Как будто пружина в часах раскрутилась и со шпенька соскочила…
Из-за Веницкого еще волнуюсь: все ли у него нормально в Вэй Хае пройдет, сможет ли 'выковырять' наших. Совсем мне подзатянувшееся молчание Форрин офиса не нравится. Затевают какую-то гадость нам бриты… Очередную! А у нас в их порту – три броненосца… Я поэтому и попросил Алексеева послать 'Святителей' с 'Пересветом'. Все-таки любую аргументацию хорошо подкреплять главным калибром! Или я сгущаю? От войны никак не отойду?
– Честно говоря, я пока тоже оглушен немножко. Так вот взять и шагнуть из войны в мир… Утром сегодня опять вскочил как ошпаренный – приснилось, что Николая Александровича с Фитингофом на их 'столе-крейсере' Камимура изловил.
– Доброе утро, господа… Всю жизнь мне поминать теперь будете, Петр Алексеевич, ту нашу прогулку к Гуаму? – вдруг подал откуда то сзади голос Беклемишев.
– А, 'Гроза береговой обороны и судоходства' Страны восходящего солнца пожаловали! Милости просим! Присоединяйтесь-ка к нам, присоединяйтесь. Мы тут с Всеволодом Федоровичем поднялись к корабельному начальству. Поглядеть далеко ли до дому осталось. И по пустякам не обижайтесь, я ведь тогда из-за Вашей задержки пол пузырька валерьяновой настойки истребил…
– Допустим, но я не за себя вовсе. Вы, Петр Алексеевич, опять 'Наварина' 'столом перевернутым' прилюдно обозвали. Некрасиво это, знаете ли. Да-с. Я все слышал. А ведь просил же… И Вы обещали!
– 'Перевернутым'! Да боже меня упаси! Напраслину возводите. У меня пол мостика свидетелей здесь. Ну, не обзывал я 'перевернутым' Ваше любимое блю… – Безобразов осекся прикрыв рот рукой. Последний слог 'до' остался не произнесенным…
Вокруг раздались сдавленные смешки, тихое хихиканье, а не сумевший как всегда сдержаться Руднев закатил глаза и с трагической миной процедил:
– Дуплет-с, господа!
А затем, разряжая неловкую паузу, вынес вердикт:
– Во-первых, пока я еще командую флотом – никаких дуэлей. Тем более среди адмиралов. Во-вторых, Петр Алексеевич, Вам все-таки придется сейчас прилюдно каяться. Мне то ведь Вы тоже обещали. Помните: когда мы у Горы стояли? Вы же знаете – у Николая Александровича это любимый пароход. А он у нас однолюб. Понимать надо такие вещи.
– Ладно, все, господа. Виноват. Признаю. Раскаиваюсь… Вы удовлетворены, Николай Александрович? Торжественно обещаю при всех Ваш любимый 'Наварин' больше не обижать.
И хватит смеяться, молодежь!
– Спасибо, Петр Алексеевич, – Беклемишев улыбаясь подошел к Рудневу, Безобразову, а так же к стоящим вместе с ними командиру 'Потемкина' Васильеву и старшему офицеру Семенову, – будем считать инцидент исчерпанным. В самом деле, зачем обижать моего 'старика'. По Уставу ведь не положено, чтоб у корабля сразу три позвища было…
– Три? А какое же третье? Что то мы тут и не слышали на 'Светлейшем'. Сами то ваши каюткампанейские как 'Наварина' своего кличут?
– Ну Вас! Опять смеяться будете. Не скажу.
– Все. Вылетело – не вернешь. Признавайтесь уж, будьте добры, любезный наш Николай Александрович!
– Как, как… 'Слоник'! Вот как…
– Господи! А слоном-то за что его, бедного…
– А это к Всеволоду Федоровичу вопрос. Кто тогда на военном совете сказал, что мы на заднем дворе у Микадо резвимся аки слоны в посудной лавке?
Очередные смешки собравшихся были прерваны докладом спустившегося с фор-марса мичмана Кускова:
– Господа! Прямо по курсу дым!
– Видно уже кто к нам на встречу бежит?
– Никак нет. Пока только дым.
– Продолжайте наблюдение, спасибо…
Полагаю, господа, бежит комитет по встрече. Миноносники, естественно. Стало быть поход наш практически закончен. Мы уже почти дома. Передать по флоту: экипажам быть готовыми к торжественному построению. Флаги расцвечивания поднять… Между колоннами иметь пять кабельтов. Скорость 8 узлов…
Ясным морозным утром 6 марта 1905 года Тихоокеанский флот Российской Империи подходил к своей главной базе. Две кильватерные колонны плавучего города из почти что сотни кораблей и судов растянулись на 10 миль. Изрядно задувавший ночью с запада ветер почти стих, и неторопливо поднимавшееся из-за острова Русский солнце начало пригревать сталь бортов, надстроек и башен. Удивительно, но даже на кораблях бывает слышна звонкая весенняя капель…
На палубах и мостиках толпились моряки и армейцы: все заждались встречи с Родиной, с ожидающими там родными и близкими, предвкушая по праву заслуженный ими отдых после тяжких ратных трудов. Ведь, в конце концов, все войны не только кончаются миром. Они ради него ведутся…
До входа в Босфор оставалось еще миль десять. Мимо бортов, играя бликами и солнечными зайчиками в темно-синей воде, проплывали редкие льдины. Вокруг кораблей кружили стаи больших приморских чаек, прилетевших с островов. Вытаскивая из воды оглушенную ударами многочисленных винтов рыбешку, они оглашали Уссурийский залив своими пронзительными, звонкими кликами. И даже вечно терпеть их не могущие боцмана улыбались глядя на эти гвалт и суету за кормой. Конечно, ют опять обгадят, но в такой день это простительно – первыми встречать прилетели! С Победой поздравить!
– Всеволод Федорович! Телеграмма!
– Что там? И почему целой делегацией на мостик одну бумажку несете, господа?
– На 'Громобое' выходят нас встречать генерал-адмиралы Алексеев и Макаров, Всеволод Федорович!
– Что!? Степан Осипович САМ? Неужто в силах уже! Слава Богу! Но со званиями – не понял… Вы, любезный мой, ничего не напутали?
– Никак нет! Из телеграммы следует, что согласно полученному Указу Императора Николая Александровича, ряд высших офицеров флота и армии в связи с победой над Японией произведены в следующие чины! Поэтому, разрешите первому поздравить Вас, Всеволод Федорович! Вы, как и Петр Алексеевич уже два дня как АДМИРАЛЫ! А Николай Александрович Беклемишев – вице-адмирал.
– Так… И это все?
– Никак нет! Там еще больше двадцати фамилий в списке!
– Ну, и… Эй? Что это вы удумали? Прекратите! Что за армейщина!? Прекра…
– Качать Руднева, господа! Качать наших АДМИРАЛОВ! Ура!!!
Письмо капитана 2-ранга М.Г. Гаршина сестре (Сборник документов и фотографий из семейного архива генерал-полковника ИССП С.А. Балка, Санкт-Петербург, 1951 год. Издание Императорского Архива кино- фотодокументов, Том 1, стр. 247-248.)
04.06.1905. Япония, Хамамацу, военно-морской госпиталь.
Здравствуй, дорогая моя, любимая сестренка!
Сразу спешу сообщить тебе, что в течение истекшей недели получил два радостных известия. Первое касается состояния моего здоровья. Уважаемые профессора Като и Нобояма после очередного осмотра заявили мне, что через неделю состоится выписка. Обе мои легкие раны вполне выполнились уже давно, но им, понимаешь ли, внушало опасение состояние моего легкого. Господа эскулапы, снизойдя до почти что научных объяснений, заявили, что теперь оснований для возможного рецидива кровотечений они больше не видят, навыписывали кучу всего на период в три месяца после завершения стационарного лечения, и посоветовали поменьше нервничать.
С одной стороны, конечно я весьма благодарен им обоим, особенно оперировавшему меня трижды хирургу Нобояма – он действительно кудесник в своем деле, с другой – так и подмывало напомнить
