— Я лучше постою, спасибо.
— Тогда я тоже постою. — Он встал, подошел ко мне и внезапно заметил смотрителя, стоявшего рядом со мной. — Что он здесь делает? Я хотел поговорить наедине. Скажите, чтобы этот человек ушел.
— Я бы предпочла, чтобы он остался. Зачем вы хотели встретиться со мной?
— Без какой-либо особой цели, миссис Харкер. Просто захотелось на вас посмотреть, услышать ваш голос. Он очень приятный. В этих четырех стенах давным-давно не появлялось такой красотки. Смотреть на вас — большое удовольствие. Но… — Он нахмурился, глядя на меня. — Что-то не так. Вы изменились.
— Как именно? Что вы имеете в виду?
— Ваше лицо. Оно похоже на чай, разбавленный водой. Мне нравятся не бледные, а полнокровные люди. Ваша кровь, похоже, вся вытекла.
Мои щеки вспыхнули при этом проницательном наблюдении. Я надеялась, что румянца хватит, чтобы вернуть им краску, отсутствие которой так расстроило мистера Ренфилда.
— Я сегодня немного устала, вот и все, — поспешно сказала я.
— Что ж. Теперь немного лучше, но все равно вы сегодня другая. Жаль, я не могу разобраться, в чем дело. — Он покачал головой и торжественно добавил: — «Нет искусства читать в душе по выраженью лиц».
— «Макбет», — узнала я.
— Это моя любимая пьеса. — Пристально глядя на меня, он продолжил с лукавой улыбкой: — «Не озаряйте, звезды, с вышины моих желаний черной глубины!»
Я снова покраснела. Мистер Ренфилд просто процитировал случайную строчку из пьесы? Он имел в виду собственные темные желания? Или… ему откуда-то известен мой порочный секрет?
— Макбет был весьма честолюбивым человеком, — заметила я.
— Он был героем, — ответил больной.
— Я с вами не согласна. По-моему, он гнусный убийца и злодей худшего пошиба.
— Вы не правы.
Мы еще несколько минут обсуждали Шекспира. Во время беседы мистер Ренфилд казался таким умным, начитанным и безупречно рассудительным человеком, что трудно было заподозрить в нем безумца, содержащегося в заточении.
Наконец я сообщила, что должна уйти.
— Приятно было с вами повидаться, мистер Ренфилд.
Он вздохнул, очень осторожно взял меня за руку, поднес ее к губам и произнес:
— Благослови вас Господь, мадам, за то, что вы пришли. Желаю приятно провести день и вечер. Будьте счастливы.
— Благодарю, мистер Ренфилд.
Я повернулась, чтобы уйти, но он крепко сжал мою руку и добавил:
— Последний вопрос, миссис Харкер. Я все думаю, вы не снимаете корсет на ночь, спите в одной ночной рубашке или же совершенно обнаженная?
Я выдернула руку, ахнув от неожиданности и унижения при этом непристойном вопросе. Он громко засмеялся и с победным блеском во взгляде воскликнул:
— Вот! Совсем другое дело! Теперь эти щечки окрасились подлинной краской!
— Ну все, Ренфилд, хватит! — крикнул смотритель и потащил меня к двери.
— «Цветком невинным ты выгляди, но будь под ним змеей!» — ликующе процитировал мистер Ренфилд, прежде чем смотритель захлопнул и запер дверь.
Я вернулась в свою комнату, крайне взволнованная странной встречей. Мистер Ренфилд лишил меня душевного спокойствия, но я не могла не пожалеть его. Не его вина, что он сошел с ума. Провести всю жизнь под замком в подобном заведении — ужасная участь!
Джонатан и остальные мужчины вернулись только к ужину, совершенно выбившись из сил. Я постаралась развеселить их, беспокоясь, как бы они, подобно мистеру Ренфилду, не заподозрили, что я переменилась, но члены кружка были слишком заняты своими тайными делами, чтобы уделять мне много внимания. Джонатан упомянул, что я уснула прошлой ночью, не раздеваясь, но, похоже, это его не удивило.
Ужин вновь прошел в неловком молчании. Мужчины старались не говорить о событиях дня. Я сообразила, что смогу предупредить Дракулу, если разузнаю об их планах, и потому произнесла:
— Я знаю, что вы хотите оградить меня от всего, что предпринимаете в связи с графом, но очень тревожусь о вас. Успокойте меня, скажите хотя бы, собираетесь ли вы устроить вылазку сегодня ночью.
Джонатан бросил взгляд на доктора Ван Хельсинга, который утвердительно кивнул.
— Мы никуда сегодня не собираемся, дорогая. Нам предстоит многое обсудить после ужина.
— Будьте уверены, мадам Мина, что мы достаточно узнали за последние несколько дней, — добавил доктор Ван Хельсинг. — Очень скоро мы пойдем в атаку на это чудовище.
— Поймаем этого дьявола и убьем его! — с энтузиазмом вступил доктор Сьюард.
— Как… вы собираетесь его поймать? — Мое сердце забилось в тревоге.
Мужчины снова обменялись взглядами.
— Миссис Харкер, мы решили никому ничего не рассказывать о наших планах, — начал лорд Годалминг. — Вам лучше оставаться в стороне.
— Но вы подвергнетесь опасности?
— Не волнуйтесь, малышка, — сказал мистер Моррис. — С нами ничего не случится.
Я молча кивнула, стараясь скрыть душевную боль.
— Дорогая, ты выглядишь крайне взволнованной, — заметил Джонатан. — Это лишнее. Мы мужчины, поэтому знаем, что делаем, позаботимся об этом и о тебе. — Он сжал мою руку, повернулся к доктору Сьюарду и добавил: — Послушайте, Джек, вы не могли бы приготовить снотворное для Мины, чтобы она спокойно отдохнула сегодня ночью?
— Конечно, — ответил доктор Сьюард.
Я чуть не ахнула от досады. Мне не нужно никакое снотворное! Я не знала, собирается ли Николае прийти ко мне ночью, но — помилуй меня, Господи, — надеялась на это и хотела быть в полном сознании.
— Не стоит, — поспешно возразила я. — Я ужасно устала и уверена, что прекрасно усну без посторонней помощи.
— Все же мне кажется, тебе следует что-нибудь принять, — повторил Джонатан, когда мы встали из- за стола, и доктор Сьюард согласился с ним.
Позже он протянул мне коробочку с каким-то опиатом и сказал:
— Это очень мягкое снотворное, оно не причинит вам вреда, миссис Харкер, но поможет уснуть. Просто размешайте порошок в стакане воды.
Я поблагодарила его. Джонатан сказал, что они могут засидеться допоздна, но пообещал вскоре заглянуть и убедиться, что у меня все в порядке.
— В этом нет нужды. Не беспокойся обо мне, дорогой. Уверена, я буду спать, как младенец.
— Тогда доброй ночи, — произнес Джонатан и поцеловал меня. — Увидимся утром.
Я пожелала мужчинам спокойной ночи и поднялась к себе. Едва очутившись в своей комнате, я открыла коробочку со снотворным порошком, вынула бумажный конвертик, отнесла его на балкон и развеяла содержимое по ночному воздуху. Затем я вернулась в комнату, села и стала ждать, ждать, ждать.
Часы отмеряли убегающее время. Девять вечера. Десять. Одиннадцать.
Я встала. Походила. Снова села. Взглянула в окно на ночное небо, надеясь заметить белую дымку на траве или вихрь пылинок в лунном свете. К моему разочарованию, не было видно совсем ничего. Все вокруг оказалось недвижным и безмолвным, как в могиле. Собачий лай заставил меня подскочить от внезапной надежды, но тут же стих.
Часы пробили двенадцать. Я подумала, что Николае не собирается сегодня приходить, и внезапно
