Как сотворить человека
Человека можно сотворить вот как. Вам понадобятся: моток мохера, хлопковая тряпочка, нейлоновая ткань для зонтика, универсальный клей, пластилин, чистилки для трубки, краска (акриловая), корректировочная лента, зубочистки, шерстяная нитка.
1) Слепите из пластилина сапоги, голени, руки, ладони, голову и шею. Проделайте в них зубочистками дырочки для проволоки. Дайте пластилину застыть.
2) Вклейте в дырочки чистилки для трубок, согните, чтобы вышла фигурка. Позвоночник должен получиться достаточно тонким, чтобы гнулся, и достаточно прочным, чтобы не ломался.
3) Приделайте человеку нос (в данном случае — вздернутый), два глаза (например, голубых), рот (с большими зубами) и еще что захочется (веснушки).
4) Сделайте человеку волосы из мохера (рыжеватые, прилизанные). Придайте ему выражение (нахмуренные брови, слезы).
5) Обмотайте чистилки шерстяной ниткой. Отмерьте, потом обрежьте.
6) Раскрасьте сапоги (или кроссовки). Оденьте его в брюки (или спортивные штаны; черный хлопок и корректировочная лента). Наденьте на него пальто (или спортивную куртку: ткань для зонтика).
7) Дуньте ему в легкие, оживите его.
Стук в дверь
Я поставила человечка, которого сотворила, среди других людей. Они стояли вокруг и указывали на него пальцами. Человечек пытался вырваться из окружения, но его не пускали. Он кидался то туда, то сюда, но ему не давали проходу. Тогда он сел и заткнул уши пальцами. Я смотрела на него, и мне делалось все легче. Я понятия не имела, что будет дальше, но, что бы ни было, я знала: Нилу Льюису это не понравится.
Потом я села писать дневник. Когда хлопнула входная дверь, я спрятала дневник под половицу и побежала вниз. В ногах было так, будто я только что пробежала кросс, а сердце стучало в ушах.
В тот вечер папа зажег камин в передней комнате — это значило, что у него хорошее настроение. Именно в передней комнате хранятся все мамины вещи: черное пианино с золотыми подсвечниками, швейная машинка «Зингер» с педалью внизу, бело-розовый диванчик и два кресла, на которые она сшила чехлы, занавески с люпинами и мальвами, подушки, которые она вышила. Когда я подрасту, мне разрешат пользоваться маминой машинкой.
В передней комнате было здорово, будто на корабле. Дождь и тьма ломились в окна, но внутрь проникнуть не могли. Бушевал ветер, волны вздымались все выше, брызги перелетали через борта, но у нас было сухо и уютно. Папа потягивал пиво, а я налила себе лимонада и слушала Найджела Огдена, лежа на животе в полукруге света от камина.
Я рисовала стоящего на земле ангела из Книги Откровений, того, который дал апостолу Иоанну книжку, сладкую как мед и горькую одновременно. А ведь именно это и сказал в моем сне тот старик о камне, который я выбрала, а я так и не поняла, что это значит. Я все думала, важно ли, что на первом месте, а что на втором, горечь или сладость, попыталась вспомнить, в каком они шли порядке, но так и не вспомнила.
Я люблю Откровение. Оно почти все — про конец света, только последние несколько глав — о том, как все будет после, в Красе Всех Земель.
— А Армагеддон — он какой будет? — спросила я.
— Это будет величайшее событие в истории, — сказал папа, голос его звучал спокойно и добродушно. Он глубоко уселся в кресло и вытянул ноги.
Я поднялась на колени.
— А громы и молнии будут?
— Возможно.
— А землетрясения?
— Может быть.
— А град пойдет, а огненные шары будут кататься по улицам?
— Бог все свершит так, как сочтет нужным.
— Но ведь это довольно странно, правда? — сказала я. — Убить столько людей…
— Ничего странного, — ответил папа. — Ты же помнишь, их уже много лет пытаются предупредить.
— Ну а если один-другой не услышали предупреждений? — спросила я. — Не по своей вине? Ну, если, например, они не слушали, потому что кто-то сказал им не слушать? Бог их простит?
Я посмотрела на свою картинку. Лицо ангела было строгим. На руках буфами выступали мускулы. Вид был такой — не простит.
— Господь способен читать в сердцах, Джудит, — сказал папа. — Наше дело — предоставить все эти вещи Его воле.
Когда он мне это напомнил, мне стало легче, и я продолжила рисовать ангела. Закончив, я показала его папе.
У ангела были голубые глаза и волосы как солнце. Одной ногой он стоял в Египте, а другой — в Алжире.
— Это Великая Рифтовая долина, — сказала я на случай, если папа не заметит.
Папа сказал:
— Замечательно. — А потом сказал: — А почему ангел обеими ногами стоит на земле?
— Что?
— Он должен одной ногой стоять на море.
— Правда?
Я открыла Откровение, 10-ю главу. Папа оказался прав. Но если теперь закрасить Алжир синим, он в результате станет фиолетовым, да и форма выйдет неправильная. Я спросила:
— А это очень важно?
Сама-то я знала, что важно, потому что ангел — это не только аллегория, но еще и символ, то есть он наделен особым значением, как вот Предопределение, а значит, и все детали исполнены особого смысла. Я взяла резинку. И тут грохнул почтовый ящик. Три коротких удара.
Папа пошел к дверям. Открыл, но я не услышала никаких голосов.
— Кто там? — спросила я, когда он вернулся.
— Никого. — Он подбросил дров в камин и отхлебнул пива.
— Никого?
— Никого.
— А-а, — сказала я.
Я стала стирать ангелу ногу, но под резинкой все размазалось. Я вздохнула:
— А может, ангел просто подвинулся. Или у него нога замерзла в воде.
Пока я говорила, почтовый ящик грохнул снова, три коротких удара. На этот раз еще до того, как папа открыл дверь, я услышала стук калитки и смех. Я выглянула из-за шторы, но никого не увидела.
Когда папа вернулся, я спросила:
— Кто там?
— Мальчишки балуются. — Он подбросил еще дров в камин.
— А-а, — сказала я.
Папа казался спокойным, но я видела, что он сердится. Он терпеть не может, когда в дверь громко стучат или когда ею хлопают, потому что в нашу дверь вставлено красивое витражное стекло с изображением дерева — его восстановила мама. Папа часто говорит, какое оно замечательное. Я взяла
