невозможно. Так в чём же смысл такого утверждения? В размышлениях о лягушках, прекрасно себя чувствующих в мире, где нет людей и некому их познавать? Как только мы начинаем о них думать, мы нарушаем условия этой задачи.
Лягушки, кстати, действительно прекрасно существовали без людей — до возникновения нашего вида. Мы их познаём, хотя это очень специфичное, фрагментарное познание. Ищем разрозненные останки, возводим на их основе какие-то умственные конструкты...
Но разве современных лягушек мы познаем как-то иначе? И в отношении них мы имеем лишь разрозненные данные, характер которых определяется в значительной степени спецификой нашего внимания, обусловленной тем, что мы об этих лягушках думаем.
Разговоры об «объективном» взгляде на лягушку или на любой другой объект обычно направлены на продвижение какого-то мнения, которое объявляется «объективным» и противопоставляется при этом всем прочим, якобы «субъективным». Это такой способ интеллектуального шулерства. Говоря об «объективном» подходе, протаскивают примерно такую точку зрения: вы все люди, ваши представления — это ваши модели, основанные на вашем чувственном опыте. Это все незрелые версии, а вот «объективное» знание, которое я сейчас достану из своей головы, как Зевс Афину Палладу, оно иное, оно не связано ни с каким субъектом и не основано на интерпретации того, чем ограничено человеческое познание...
Мне приходилось подробно писать о 'химере объективности' в биологической систематике. В этой области есть научные школы, демонстрирующие удивительную примитивность мышления. Им кажется, что «субъективизма» в науке можно избежать, обработав по каким- то чётко определённым алгоритмам весь комплекс информации, полученной нами о тех или иных объектах. То, что наш «субъективизм» отражается и в том, какие данные мы собираем, и в том, как мы их интерпретируем, они просто не понимают.
Можно я приведу схему из диссертации Марины Кравченко, принятой не так давно спецсоветом к защите (я там выступаю в роли научного руководителя)? Она моделирует популяционные процессы лягушек. Постаралась собрать какую-то систему представлений о том, что изучает, формализовала представления в концептуальную модель, построила на её основе имитационную, провела серию экспериментов... Имитационная модель стала способом сбора разрозненных обрывков наших знаний во что-то целое, взаимосвязанное.
А почему объект исследования в рамочке? Потому что он принципиально недоступен иначе, чем через эмпирические данные — показания наших органов чувств, интерпретированных с помощью определенной познавательной модели. Все, показанное на схеме — продукт наших умопостроений — все, кроме объекта. Все, что мы можем — «задавать» объекту вопросы (проявляя интерес к каким-то его аспектам', собирать его «ответы», данные нам прямо или косвенно через наши чувства и пытаться их интерпретировать с помощью разнообразных моделей. Напомню, хоть это и тема для отдельного разговора: то, что мы называем «фактом», является на самом деле гипотезой, сильно зависимой от наших представлений...
А зачем нужна такая схема в работе по моделированию? Работая с моделями, можно заиграться и то ли спутать модель с действительностью, то ли вообразить, что с помощью модели можно судить об «объективной реальности». Эти опасности способны обесценить пользу от применения моделей. Нужно чётко представлять себе, с чем ты работаешь и чем являются создаваемые тобой модели. Нужно всё время напоминать и самому себе, и тем, кто пользуется результатами твоей работы, о принципиальном разрыве между любыми моделями и действительностью.
Разрыв между нашими представлениями и действительностью хорошо виден на примере, который привёл господин Гаврилов, — смотрите эпиграф. Это как раз тот случай, когда имеющий дело с моделями человек воображает, что может судить об «объективной реальности». Не буду цепляться за нехитрый софизм, спрятанный за предлагаемым им способом рассуждений: а давайте представим себе то, что существует вне наших представлений и вне связи с ними... Мы можем говорить о туманности Андромеды только потому, что она есть в наших представлениях. Вне них говорить не о чем. В рамках наших представлений мы чаще всего думаем о туманности Андромеды или как о паттерне излучений, или как о культурном феномене, связанном с каким-то пулом ассоциаций.
Впрочем, даже оставаясь в рамках этих представлений, можно осознать, что эта туманность — это совокупность астрономического количества звёздных систем, лишь относительно сравнимых с Солнечной системой. При этом стоит вспомнить, какое место занимает наше ближайшее окружение в самой Солнечной системе... А я думаю, что в туманности Андромеды есть многое, что мы вообще не сможем поместить в наши головы. К целостному пониманию её, как она существует в действительности, ещё сложнее приблизиться, чем к целостному пониманию лягушек или полуклонального наследования!
...Я уже почти дописал колонку и уже вставил в неё рассуждения о моделировании. Еду домой с работы в метро, читаю третий из докладов, посвящённых пределам роста (Д. Медоуз, Й. Рандерс, Д. Медоуз. Пределы роста. 30 лет спустя. — М.: ИКЦ «Академкнига», 2007). И, представьте, вижу почти идеальное изложение своих мыслей (с. 155 и с. 33). Читайте:
Чтобы лишний раз напомнить и нам самим, и нашим читателям о нашей зависимости от моделей, мы всегда берём в кавычки тот «реальный мир», с которым сравнивается модель World3. То, что мы называем «реальным миром», или «реальностью», — на самом деле общие мысленные модели авторов этой книги. Слово «реальность» никогда не может означать ничего, кроме мысленной модели того, кто это слово произнёс. Иначе и быть не может. Мы можем только утверждать, что изучение компьютерной модели позволило нашим мысленным моделям стать более точными, более глубокими, более доскональными, чем когда-либо.
- Донелла Медоуз, Йорген Рандерс, Деннис Медоуз
Вся разница между моей позицией и позицией Медоузов с Рандерсом заключается в терминологической мелочи: они берут слово «реальность» в кавычки, а я предпочитаю говорить о действительности (том, что на нас действует). Действительностей много: можно говорить о нашей психической действительности (совокупности сознательных и бессознательных факторов, определяющих наши действия), или о внешней действительности. Если нас интересует наше приспособление ко внешней действительности, её можно называть экологической средой.
Нет, авторы «Пределов роста» — не солипсисты, считающие «реальность» своей выдумкой. Они хотят сделать свои модели более точными, то есть более соответствующими действительности. Они используют обсуждение результатов моделирования как способ изменить действительность. И при этом они хорошо понимают природу того, с чем работают. Опубликованные ими в 1972 г. прогнозы продолжают в высокой степени оправдываться. По способности предвидеть будущее они оказались лучшими в мире. И мыслят ясно, и пишут хорошо, и смотрят в корень.
...от внутренних убеждений человека зависит, что он видит, а что нет — это своеобразный фильтр.
Когда человек смотрит сквозь фильтр, словно через цветное стекло, он видит сквозь стекло, но
