противником. Последовать за ним?
Крик девушки, изогнувшейся в мучительном усилии, перешел в неслышный людям диапазон.
И он прорвал странную зеленую сеть, сплетенную тенью. Разлетелись ошметки, оставляя на пыли расплывчатые кляксы и выжженные полосы. Где-то за гаражами завыли собаки, ярче и полнее налились льдистым огнем звезды, отблески фонарей расчертили, будто вырезанные из картона силуэты деревьев, душная южная ночь без остатка стерла подбирающийся все ближе холод.
И тень, недовольно передернувшись, отступила, растворяясь в отброшенном ближними кустами отпечатке сумрака.
За миг до ее исчезновения успела заметить, как чернота сползает, словно старинный плащ, обнажая… обычную руку.
Тяжким кулем осев в пыль рядом со скорчившейся в комок девушкой, хрипло выдохнула.
И что теперь?
Как мне везет на полукровок неинициированных! Осторожно коснувшись спутанных окровавленных волос, лизнула кончики пальцев. Соленая горечь обожгла губы, прокатилась по телу, оставляя йодистый привкус. Ряска, что ли? Или тина. Не разберешь так, сходу.
Вот кто такая Ирина, тогда сразу стало понятно. Огонь и есть огонь. А эта… недоуменно принюхавшись, почуяла только панику и ступор.
Сирин… по крайней мере, внешне похожа. И поет. Пела.
Я глянула в небо. Подмигнув, звезда скатилась вниз, рассыпаясь сотнями стеклянных осколков.
– Поднимайся, надо убираться отсюда, – прокашлявшись, подцепила девицу подмышки и поставила на ноги. Та замерла, пошатываясь и тупо глядя в пространство расширенными глазами. Зрачки полностью перекрывали радужку, черные провалы глаз обдавали холодом, ледяные руки вяло висели вдоль боков, с губ белым облачком срывалось короткое, рваное дыхание.
В шоке.
Вдалеке завыли сирены.
Правильно. Мы изрядно нашумели.
Дернув за руку, убедилась, что девушка по крайней мере переставляет ноги.
– Пошли!
И поволокла ее за гаражи. Там вроде что-то заброшенное… виднеется.
Проковыляв, оставляя в пыли кровавые следы, метров десять, поняла, что так мы далеко не уйдем. Эх, где же Жером, у которого в каждом гараже по машине?! Севу что-то звонить не тянет. Да и не с чего… сотовый в квартире остался.
Взвалив на плечо безвольное тело, чуть не взвыла. Больно… вся спина осколками утыкана, да, похоже, глубоко.
Медленно протрусив вдоль гаражей до кирпичной развалюхи с трубами, от которой тянуло горячей, но затхлой водой, коротко лающе взвыла. Десяток псин, прячущихся у ограды, встрепенулся. Я рявкнула, насилуя горло, и стая послушно рванула на место так и не случившейся схватки. Вытаптывать следы. И кровь вылизывать. Особенно наглая, большая черная тварь, покружив рядом, попробовала куснуть за ногу. Коротко взвизгнув, отлетела с полпинка к товаркам. Р-работай!
Я зла! Очень!
Покружив по дворовым закоулкам, вышла к ржавому забору. Оставив вялую девицу сползать на землю вдоль столба, поднапрягшись, потянула один из прутьев. Скрипнув, он прогнулся.
Ну вот.. а то я то перелезу, а эту что, перекидывать? Пропихнула плотную увесистую тушку в щель, скользнула следом. Подняв с травы мягко шлепнувшую туда спутницу, пошатываясь, побрела в парк.
Парк?
Да. Деревья рядами, кусты. Трещиноватый, заросший асфальт дорожек. Полянки. Что-то непонятное, странного, смутного, растопыренного силуэта. Только почти врубившись лбом в металл, поняла, что.
Самолет. Небольшой, серебристо-серый, со звездами на крыльях. Привалив груз к спущенным шинам шасси, присела рядом. Глянула в пустые, лишенные всякой мысли серо-голубые глаза девушки и вздохнула.
– Ну, что делать будем? – спросила у неба. То, естественно, промолчало.
– Свет небесных костров снится мне… – разложив абсолютно бессознательный груз, собственноручно повешенный на шею, под крылом самолета, я присела рядом, напевая, а точнее подвывая, продолжение мрачноватой песенки – … что, несчастный герой, ты сделал с собою…
Угу, я вот тоже… сделала? И куда мне эту красоту девать? Аккуратно ощупав руки-ноги-голову-ребра, убедилась, что обошлось без переломов. А у меня?
Царапины, синяки, порезы…
Мое платье! Мысленно рыкнув на некстати проснувшуюся жабу-модницу, скинула обрывки. И окунулась в муть изменения. Уй, больно! Осколки буквально выплюнуло из-под кожи, свежие раны почти затянулись, а лежащее у лап тело обрело…
Я аж присела. Тонкий легкий флер из смеси едва заметных ароматов выкристаллизовался в серо- серебристый, сияющий гранями множества бриллиантиков ледяной покров, второй кожей облегающий израненную девушку. Зеленое бутылочное стекло, жидкое, разбрасывающее в свете звезд холодные блики вместо крови…
Э… запахи в цвете? Впервые такое вижу.
Миг возвышенного созерцания нарушило бурчание. В животе. Моем.
Да.
Примитивные инстинкты мгновенно вытеснили мысли о странном наследии. Оторвавшись от тщательного, носом к холодной коже, обследования странной девицы, нырнула в темноту.
Безлюдный парк расцветился сотнями нитей. Старых и новых, в большинстве своем свидетелях похождений неразумных.
Кто из них сейчас – еда?
Еда… да!
Короткая пробежка, прыжок и вот на клыках уже хрустят косточки. Жертвой оказалась жилистая ворона, по неизвестной причине ночевавшая в низких кустах. Она даже каркнуть не успела, как лишилась головы.
Первый голод ушел, затаившись в глубине волчьей натуры. Лучше…
Счистив с морды перья и зажевав горьковатый привкус дикой крови листочком тополя, вернулась к девице.
Носом ткнулась в серебро, теплым шершавым языком прошлась по щекам, снимая с царапин изумрудные капли. Ихор небесный… растекся на языке пузырьками сладости, чуть приторной густой яблочной пастилой, холодящей горло мятой, хрупким перламутром морских раковин…
Выплывший из подсознания образ едва не заставил поперхнуться.
