помимо этого он свидетельствовал и о том, сколь разные выводы были сделаны из перечня предпосылок, принимавшихся обеими сторонами. Предпосылки касались того, что было предметом веры в евхаристийной жизни церкви и ее благочестии, того, чему церковь учила в проповедях и богословии, а также того, что исповедовалось в ее символах и догматах. Споры об изображениях потеряют для нас всякий смысл, если мы документально не засвидетельствуем эти общие предпосылки и не проследим те различия, которые из них проистекают.
Современные историки как будто единодушны в том, что 'причина поклонения образам коренилась в мысли, будто материальные объекты могут служить вместилищем божественной силы и что этой силой можно заручиться через физический контакт со священным предметом' [940]; эту мысль, по сути дела, разделяли как противники изображений, так и их защитники, поскольку именно этим объяснялась общая вера восточных христиан в священнодействия, которое они обычно называли 'святыми тайнами'. 'В этом, — писал иконоборец, имея в виду таинства, и особенно таинство евхаристии, — едины все' [941]. Иконоборческий император Константин 5-й утверждал, что 'вкушаемый нами хлеб есть образ Его (Христа) тела, приявший вид Его плоти и ставший Его телом' [942]. С другой стороны, защитники изображений тоже утверждали, что в евхаристии истинно присутствует Христово тело, удерживаемое в руках человеческих и раздаваемое достойным [943]. Когда на Литургии преждеосвященных священник возглашает: 'Преждеосвященная святая святым' [944], православные понимают это в том смысле, что 'мистическая жертва', совершаемая в евхаристийном богослужении, представляет собою приношение 'святой крови' Христа [945]. Когда же на Литургии Василия Великого он возглашал: 'Святая святым' [946], иконоборцы мыслили это так, что освященные евхаристийные хлеб и вино заслуживают именования 'святых' и потому 'достойны поклонения' [947]. Как иконоборцы, так и иконопочитатели в общей для них литургии называли хлеб и вино 'вместообразная (ta antitypa) святого тела и крови Христа' [948].. Православные были вынуждены признать, что иконоборцы действительно учат о реальном присутствии Христова тела и крови в евхаристии, однако утверждали, что это не согласуется с их общей богословской позицией [949]. Поэтому в том, что касается евхаристии, спор между ними шел не о природе евхаристийного богоприсутствия, а о том, как это сказывается на определении 'образа' и возможности использования изображений. Следует ли евхаристийное присутствие рассматривать как некий общий принцип передачи божественной силы через посредство материальных объектов или это нечто уникальное, не допускающее такого рассмотрения в отношении других средств обретения благодати (таких, например, как изображения)?
Со спорами о природе евхаристии тесно связывалась и общая забота о простых членах церкви. Отмечалось, что 'первоначально христианская защита изобразительных искусств основывалась на том, что они полезны в деле образования. Образность была… средством наставления и поучения, особенно неграмотных' [950]. Как символы Христова страдания, образы были предпочтительнее простого распятия, потому что простолюдин лучше их понимал [951]. Изображения являлись 'книгами для неученых', наставляющими их в Христовой вести [952]. В этом смысле им можно было поклоняться, целовать их и, вместо того чтобы читать, принимать сердцем [953]. Нередко грубые и невежественные толпы, присутствуя на общественном богослужении в церкви, не могли слушать чтение из Писания, но даже им удавалось сосредоточиться на изображениях и, таким образом, усвоить то, что читалось [954]. Уверения в заботе о простых верующих (бывшие отголоском языческой апологетики, критикуемой ранними христианами) [955] исходили от защитников изображений, однако та же самая забота заявляла о себе и в иконоборческом движении. Оно стремилось к тому, 'чтобы некоторые из более простых и невежественных, будучи неучеными и посему несведущими в подобающем… не обманывались безжизненным веществом' [956] и не поклонялись ему как божественному. Если более образованные верующие могут провести правильное различие между изображением и божественным, то простым верным это не под силу. Показательно, что в самом трактате в поддержку изображений (в котором и приводятся упомянутые слова) в том же абзаце приводится контраргумент, согласно которому изображения необходимы именно для благочестивых и несведущих, дабы их наставлять. Итак, одна и та же пастырская и благочестивая предпосылка могла привести к диаметрально противоположным выводам.
Иконоборцы и их противники разделяли не только эти посылки (по отношению к которым богословие и официальное учение церкви еще не высказали своего отношения), но также то богословие и учение, в которых понятие 'образа' играло важную роль. Ветхий Завет, например, считался 'тенью', тогда как Новый — 'образом' [957]. Говорилось и о том, что 'Евангелие содержит предметы истинные' [958]. Несмотря на то что не было никакого учения относительно смысла изображения, свидетельство, согласно которому человек был сотворен 'по образу Божию' [959], по-видимому, не в меньшей мере, чем что-либо другое в истории христианской мысли, способствовало определению содержания слова 'образ'. В литургии, использовавшейся обеими сторонами, о человеке говорилось, что он сотворен 'по образу Твоему' [960]. И те, и другие сходились на том, что это слово особенно уместно, когда речь заходит о самобытном характере творения человека [961]. Обе стороны могли сказать, что 'человек, сотворенный по образу Божию, есть образ Божий, и особенно потому, что Святой Дух избрал его Своим обиталищем', — хотя далее православный автор этих слов говорит, что 'посему мне уместно чтить образ рабов Божиих и поклоняться ему как обиталищу Святого Духа' [962]. И те, и другие, задав риторический вопрос, могли дать один ответ: 'Кто в силах описать человека, сотворенного по образу Божию? Никто' [963]. История сотворения человека по образу Божию доказывала обеим сторонам, что слово 'образ' было древней категорией христианского учения [964]. Все могли согласиться, что 'поскольку человек создан по образу и подобию Божию, человеческому естеству должно… как образу нести в себе черты первообраза' [965]. Однако на основании этой общей посылки можно было прийти к двоякому выводу: или в силу сказанного человека можно описывать в его божественной образности [966], или же речь идет о таком качестве человеческого существования, которое не может быть уловлено изобразительными средствами. Итак, идея образа Божия в человеке вплотную подводила к вопросу: Что описывается на картине — ноумен этого образа или только феномен? [967].
Несмотря на то что в христианском учении о человеке 'образ Божий' представлял собой хорошо известный термин, более известным (и более определенным) он стал не в антропологии, а в христологии. Согласно некоторым отрывкам (и, в частности, отрывку из 2-го Послания к Коринфянам) Христос — это 'образ Бога невидимого' (2 Кор.4:4), и иконопочитатели так Его и прославляли [968]. Соотнося этот отрывок со взглядами своих оппонентов, они заявляли, что 'бог мира сего ослепил их умы, и посему они не зрят свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого' [969]. Опираясь на Послание к Колоссянам, можно было сказать, что Сын Божий — это 'живой, естественный и точный образ невидимого Бога' [970]. Однако прибегая к тому же самому термину, иконоборцы утверждали, что 'если, согласно словам 'видевший Меня видел Отца'… Сын есть точный образ Отца' [971], то в таком случае отсюда следует, что никакое живописное изображение не может показать, что Он действительно Его образ [972]. Они утверждали, что в отличие от других так называемых образов Писание по-особому именует Сына 'образом Бога и Отца' [973]; Христос — 'образ Бога и человека' [974]. Не отрицая, что в повествовании о творении человек обретает особое качество как сотворенный по образу Бога, христологическое предание начало отождествлять Христа с самим образом этого повествования [975]. Есть 'единый Господь… печать и образ Божества… видимое (изображение) невидимого' [976]. Возражая иконоборцам, единодушно именовавшим 'образом Божиим' одного лишь Христа и отметавшим другие так называемые образы, православные утверждали, что 'мы тоже сходимся в том… что Сын есть… образ Бога и
