положении. Если бы я не был местным уроженцем…
Удалившись на достаточное расстояние от богатых кварталов, я стал высматривать подходящее место. И – вот оно! То, что надо: тихий проулок, такой узкий, что в нем едва можно было разойтись двум пешеходам. Вжавшись спиной в кирпичную кладку, я отвел руку для удара.
Он вывернул прямо на меня. Зрачки Шрама стремительно расширились – но он так ничего и не успел сделать: я со всей силы врезал ему по носу, а потом добавил кулаком в печень и коленом в пах. Он закатил глаза и сполз вниз по стенке. Я еще пару раз выписал ему с ноги – не столько из мести, сколько ради профилактики, после чего обыскал. Моей добычей стало несколько любопытных вещиц. Длинный нож с красивой резной рукоятью и клинком, тщательно защищенным от влаги специальным лаком, меня ничуть не удивил. Еще Шрам-на-роже таскал герметично закрывающуюся коробочку с бурым порошком, чуть заметно отдающим парфюмом – что это такое, я не знал, но на всякий случай забрал себе вместе с оружием. «Воздушный кулак» у этого типа тоже имелся – в специальном кармане за пазухой. Я срезал гуттаперчевый ремень, оттянул ему челюсть и затолкал набитую дробью перчатку прямо в пасть. Надеюсь, для такого типа, как он, это не слишком тонкий намек.
Слегка подправив в свою пользу сальдо мирового Зла, я вдруг ощутил легкий приступ голода. Поймав рикшу, я велел ехать к ближайшему приличному ресторану. Фрог оказался понятливым и не высадил меня возле первой же попавшейся харчевни, а честно отвез до вполне пристойного заведения – небольшого, но очень уютного. Позволив себе плотный второй завтрак (такое бывает нечасто – обычно по утрам мой аппетит оставляет желать лучшего), я решил малость размяться и отправился дальше пешком. Амфитрита, как я уже говорил, выстроена посреди системы обширных, но неглубоких озер. В некоторые пригороды можно попасть лишь по воде – ведь это, по сути, не что иное, как острова. Вскоре городские кварталы закончились, и передо мной раскинулась водная гладь. Возле пристани покачивались на волнах несколько лодок; но я выбрал пиасс. В отличие от валких городских лодчонок, с их каркасом из прутьев, обтянутым просмоленной тканью, это было довольно солидное судно – по крайней мере, ему не грозила опасность перевернуться кверху килем от любого неосторожного движения. Будучи довольно широким в низкой центральной части, пиасс имел вытянутые нос и корму, круто загибающиеся друг навстречу другу и принайтовленные к короткой центральной мачте – так что конструкция в целом сильно смахивала на полумесяц. От мачты справа и слева отходило несколько тонких рей, соединенных парусом-перепонкой: раскрывая и складывая этот веер, лодочник управлял движением судна.
Под ногами, как водится, было мокровато: фроги редко утруждают себя вычерпыванием воды. Им она не мешает, даже наоборот, а удобства иммигрантов городских перевозчиков заботят мало. Немного поторговавшись со шкипером, я решительно прошлепал на нос и уселся по-турецки среди груды каких-то тюков – не знаю уж, что там было, но на ощупь оно оказалось довольно мягким. Шкип тут же принялся ворчать и ругаться на матросов. Их было двое: заторможенный верзила с мечтательным взглядом и постоянно хихикающий коротышка. Я про себя обозвал эту парочку Пат и Паташон. Живописности их лохмотьев позавидовал бы любой пират. У меня создалось впечатление, что оба фрога пребывают под действием наркоты – по крайней мере, команды шкипера исполнялись далеко не сразу и в весьма вольной интерпретации. Наконец пиасс отвалил от пристани под аккомпанемент проклятий. Я откинулся на тюки и прикрыл глаза.
Рассказ Алисы не шел у меня из головы. Разумеется, девчонка могла ошибаться: собственно, и террориста на «Эксцельсиоре», и вчерашних мертвецов она видела лишь мельком. Но все же – сходство меж ними оказалось достаточным, чтобы обратить на это внимание. Мертвые… Мертвые редко вмешиваются в дела живых. Да, зомби у нас обладают гражданскими правами; но это граждане особого сорта. Они не хуже и не лучше живых… Они просто
– Засранцы! Обдолбыши! Да будет проклят тот день, когда я взял вас обоих на борт! Убери весло, тебе говорят, ходячее недоразумение! Положи его, откуда взял! – разгневанные вопли шкипера оторвали меня от раздумий. Я с неудовольствием открыл глаза.
– Что за шум, а драки нету?
– Сейчас будет! – возопил шкипер. – Я откручу кому-то его проклятую пустую башку! Этот болван чуть не посадил нас на мель – а ведь мы ходим здесь ежедневно! Запомнить фарватер проще простого!
– Кстати, о фарватере… – густо заросший зеленью берег был всего в нескольких метрах от нас. – Почему бы вам не высадить меня здесь?
– Не положено! – отрубил шкипер. – В «Спящие лилии» можно попасть только из гавани, по-другому никак.
Вот это и есть то, о чем я говорил: традиции. Их чтут все, от мала до велика.
Мы обогнули лесистый мыс, и взгляду открылась гавань. Вход в обитель мертвых перегораживала изящная кованая решетка – покрытые ржавчиной прутья уходили прямо в воду. Похоже, лак время от времени подновляли – но атмосфера запустения царила здесь повсюду… Весьма стильная атмосфера, смею заметить: решетку кое-где увивали лианы, на мелководье раскинулись широченные листья местных водяных растений, чем-то напоминающие Victoria Regia. Вывеска «Спящие лилии» над воротами почти осыпалась, но прочесть название еще было можно. И – цветы, цветы, как везде в Амфитрите: на деревьях, на лианах, в воде и даже под водой… Наверное, именно они очаровывают легковерных туристов – между тем как за красивым фасадом прячутся все те же старые язвы, что и в других больших городах: преступность, пороки и одиночество…
Погруженный в размышления, я дождался, покуда пиасс пройдет под аркой ворот, и соскочил на доски пристани… То есть почти соскочил: как раз в этот момент Пату и Паташону пришло в голову произвести некий маневр с парусом, и судно слегка развернулось. Стремясь сохранить равновесие, я взмахнул руками – и теплые воды гавани приняли меня в свои объятия. Когда я вынырнул на поверхность, пиасс уже находился в нескольких метрах – и продолжал удаляться. Шкипер ругался, но как-то вяло, больше для порядка: что ему случайный пассажир! Тяжело вздохнув, я вылез на причал, подождал, покуда стечет вода, – и двинулся вперед. Идти пришлось недолго: вскоре сквозь увитые ползучими растениями ветви деревьев передо мной проступили стены приземистого строения. Как и большинство городских зданий, оно было выстроено из буро-красного кирпича, причем лет эдак двести назад, если судить по густо заросшим лишайниками стенам. Я даже решил, что вижу руины, но нет: стоило подойти ближе, и сделалось понятно, что за домом ухаживают. Дверь была свежеокрашена, выросшие возле самых стен шипастые кусты – аккуратно подстрижены. Я постучал – сперва деликатно, затем настойчиво. Никакого отклика. Тишина. Лишь чуть слышно шуршит ветер в кронах деревьев, да покачиваются изъеденные гусеницами листья плюща. Колотить со всей мочи и ломиться в эту грустную обитель мне почему-то очень не хотелось. Я был здесь лишним. Думаю, любой на моем месте чувствовал бы себя так же. Кому придет в голову буянить на кладбище?
Неприметное окошко в двери распахнулось внезапно. Я вздрогнул. Какого черта? Внутри царила темень. Поразмыслив немного, я вытащил из кармана монеты и обрывок пергамента, полученные у давешнего мертвеца, и осторожно просунул его в окошко – ничего лучше я придумать не мог. Казалось, прошла целая вечность – и вот, наконец, дверь медленно приоткрылась. Я не слышал ни лязга засовов, ни скрипа петель: еще одно свидетельство того, что за этим местом присматривают. Поколебавшись немного, я шагнул во тьму.
– Идите за мной! – шепот был еле различимым – но, безусловно, сердитым. Впереди затеплился фонарь. Впрочем, «затеплился» – не самое подходящее слово. Пламя было зеленоватым, призрачным – как и
