нами период она приняла упорядоченный вид. Само имя 'Иисус' как раз и было таким ветхозаветным прообразованием, ибо [по меньшей мере в некоторых греческих переводах] оно представляло собой перевод имени 'Йошуа' и не раз так и использовалось в Новом Завете [1997]. Основываясь на этом параллелизме, Ориген, например, развил духовное толкование Книги Иисуса [1998]. Что касается византийцев, то в ходе своей антииудейской полемики они, продолжая развивать параллели между двумя именами, стремились показать, что 'Иисус, сын Навинов… не обетованный пророк' и что таковым является Иисус, сын Марии. Другим прообразованием Христа и крестной жертвы было 'вязание Исаака', к которому обращались с первых дней существования христианства [1999]. В таких спорах излюбленной формой параллелизма было выявление образов, связующий синагогу и церковь: Исав был первенцем, однако Иаков обрел обетование [2000]; Лия была первой женой, но Рахиль любили больше [2001]. Ветхозаветное обрезание прообразовало новозаветное крещение [2002], о котором пророчествовал и Исайя [Ис.1:16] [2003]. Хлеб и вино, вынесенные Мелхиседеком, прообразовали евхаристию, 'как наш Первосвященник Христос передал ее нам' [2004]. Небесная манна, ниспосланная Израилю в пустыне, тоже представляла собой прообразование христианской евхаристии [2005] . Для византийской богословской мысли вообще, равно как и для спора византийских богословов с иудеями было характерно стремление не измышлять какие-то новые идеи, а хранить и передавать святоотеческое наследие, и в этом смысле аргумент, основанный на 'образах', был его частью.
Полемика с иудаизмом и исламом вновь оживила тему, которая давно заявляла о себе в христианском толковании пророчеств об Иисусе и в именовании Мессии как того, кто 'больше пророка'. 'Сказываем, что Он — человек, и как один из пророков, но не Бог, ибо есть лишь один Бог, а не два, как вы [христиане] полагаете', — говорили иудеи в упомянутых трактатах [2006]. Для иудейского мессианизма было характерно ожидание 'великого и могущественного пророка, помазанника Божия', хотя это не означало, что Его можно именовать Сыном Божиим и говорить, что Он сошел с небес [2007]. Что же касается христиан, то они не хотели видеть в Христе лишь великого пророка, да и самим ветхозаветным пророкам этого было мало. 'О ком говорите вы как о пророке?' — спрашивал православный богослов. 'Скажите нам, кто есть пришедший — человек или Бог [2008]?'. Обращаясь к изральским пророкам, христиане стремились показать, что 'пришел ли Он или грядет, все равно [Давид] говорит, что грядущий есть Бог и что Он предивен, будучи Богом и Господом' [2009]. Посему, как полагали христиане, в пророке как таковом более нет необходимости, ибо Христос — это Божия праведность, взявшая на себя всяческий грех, и, следовательно, никакой пророк никогда не превысит соделанного Им [2010]. Пророчествование — это действенное, но временное служение. Когда иудеи говорили, что основная причина их 'удивления и сомнения' в том, будто Бог родил Сына, когда вдобавок они требовали пояснить, 'кто из предшественников наших' [2011] хоть когда- либо высказывал такую мысль, в ответ христиане приводили свое толкование Ветхого Завета, согласно которому именование 'пророк' просто не может должным образом выразить все то, что Бог обещал сотворить, а обещал Он наступление самого Царство, которое пребудет вовеки. 'Однако никто, кроме Христа, никакой царь никогда не живет вечно и не правит вечно', посему данное обетование относится к Иисусу Христу, а также к основанному Им христианскому царству [2012].
Утверждение, что ветхозаветные обетования относятся не только ко Христу, но и к христианской истории, привело к тому, что в византийском изложении христианская антииудейская полемика стала особенно примечательной. В Византии развитие христианской империи достигло такого уровня, когда появилась возможность в христианском ключе усвоить различные ветхозаветные темы, прежде бывшие чуждыми христианам или недосягаемыми для них. Это началось уже с Евсевия, который в своем 'имперском богословии' сравнивал победу Константина над Максенцием с победой израильтян над фараоном в Красном Море [2013]. Теперь это сравнение получило дальнейшее развитие. В 'четвертом царстве', о котором говорится в Книге пророка Даниила [Дан.2:40], начинают усматривать Римскую империю, теперь ставшую христианской [2014]. Прочие царства пали, включая Израиль, причем некоторые из них были завоеваны 'сими варварскими турками'. Тем не менее 'царство римлян или, лучше, христиан, соправитель коего — Господь наш Иисус Христос, не разрушится до скончания мира' [2015]. Поэтому пророчество о царстве, которому не будет конца, относится не к царству Давида, которое окончилось, но к христианской Римской империи, где вершится царственное правление Самого Христа. Однако даже здесь эсхатологические обетования о наступлении времени, когда мечи перекуют на орала [2016] и волк будет лежать вместе с ягненком [2017], еще не исполнились, и поэтому иудеи могли спросить христиан, не опровергаются ли тем самым их притязания [2018]. 'Почему христиане втянуты в войну, как прочий люд?' — спрашивал иудей. 'Если [ветхозаветные обетования о мире] не исполнились и вы втянуты в войну, как можно говорить, что Помазанник Божий пришел [2019]?'. На это христианин отвечал, что на самом деле 'наше царствование' вкушает 'полноту мира' все пятьдесят лет [2020].
Среди пророчеств, относящихся к земному устроению и усвояемых апологетами христианства, были и такие, в которых говорилось об обетованной земле. В трактате, автором которого считался Грегентий Тафарский, широко обыгрывался довод, гласивший, что ныне Иерусалим находится в руках христиан, а не иудеев и, следовательно, пророчества относятся к христианству [2021] . Речь, конечно же, шла о том периоде, когда город еще не был завоеван мусульманами. Пророчество о том, что многие народы соберутся на Господней горе Сионе [2022], во время существования иудейского храма не сбылось, но зато сбылось в церквах, построенных в Иерусалиме Еленой, матерью Константина 1-го [2023]. Что же касается ветхозаветного пророчества о завоеваниях, то оно сбылось не в военных действиях Иисуса Навина и Гедеона, а в миссионерской работе христианских апостолов, завоевавших мир для Христа [2024]. Даже пророчество о том, что 'возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая, и расцветет как нарцисс' [2025], исполнилось только во времена христианства, когда монахи и отшельники пошли в пустыню [2026]. 'Я — сын Израилев, и обетования относятся ко мне', — утверждал иудей, на что христианин отвечал: 'Нет, сын Израилев — я… И твои обетования переходят ко мне' [2027]. Именование 'Израиль' подлинно принадлежит тому, кто свидетельствует веру Авраама, Исаака и Иакова, то есть не столько иудею, сколько христианину [2028]. Бог отнял от иудеев сначала царство, потом закон и пророков, затем служение и жертву и, наконец, город и храм, передав все это христианам [2029]. 'Враги', которые станут подножием Господа [2030], - это иудеи, повергнутые 'под пяту христианского колена до последнего часа' [2031]. Осмысление Церкви наследницею ветхозаветных пророчеств было столь полным, что даже ветхозаветные проклятия 'относились к Твоему прежнему народу как тень и образ, но ныне подлинно исполняются в нас' [2032].
Что же оставалось иудаизму? Связывать с ним пророчество было нельзя, так как его авторитет и свобода оказались скоротечными. 'Где ныне их царство, их прославленный град и знаменитый храм [2033]?'. Что из того [могли спросить христиане], что Бог некогда даровал иудеям в покоренной Палестине, еще принадлежит им? Даже об Иордане вспоминают не потому, что его пересек первый Иисус [сын Навинов], но потому, что в нем крестился второй [сын Марии] [2034]. Говоря о 'городе великом у Бога' [2035], Писание имеет в виду не Иерусалим, а Церковь [2036]. В пророчество о том, что дом Божий наречется 'домом молитвы для всех народов' [2037], надо усматривать не Иерусалим как место на карте, а кафолическую Церковь [2038]. Тщетно иудеи надеются, говоря, что
