весьма изощренным способом — путем имитации смертельной болезни — инсульта.
Стало своего рода литературным штампом приводить слова дочери Сталина Светланы Аллилуевой о внешне весьма здоровом облике отца перед кончиной: «Здоровье отца было, в общем, очень крепким. В 73 года сильный склероз и повышенное кровяное давление вызвали удар, но сердце, легкие, печень были в отличном состоянии. Он говорил, что в молодости у него был туберкулез, плохое пищеварение, что он рано потерял зубы, часто болела рука, покалеченная в детстве. Но, в общем, он был здоров. Сибирские сухие морозы оказались нетрудными для южанина, и во второй половине жизни его здоровье только окрепло. Неврастеником его никак нельзя было назвать: скорее ему был свойственен сильный самоконтроль»[92].
Однако воспоминания дочери Сталина можно назвать свидетельскими лишь с большой натяжкой, особенно ее утверждение о крепком здоровье отца к концу жизни. Став взрослой, Светлана жила своей жизнью, редко виделась с отцом, и ее воспоминания основаны скорее на сведениях, почерпнутых из разговоров лиц, окружающих отца, и слухов.
Изучая историю болезни, И. Чигирин обнаружил следы множественных изъятий, на одном из которых он остановился подробно, сделав предположительный вывод о сроках этого изъятия. Речь идет о болезни Сталина, случившейся в декабре 1946 года, когда он находился в очередном отпуске в Гаграх. Лечил его профессор Н.А. Копшидзе — известный в то время специалист по внутренним болезням, в частности, по кишечным расстройствам, которые часто преследовали Сталина особенно в послевоенные годы жизни. Ниже приводится краткая история этой болезни Сталина.
«За последние дни, до 6 декабря, тов. И.В. Сталин чувствовал общее недомогание. В ночь на 6 декабря, после значительного озноба, поднялась температура до 39,0; одновременно появились боли в области эпигастриума и по ходу тонких кишок, тошнота и общая слабость, вскоре к этим явлениям прибавились поносы, доходящие в сутки до 14 раз.
Объективно: пульс хорошего наполнения, ритмичный, 96 в минуту при температуре 38,4. Границы сердца нормальны, тоны слегка приглушены, без шумов. В легких всюду везикулярное дыхание, без хрипов.
Живот умеренно вздут, при пальпации болезненность в области эпигастриума и расположения тонких кишок, имеется урчание.
Печень увеличена, выходит из-под правого подреберья на два пальца, плотная с гладкой поверхностью, болезненна при пальпации.
Язык слегка обложен.
Кровяное давление максимальное 155, минимальное 80.
В моче белок 0,033. Эритроциты 2–4 в препарате. Удельный вес 1016. Кал жидкий, без крови и гноя, но с значительной примесью слизи.
6-го и 7 декабря болезнь нарастала, 8-го наметилось постепенное уменьшение всех явлений, и к 9 декабря болезненные явления совсем прошли.
Терапия: кастор, масло 30,0, сульфадиазин, дисульфан, согревающий компресс на живот, диета строгая в первые дни с постепенным расширением в связи с улучшением болезненных явлений.
Диагноз: острый гастроэнтерит, миодистрофия сердца, хронический гепатит, атеросклероз.
Рекомендуется в будущем:
Соблюдение диеты, — преимущественно молочно-расти-тельной, мясо в умеренном количестве, из спиртных напитков только легкое столовое вино в количестве 100–150 грамм в сутки.
Чаще пользоваться свежим воздухом, но остерегаться простуды.
Послеобеденный отдых от 6–8 часов вечера.
Прекращение работы ночью после 1 часа ночи.
Ежегодный отдых на юге, на берегу моря, минимум 2 месяца.
Заслуженный деятель науки профессор Кипшидзе»[93]
Гагры, 9.XII.46.
Однако при этом в истории болезни отсутствуют результаты бактериологических исследований, что весьма странно, поскольку такое светило по внутренним болезням, как профессор Н.А. Кипшидзе, просто никак не мог допустить подобного промаха, тем более в отношении такого важного пациента, как И.В. Сталин. Да он и сам упоминает о результатах анализов.
Проявив незаурядные способности исследователя-криминалиста, И. Чигирин сумел обнаружить следы ранее подшитых, но почему-то впоследствии изъятых результатов бактериологических анализов. Впрочем, предоставим ему слово:
«Краткая история болезни напечатана на пишущей машинке через полтора интервала на двух листах желтоватой мелованной бумаги, на которой имеются следы от металлических скрепок и от отверстий многократно примененных степлеров. На обратной стороне в верхней части первого листа справа и на втором листе вверху слева видны вертикально расположенные, совпадающие друг с другом, одинаковые прямоугольные следы размером 110 x 150 мм темно-желтого цвета. Вероятнее всего на этом месте находились листы (или лист) с результатами анализов.
По мнению специалистов, такие следы могут оставаться от длительного (в течение 10 и более лет) соприкосновения белой бумаги с грубой, плохого качества бумагой из-за выделения ею остатков реактивов, примененных при ее изготовлении. Именно из такой бумаги делали в то время бланки анализов.
Н.А. Кипшидзе был вызван к пациенту не случайно. С учетом того, что он был специалистом по внутренним болезням и, в частности, по кишечным простейшим, анализов не могло не быть. Но от них остались лишь следы. Зачем были изъяты листы с результатами анализов?
Если к 1946 году прибавить 10 лет, то попадаем в 1956 год. Разгар «разоблачения культа личности». Сам факт изъятия листа (листов) свидетельствует о том, что над историями болезни работали и во второй половине 50-х годов»[94].
И после столь убедительного доказательства факта «работы» в последующем над историей болезни Сталина, автор этого «открытия» с упорством, достойным иного применения, продолжает настаивать на том, что никаких инсультов (инфарктов) у Сталина никогда не было, поскольку в истории болезни нет упоминаний об этих заболеваниях.
Так, упоминая о том, что Сталин отсутствовал в Москве с 9 октября по 17 декабря 1945 года, пропустив при этом даже первый послевоенный парад, посвященный 28-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, автор исследования пишет:
«Многие исследователи и авторы, мотивируя отсутствие Сталина в Москве с 9 октября по 17 декабря 1945 года, настаивают на том, что его срочный выезд на отдых связан с внезапно случившимся инсультом. Но здесь к месту напомнить о встрече Сталина в Гаграх с Гарриманом, представителем президента США Трумена, которая состоялась 24 октября 1945 года. Сталин встретил Гарримана на пороге своего дома. Американец не мог бы не увидеть болезни Сталина или ее следов и не поведать о ней миру, если бы она имела место.
Записей об этой болезни в медицинских документах нет. Как говорилось выше, с учетом последнего диагноза — инсульта — они не должны были быть уничтожены, т. к. являлись бы логическим завершением имевшихся у больного заболеваний, если бы они были на самом деле.
Вполне допустимо предположить, что столь длительное отсутствие Сталина в Москве явилось его естественным желанием отдохнуть после титанической работы во время войны, которая отпусков не давала»[95].
С последним предположением автора, что Сталин решил (или за него решили соратники) отдохнуть «…после титанической работы во время войны…», вполне солидарны, тем более, что нам не удалось обнаружить публикаций, в которых утверждалось бы, что первый послевоенный инсульт случился у Сталина в октябре 1945 года. Насколько нам известно, все «исследователи и авторы» сходятся на том, что он случился именно в сентябре 1949 года, тем более что об этом свидетельствует В. Жухрай.
В том-то все и дело, что кому-то очень хотелось не искать в истории болезни Сталина предысторию его последнего, смертельного инсульта, а, как раз напротив, представить дело так, что практически здоровый Сталин был изощренным образом отравлен. В таком случае все возможные свидетельства о
