об их национальности, — и освободили духовенство от переписи.
Само собой разумеется, что татары не собирались ограничивать перепись Суздальской землей, Муромом и Рязанью. То же самое должно было произойти с Новгородом, и летом того же года в город пришло известие о предстоящем прибытии численников и их намерении наложить дань на горожан, а также установить таможенный налог («тамга»), очевидно, в форме процента на купеческий капитал. Эта новость вызвала в городе волнения. «Смятошася люди черес все лето», — сообщает летописец. Установлению порядка не способствовало и то, что бывший посадник Ананья «умре» (был убит?) 15 августа, а его преемник Михалко Степанович был казнен в начале зимы — оба эти события явились, несомненно, прямым результатом «смуты». Явно напрашивается вывод, что Михалко был убит в отместку за смерть его предшественника. Летописец, сторонник Ананьи и «меньших» бояр, добавляет к описанию гибели Михалки горький пересказ Притчи Соломона 28.10: «Аще бы кто добро другу чинил, то добро бы [для него] было; а копая под другом яму, сам ся в ню въвалить». Сын Александра Василий и его советники также были на стороне «меньших» бояр. Как только татарские переписчики, сопровождаемые самим великим князем, прибыли в Новгород, Василий бежал в Псков.
Если Александр ожидал, что перепись окажется простым делом, то он глубоко заблуждался. Татары стали «просити… десятины, тамгы», но встретили резкий отказ. Вместо этого новгородцы осыпали татарских численников дарами для хана и каким-то образом убедили их уехать. Дружина Александра была слишком малочисленна, чтобы обеспечить перепись силой. Однако князь остался в городе после отбытия численников и определил соответствующее наказание своему сыну, советникам своего сына и непокорным новгородцам. Василий был взят под стражу в Пскове и с позором отправлен обратно в Суздальскую землю. Некто Александр, по всей видимости воевода личной охраны Василия, был казнен вместе со своей дружиной, а тем, кто «Василья на зло повел», отрезали носы либо выкололи глаза. И снова летописец добавляет умозаключение, на этот раз иронического свойства: «Всяк бо злыи зле да погыбнеть». Оставив по себе жесто-
кую память о том, что неповиновение карается казнью или увечьем, Александр вернулся в свою столицу. Новым посадником стал некто Михаил Федорович, привезенный с Ладоги, — перед ним стояла неблагодарная задача восстановить в Новгороде какое-то подобие порядка Ь9.
У Александра не могло быть и тени сомнения, что он будет призван татарами к ответу за свою неудачу в Новгороде. Посланные хану дары и жестокая расправа Александра с теми, кого он счел виновным в неподчинении татарам, вряд ли могло удовлетворить Золотую Орду. В следующем, 1258 году Александр был вызван в Орду — на этот раз не один, а с двумя своими в прошлом непокорными братьями Андреем и Ярославом и с Борисом Ростовским, старшим из потомков Константина. Наивно было бы рассчитывать на то, что не раз и не два правленная летопись Владимира и Ростова, единственная, в которой упоминается об этой поездке в Золотую Орду, приведет какое-либо объяснение или сообщит подробности того, что произошло, кроме констатации факта о том, что князья «чтивше [хана] Улавчия (Улагчи, сына и наследника Сар-така) и вся воеводы и отпущени быша (не «с честью», заметим) в свою отчину» 70. Нашему удивлению не было бы предела, если бы почтительный автор «Жития» Александра хотя бы упомянул об этом эпизоде. Нетрудно, однако, самим догадаться о причинах, вызвавших эту встречу, и об указаниях, полученных князьями в Сарае. События следующего года слишком ясно указывают и на то, и на другое.
Новгородцы получили предостережение о том, что должно было произойти. В конце 1259 или в начале 1260 года71 в город прибыл посол из Владимира и пригрозил: или примите переписи, или вы будете завоеваны («уже полкы на Низовьскои земли (т. е. в Суздальской земле)»). Новгород согласился впустить татар Вскоре они прибыли в сопровождении Александра, его брата Андрея и Бориса Ростовского72 — другими словами, тех же князей, что ездили в 1258 году в Орду, за исключением Ярослава Тверского- в связи с его прошлым союзом с непокорными элементами в Новгороде Александр счел более разумным не брать с собой Ярослава Русские князья со своими дружинами и татарские отряды стояли в ожидании в Городище, крепости на берегу Волхова, расположенной к югу от города, пока численники делали свое дело. Несмотря на формальное согласие, новгородцы восстали, как только татары начали собирать дань и проводить перепись. «Бысть мятежь велик в Новегороде, — сообщает новгородский летописец, — и по волости много зла учиниша, беруче туску (налог) оканьным татаром» '', что указывает на то, что сначала татары собирали дань в сельской местности.
Новгородцы разделились на две группировки: «меньшие» бояре, простые люди («чернь») и купцы не желали подчиниться, «великие» бояре горели желанием повиноваться Александру и заставить своих противников не выступать против переписи Горожане взялись за оружие, и татары были устрашены их действиями. «Дай намъ сторожи, ать не избьють нас», — жаловались татары Александру, который ответил им тем, что приказал «стеречи их сыну посадничю и всем детем боярьскым (т е младшим служилым людям) по но чем» Снова Новгород находился на грани междоусобной войны, и, только когда Александр и «оканьнии татарове» пришли в Новгород из Городища, сопротивление прекратилось «И почаша, — завершает летописец свой рассказ, — ездити оканьнии по улицам, пишуче домы христьяньскыя, зане навел Бог за грехы наша ис пустыня звери дивняя ясти силных плъти (плоть) и пити кровь боярьскую» На этот раз Александру удалось заставить новгородцев повиноваться воле татар Подати были собраны, перепись завершена Нам неизвестно, в какой мере это было началом регулярного обложения Новгорода данью и сколько людей в результате переписи город поставлял в монгольские войска Но хан Золотой Орды мог быть доволен преданным сотрудничеством со стороны Александра Новгород, наконец, подчинился — пусть только номинально — власти этих «окаянных» татар '4
Трудно сказать с уверенностью, насколько настроения недовольства, проявленные новгородцами, были характерны для жителей Суздальской земли Конечно, летописцы Владимира и Ростова, сообщая о «числе» населения в 1257 году, не упоминают ни о каком сопротивлении татарским численникам или самому Александру Но необходимо помнить, что Лаврентьевская летопись, в которой сообщается о переписи, отражала собственную великокняжескую летопись Александра того периода И даже если она правилась его наследником (а в былые времена противником) Ярославом Тверским, то в последние десятилетия XIII века она, вероятно, была восстановлена более или менее близко к первоначальной форме сыновьями Александра Так что не приходится удивляться простому, без всяких подробностей сообщению о том, что численники «исщетоша всю землю Сужальскую, и Рязаньскую, и Мюромьскую» Однако бьпо ли сопротивление этим «диким зверям», этим «окаянным» татарам или не было^ Великое восстание 1262 года дает ответ на этот вопрос
Сбор дани и набор рекрутов в татарские войска происходил в Северо-Западной Руси начиная с переписи 1257 года, но только начиная с 1262 года мы знаем какие-то подробности о причиняемых при этом страданиях и о реакции населения на сборщиков податей Лаврентьевская летопись дает самую раннюю и наиболее живую картину событий 1262 года Это было чисто народное восстание В крупных городах — Ростове, Владимире, Суздале и Ярославле — были созваны веча 76, и как будто в едином порыве люди прогнали татар Методы сбора податей стали невыносимыми помимо использования таких общих выражений, как «велика пагуба», «насилье», «беды», летописец обвиняет татар, которых он без разбору называет и мусульманами («басурмане»), и язычниками («поганые»), не только в том, что они заставляли тех, кто не мог собрать денег для уплаты дани, отрабатывать или угоняли их в рабство («роботяще резы»), но и в том, что они разбивали семьи, угоняя людей на службу в монгольские войска или на рынки рабов («многы души крестьянскыя раздно ведоша») Дополнительный свет на методы сбора податей проливает история «преступника» Зосимы, бывше-
го монаха, обращенного в мусульманство. Он служил в Ярославле у некоего Кутлу Бега, который был представителем 77 хана Золотой Орды. С помощью Кутлу Бега Зосима «творяше хрестьяном велику досаду», не исключено, что он даже пытался выжать подати из духовенства — о нем говорится, что он «кресту и святым церквам поругаяся» Когда горожане Ярославля «на врагы своя двигшася на бесурмены, изгнаша иных избиша, тогда и сего безаконного Зосиму» казнили и бросили его тело псам и воронам.
Очевидно, что это было массовое восстание, которому предшествовали локальные и отчасти согласованные вспышки сопротивления — маловероятно, что выступления против татар произошли спонтанно сразу во всех городах Суздальской земли. Никоновская летопись, пытаясь как-то приукрасить князей, изображает их вдохновителями восстания: «Князи же русстии согласившеся межи собою и изгнаша татар из градов своих»; а Устюжская летопись XVI века добавляет к краткому сообщению о восстании полностью вымышленную, сочиненную в лучших традициях фольклора фразу о сборщике податей по имени
