Шли они недолго. Уже через пять минут лупоглазый зашел в подъезд девятиэтажного дома и, минуя лифт, стал подниматься по лестнице. Остановился на третьем этаже. Здесь-то его и достал Мясник.
– Эй! – окликнул он лупоглазого, опять-таки ещё не зная, что будет делать, но нащупывая рукоятку топорика.
Лупоглазый обернулся, но диалога не получилось. Длинный и острый самодельный зековский нож вошел сзади и сбоку в печень Игоря Кондакова, и тот рухнул сначала на колени, а потом лицом на грязный пол.
Картуз выдернул нож, обтер его о куртку Мясника и пояснил корешу:
– Я в окошко углядел, как он тебя выслеживал.
– Кто он такой и чего теперь с ним делать? – забеспокоился Мыловар.
– Затащим в нашу квартиру, пусть там полежит – все равно нам скоро сваливать.
В квартире Кондакова обыскали и нашли у него удостоверение владельца мясной лавки мелкооптового рынка.
– Херня какая-то! – удивились братаны.
Генерал Крюков и Лайма
– Дядя считает, – заявил боссам «третий человек», – что всему составу нашей группировки надо наговорить на диктофон следующую фразу: «Срочно попросите Антона».
– Какого хера? – тут же возмутился Зямба.
– Именно этими словами вызвали Антона от Лаймы. Когда все записи будут сделаны, спецы точно определят «крота» в нашей организации, – пояснил Иван.
– Каким же образом? – не унимался Зямба.
– Через Лайму.
– Так она и скажет! – усмехнулся кавказец.
– Генерал прогонит её через детектор лжи, никуда она не денется.
– А менты, выходит, всех нас узнают поименно, – зло бросил Зямба.
– Зачем? Записи будут анонимными. Просто генерал передаст нам ту из кассет, голос на которой соответствует по тембру и интонации телефонному звонку. А у нас останутся дубликаты всех этих кассет, но уже с именами.
– Так менты узнают численность нашей группировки, – продолжал возражать упрямый кавказец.
– Они и так её знают, – вмешался в спор Келарь. – Посланник дело говорит. Сегодня же начинаем запись. Причем с себя. Давай диктофон, Иван.
Разговор этот происходил в пятницу днем, а потом в течение полутора суток в сколковском офисе шла невиданная акция, над которой посмеивались все члены организации, но никто не осмеливался возражать. Наконец кассеты были переданы генералу Крюкову.
Он договорился о встрече с Лаймой. Перед визитом зачем-то сходил в салон красоты, купил коньяк, торт и цветы.
Лайма тоже встретила его во всем блеске. Бюст не открыла, но подчеркнула модным бюстгальтером, зато совершенно обнаженной оставила спину, стройные бедра облегала короткая юбка.
– Ну что, начнем допрос, – улыбнулся генерал и решился на легкий поцелуй, в ответ на который Лайма сумела прижаться к Андрею Крюкову едва ли не всем телом.
– О, какие чудесные розы! – воскликнула она и выигрышно поставила вазу с цветами на сервант, возле стола, за которым они расположились. Рядом с бутылкой коньяка очутился принесенный Лаймой из кухни виноград. – Торт, если не возражаете, оставим на десерт. Может быть, сначала по рюмочке, для лучшего восприятия текста, – в меру кокетливо предложила хозяйка.
Гость не возражал.
Лайма предложила по второй, но генерал проявил железную стойкость: работа есть работа.
Началось прокручивание записей. Андрей ловил себя на том, что практически в упор, до неприличия, смотрит на Лайму. Он просто не мог оторвать от неё взгляд, настолько изящны были её движения, настолько совершенна фигура. И то и дело голову посещала шальная мысль: а не бросить ли к черту свое генеральство и не поселиться ли где-нибудь в тихом уголке Европы, наслаждаясь тишиной, свободой и Лаймой. Бабок-то он нахватал достаточно.
Но надо было прослушивать записи.
Никакого детектора лжи генералу не требовалось: он легко чувствовал по интонации, правду говорит «испытуемая» или нет.
– Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Всё – голос дрогнул: это тот человек, который ей звонил! Но генерал продолжал эксперимент.
И далее вновь последовало:
– Нет. Нет. Нет. Нет.
Итак, все записи прослушаны.
– Ну что ж, нет так нет, – пожал плечами генерал. – Давайте лучше выпьем.
– Выпьем и потанцуем, – весело сказала Лайма.
