А. Авторханов в конце своего повествования по поводу версии «старых большевиков»: «При этом невольно вспоминается место из книги Аллилуевой, где сказано несколько слов о какой-то таинственной женщине- враче у постели умирающего Сталина: «Молодые врачи ошалело озирались вокруг… Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, — где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали» (Двадцать писем к другу, стр. 7).
Я думаю, что выяснение роли данной женщины-врача при Берии было бы очень важно. Интересно, где же Аллилуева видела эту женщину до смерти Сталина и видела ли она ее после его смерти?»[13]
То есть автор задумывается над тем, как бы довести придуманную им версию до логического завершения.
Все вышеприведенные версии о последних днях и часах жизни Иосифа Виссарионовича Сталина прямо или косвенно связаны с Н.С. Хрущевым. Однако со второй половины 70-х годов вдруг «заговорили» офицеры личной охраны Сталина, которые к тому времени были уже достаточно пожилыми людьми. Инициатором публикации воспоминаний офицеров охраны был полковник А. Рыбин, который работал в охране Сталина до 1935 года, а затем длительное время возглавлял службу безопасности Большого театра. Что заставило А. Рыбина заняться исследованием причин болезни и смерти Сталина, неизвестно. Хотя он не был свидетелем последних дней жизни Сталина, но всю свою оставшуюся жизнь он посвятил этой проблеме, написав целую серию статей под общим подзаголовком «Записки телохранителя». Отдельные статьи были впоследствии опубликованы в виде брошюр, из которых наиболее известны следующие:
— «Рядом со Сталиным»;
— «Кто отравил Сталина»;
— «Сталин и Жуков»;
— «Сталин в октябре 1941 года»;
— «Сталин на фронте».
Впоследствии свои заметки о жизни и деятельности И. В. Сталина А. Рыбин в соавторстве с И. Бенедиктовым опубликовал в виде книги «Рядом со Сталиным», которая выдержала несколько переизданий. В 2010 году эта книга была вновь переиздана издательством «Алгоритм».
А. Рыбин начал свою многолетнюю работу по восстановлению доброго имени Сталина в 1977 году, когда он собрал в очередную годовщину смерти вождя нескольких бывших сотрудников охраны, присутствовавших на Ближней даче в мартовские дни 1953 года, и записал их воспоминания о тех трагических днях и событиях. В Музее Революции хранится подлинник рукописи А. Рыбина с воспоминаниями своих бывших сослуживцев под заглавием «Железный солдат».
Наиболее подробные воспоминания оставили полковники П. Лозгачев и В. Туков. Самые краткие показания дал М. Старостин — сотрудник для поручений, не дежуривший в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года. После публикации первых показаний бывших офицеров охраны Сталина, к ним стали проявлять интерес многие историки и писатели, по просьбе которых первичные показания офицеров уточнялись и дополнялись, пока не сформировались в виде довольно обстоятельной «версии охраны».
Особенно активно раздавал интервью и делился своими воспоминаниями полковник П. Лозгачев, бывший в ту пору дежурным помощником коменданта Ближней дачи. Насколько нам известно, подробные воспоминания П. Лозгачева имеются в личном архиве недавно ушедшего из жизни писателя В. Карпова и ныне здравствующего историка и писателя В. Жухрая, а также Э. Радзинского [14].
Приводим версию воспоминаний П. Лозгачева, записанную В. Жухраем и опубликованную в его книге «Сталин (из политической биографии)», изданной в 1999 году (издательство «Сворогъ»).
«28 февраля на 1 марта на Ближней даче[15] дежурили Хрусталев, Лозгачев, Туков и Бутусова[16].
Сталин приехал на дачу в Кунцево около 24 часов. Вскоре приехали Л. Берия, Г. Маленков, Н. Хрущев и Н. Булганин. Мы подали на стол только один виноградный сок. Что касается фруктов, то они всегда находились в вазах на столе. В пятом часу утра гости уехали. Прикрепленный полковник Хрусталев закрыл двери. Хрусталев сказал, что, якобы, Сталин сказал ему: ложитесь спать все, мне ничего не надо, вы не понадобитесь. Мы действительно легли спать, чем были очень довольны. Проспали до 10 часов утра.
Что делал Хрусталев с 5 часов утра до 10 часов утра, мы не знаем (к чему бы эта ремарка? — А.К.).
В 10 часов утра его сменил другой прикрепленный М. Старостин[17] .
Утром все мы взялись каждый за свое дело. Тем временем, произошла суточная смена личной охраны Сталина.
Обычно Сталин вставал в 10–11 часов. Я смотрю, уже 12 часов, а движения в комнатах Сталина нет.
Постепенно ближайшие к Сталину люди из охраны стали волноваться и теряться в догадках: почему Сталин не встает, никого к себе не вызывает.
В 16 часов Старостин говорит: «Что будете делать?»
Обычно я входил с корреспонденцией к Сталину, когда замечал, что он уже встал. Сидим в служебном кабинете и думаем: что же делать. Дождались до б часов вечера, а движения в комнатах Сталина все нет. Я говорю Старостину: «Иди ты, как начальник охраны». Старостин отвечает: «Я боюсь[18], иди ты с пакетами (в мою обязанность входило приносить Сталину полученную корреспонденцию)».
Наконец, в 18 ч. 30 минут в комнате у Сталина появилось электроосвещение. Все с облегчением вздохнули. И все же время шло, а Сталин никого не вызывал.
В 22.30 пришла почта на имя Сталина. Тут я использовал момент. Забрал от нарочного почту и решительным, твердым шагом направился к Сталину. Прошел одну комнату, заглянул в ванную комнату, осмотрел большой зал, но Сталина ни там, ни тут не было. Уже вышел из большого зала в коридор и обратил внимание на открытую дверь в малую столовую, из которой просвечивалась полоска электроосвещения. Заглянул туда и увидел перед собой трагическую картину. Сталин лежал на ковре около стола, как бы облокотившись на руку. Я оцепенел. Покушение, отравление, инсульт?
Быстро побежал к нему: «Что с вами, товарищ Сталин?» В ответ услышал произношение «ДЗ» и больше ничего. На полу валялись карманные часы 1-го часового завода, газета «Правда», на столе бутылка минеральной воды и стакан. Я быстро по домофону вызвал Старостина, Тукова и Бутусову. Они прибежали и спросили: «Товарищ Сталин, вас положить на кушетку?»
Как показалось, он кивнул головой. Положили, но она мала. Возникла необходимость перенести его на диван в большой зал. Все четверо понесли товарища Сталина в большой зал. Видно было, что он уже озяб в одной нижней солдатской рубашке. Видимо, он лежал в полусознательном состоянии с 19 часов, постепенно теряя сознание.
Сталина положили на диван и укрыли пледом.
Срочно позвонили министру Государственной безопасности С. Игнатьеву. Он был не из храбрых и адресовал Старостина к Берии. Позвонили Г. Маленкову и изложили тяжелое состояние Сталина. В ответ Георгий Максимилианович Пробормотал что-то невнятное и положил трубку. Через час позвонил сам Маленков и ответил Старостину: «Берию я не нашел, ищите его сами».
Старостин бегает и шумит: «Звони, Лозгачев». А кому звонить, когда уже все знают о болезни Сталина. Еще через час позвонил уже сам Берия: «О болезни товарища Сталина никому не звоните и не говорите». Так же мигом положил трубку.
Я остался один у постели больного. Обида от беспомощности перехватила горло и душили слезы. А врачей все нет и нет. В 3 часа ночи зашуршала машина у дачи. Я полагал, что это врачи приехали, но с появлением Берии и Маленкова надежда на медицинскую помощь лопнула. Берия, задрав голову, поблескивая пенсне, прогромыхал в зал к Сталину, который по-прежнему лежал под пледом вблизи камина. У Маленкова скрипели новые ботинки. Он их снял в коридоре, взял под мышку и зашел к Сталину. Встали поодаль от больного Сталина, который по роду заболеваемости захрипел.
Берия: «Что, Лозгачев, наводишь панику и шум? Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Нас не тревожь и товарища Сталина не беспокой».
