Скорость освобождения: киберкультура на рубеже веков

Для технофилов-мачистов это является типично алхимическим итогом киберкультуры, квинтессенцией чистого разума из основной материи. Секс в таком контексте был бы очищен от телесного контакта с женщиной — и, шире, от малейшего намека на физиологичность — и сводился бы до ментальной мастурбации, электрическим колебаниям сознания, закодированным в компьютерной памяти. Если верить психологам Харви Милкману и Стэнли Сандервирту, первые грубые попытки переместить сексуальные опыты в сферу бесплотного осуществляются уже сегодня:

«Один 30-летний любитель кокса из Лос-Анжелеса рассказал, что больше не испытывает удовлетворения от полового акта с «биологическими единицами». Будучи по профессии сессионным музыкантом, не понаслышке знакомым с электроникой, он придумал «биоустройство с обратной связью», способное регистрировать его эрекцию и передавать данные на макинтош. Для мастурбации он использовал автоматическое вакуумное приспособление, продающееся для лиц с травмами позвоночника. Информация, поступавшая от члена на компьютер, программировала вывод на экран порнухи разного сорта и разной степени откровенности, отобранной и сохраненной на жесткий диск из 400 порнофильмов. Весь опыт усиливался за счет постоянного и обильного употрбеления кокаина».^{505}

Порожденные страхом перед телом, всепоглощающей страстью к развлекательным медиа и распадом традиционных представлений о сообществе, эти лишенные любви, научно-фантастические паталогии нынче в моде, хотя они и не новы. Еще Маршал Маклюэн говорил об этом в своем интервью журналу Playboy в 1969 году, где он сетовал по поводу влияния сексуальной революции на восприятие в эру информационной перегрузки и, в частности, «отношения к телу, как к механизму, способному испытывать определенное возбуждение, но отнюдь не полное сексуально-эмоциальное участие в процессе и трансцендентность».^{506} Это бросает пессимистический свет на его дальнейшие рассуждения:

«Если так будет продолжаться, в недалеком будущем появятся секс-машины — нет, не нынешние компьютеризированные искатели данных, а механизмы, в которых завершающий оргазм будет достигаться путем прямой механической стимуляции точек наслаждения в мозге».^{507}

Здесь непременно в дискуссию вступят феминистки вроде Бренды Лоурел, которые напомнят, что это последнее проявление техно-эротизма нашего века по большей частью является продуктом мужских фантазий и желаний, из которых далеко не все являются нормальными. «По своему пятнадцатилетнему опыту общения с компьютерщиками я знаю, что мы имеем дело с типом людей, которым страшно досаждают их тела и их половое влечение»,— говорит Бренда в интервью с секс-гуру Сьюзи Брайт. — «Когда мужики говорят о виртуальной реальности, они обычно пользуются выражениями типа «внетелесный опыт» или «выход из тела». Когда же о виртуальной реальности говорят женщины, они мечтают перенести тело в другой мир. Смысл в том, чтобы захватить это удивительное ощущение оргазма с собой, а не оставить тело скрюченным над клавиатурой, в то время как мозг со свистом несется по какой-то там сети. Тело — это не просто контейнер для нашего славного разума».^{508}

Вопрос, сильнее ли женщины с их менструациями, менопаузами и беременностями привязаны к своему телу, чем мужчины, с незапамятных времен терзал многих мыслителей. Нет на него однозначного ответа и здесь, однако мы утверждаем, что киберкультура переполнена мужскими страхами и желаниями, когда же эти два течения встречаются, как это происходит при столкновении секса с техникой, на поверхности, как правило, оказываются одни паталогии.

Самая ужасная из этих паталогий — эротизация машины смерти, где вновь всплывает дьявольская маклюэновская троица — секс, техника и смерть. Идея того, что война извращает отношения между сексом и смертью, широко подтверждается использованием метафор эротического характера и двусмысленностей для описания высокотехнологичных достижений в области вооружения. Ученые, занимающиеся оборонными проектами, используют такие термины, как «вертикальные пусковые установки-эректоры, тяговооруженность, мягкая посадка, глубокое внедрение, (…) сравнительные преимущества длительных атак перед атаками молниеносными», которые один военный специалист из Совета национальной безопасности обозвал «высвобождением 70-80% нашей военной мощи в одном оргазмическом выбросе».^{509} Не зря феминистка Донна Хэрэвэй называет современную войну «киборгианской оргией». В интервью журнала Re/Search Кароли Шнееманн обнажает сущность военной риторики вокруг войны в Персидском Заливе, отмечая, что «вся лексика этой войны сводится к фразам типа «сотрем их в порошок, размажем по земле»…Это онанирующая лексика мужчин, которые не способны кончить. Групповое изнасилование, бесконечный трах с самым тяжелым стенобитным орудием, стенобитным членом».^{510}

Не столь апокалиптическим, но не менее жутким выглядит образ прозаика Тома Клэнси («известного своими прочувствованными описаниями высокотехнологичного оружия») в журнале Amtrak Express. «Там, где другие популярные писатели предлагают читателям откровенные любовные сцены,— отмечает автор статьи,— Клэнси приглашает взглянуть на новую установку для запуска ракет класса «земля-воздух».^{511} Здесь же уместно вспомнить одну удивительную историю времен войны в Персидском Заливе, которую раскопал репортер газеты Philadelphia Inquirer Кэрол Морелло. По его словам, базировавшиеся на борту эсминца ВМС США «Джон Ф. Кэннеди» летчики смотрели порнофильмы перед тем, как вылететь бомбить Ирак.^{512} Однако ни один из приведенных выше примеров не может сравниться по своей циничности с небольшим стишком, который один мой приятель привез со службы на флоте:

This is my rifle
This is my gun
One is for killing
One is for fun.
(Вот моя винтовка,
Вот мой пистолет,
Первая для убийства,
второй для развлеченья.)

Стэнли Кубрик затрагивает эти темы в своем «Докторе Стрейнджлаве» (1964) — черной комедии о странной любви стареющих «серых кардиналов» к сексапильному оружию. С самого начала фильма, где показывается дозаправка бомбардировщиков, спаривающихся в воздухе под звуки Try a Little Tenderness, до его термоядерной развязки мы имеем дело с бесконечным набором фрейдистских острот, в которых смешаны секс, техника и смерть.

Пронзая Матушку Россию своим фаллическим B-52, генерал Джек Д. Риппер спасает свое мужское достоинство, которому угрожает «фторирование» — коммунистический заговор, цель которого загрязнить «наши самые драгоценные телесные выделения». Майор Т. Дж. «Кинг» Конг — командир бомбардировщика В-52, который должен сбросить бомбу,— разглядывает красоток в журнале Playboy, а главной целью поражения явлется город Лапута (по-испански «шлюха»). Самолет несет две водородные бомбы-близняшки, украшенные похабными надписями типа «дорогой Джон» или «привет, крошка», которые напоминают две гордо торчащие сиськи. Впоследствие, когда Конг садится верхом на одну из них и устремляется с победным кличем в вечность, бомба становится похожа на искусственный член, годящийся разве что для гигантской обезьяны, имя которой носит майор. Фильм заканчивается визуальной игрой, в