— Я не собираюсь с тобой пререкаться. Скажи, что я им очень признателен за заботу, но сейчас я не хочу никого видеть.
Я дышала очень часто.
— Но мы уже сто лет никого не видели! — сказала я. Голос дрожал и прозвучал слишком громко. — А что, если я хочу с ними повидаться? Я тут тоже живу!
Папа вскочил со стула.
— Я сейчас не хочу никого видеть, Джудит, ясно?
Я постояла немного, потом выбежала из комнаты. В прихожей перевела дыхание и вытерла лицо. Потом открыла входную дверь, подошла к забору, окликнула Элси и Мэй и сказала, что папа плохо себя чувствует.
— Ах ты господи… но ты-то в порядке, куколка? — заворковали они.
— Да. — Я прислонилась головой к забору.
— А, понятно…
Минуту-другую стояло молчание.
— Может, тебе что-нибудь принести?
— Нет. Спасибо.
Я закрыла глаза.
— Ну тогда, ладно… мы, пожалуй, пойдем — скоро увидимся, на собрании.
— Да.
— Передай папе, что мы его любим.
— Скажи, что мы все время о нем думаем.
— Пока-пока, лапушка.
Я слышала, как они уходят по улице, а потом сползла вниз по забору и села на землю.
Весь остаток дня я с папой не разговаривала, но он этого не заметил, потому что и сам почти ничего не говорил. Поздно вечером он поднялся ко мне в комнату и сел на мою кровать. Ему, похоже, было все равно, сплю я или нет, — я притворилась, что сплю; от него пахло пивом, и мне было страшно.
— Мы все равно победим! — сказал он. — Они думают, что сделали нас, а вот фиг!
Он положил руку мне на голову, она была тяжелой, липкой и холодной, будто мертвая. Я почувствовала, как он качнулся на краю кровати, потом пукнул.
Он сказал:
— И что я…
А потом издал звук, какое-то «га!», и опустил голову на ладони, и стал водить ими взад-вперед по волосам и стонать. А потом засмеялся, и, пока смеялся, так и елозил ладонями по голове.
Когда он ушел, я целую вечность не шевелилась. Хотела не дышать, но не смогла. Видимо, я до того думала, что, когда папино тело заживет, он снова станет самим собой, но он не становился, что-то другое тут было не так, а что именно — мне даже думать не хотелось. Я впервые подумала, что у папы, возможно, Депрессия. А Депрессия — это грех, потому что она бывает только у тех, кто разуверился в Боге.
И тогда я поняла, что стук в дверь, разбитые окна, утопления в унитазе, пожары и даже избиения — просто ерунда по сравнению с этим, потому что эту штуку не увидишь, не нащупаешь и не поправишь. Не починишь ее, как можно починить дверь, рубаху, зуб или дом.
Рождество
На следующий день пришла рождественская открытка от тети Джо. Открытку она, как всегда, сделала сама, приклеила к ней фотографию. На этой фотографии у нее оказались совсем короткие волосы, огромные серьги в форме скрипичного ключа, улыбка от уха до уха и смешная шляпа на голове. Руками она обнимала еще двух женщин — похоже, дело было ночью, у кого-то во дворе. Судя по виду, до этого тетя Джо загорала.
На открытке было написано: «Счастливого Рождества. Часто думаю про вас обоих. Приезжайте в гости. С любовью, Джо». Под этим стоял длинный ряд крестиков-поцелуйчиков. Я понюхала открытку, но от нее ничем не пахло. Но я все равно подумала, как до каждой ее точки дотрагивались пальцы тети Джо. Я представила себе, как тетя Джо улыбается мне так же, как она улыбается на фотографии. Я спросила у папы, можно ли взять открытку себе, он разрешил, и я прикрепила ее к стене над своей кроватью. От этого вся комната как-то переменилась, будто бы открыли окно и впустили свежего воздуха.
В субботу после Рождества к папе пришел дядя Стэн. Прямо после ужина. Папа предложил ему чаю, но дядя Стэн не захотел. Они ушли в переднюю комнату и закрыли за собой дверь. Я ничего не слышала, поэтому пошла к себе, села на пол, достала дневник и просто сидела, глядя на страницу.
Потом внизу хлопнула дверь. Дядя Стэн сказал:
— Объявление сделаем завтра.
А папа сказал:
— Спасибо.
Примерно через полчаса папа постучал мне в дверь. Я поднялась с пола, сунула дневник под половицу и сказала:
— Входи!
Папа сел на кончик стула у письменного стола и сказал:
— Джудит, я должен сказать тебе одну вещь. Мне очень жаль, но так уж оно вышло. Только что приходил дядя Стэн, у нас был долгий разговор. На завтрашнем собрании будет объявлено, что меня Отлучают. Я хотел, чтобы ты знала: это делается с моего согласия.
— А, — сказала я. Головы не подняла.
— Я знаю, для тебя это неожиданность, но прямо сейчас я ничего не могу изменить, если не пойду против своей совести. А пришел я сказать тебе вот что: это не значит, что ты не должна ходить на собрания; я с удовольствием тебя отведу. Я хочу, чтобы ты поступала так, как тебе хочется.
Не помню, сколько он так говорил. Потом я услышала:
— Джудит?
Я сглотнула.
— Это из-за того, что ты погнался за мальчишками? — спросила я. Хотя теперь мне уже было неважно, из-за чего.
— Из-за этого и еще из-за других вещей, — сказал папа. Он вздохнул. — Честно говоря, я уже довольно давно делаю все по своему разумению.
Мне стало жарко, я испугалась, что потеряю сознание. Я сказала:
— Но ты ведь по-прежнему веришь в Бога, да?
Папа усмехнулся, очень коротко.
— Я не знаю, во что я верю, — сказал он. Потом встал. — Но если хочешь завтра туда пойти, я тебя отведу.
Я покачала головой.
— Не хочешь?
Я покачала головой.
— Что же, ладно. — Он пошел к двери. Потом остановился и сказал: — А, да! — Порылся в кармане. — Вот, Стэн просил тебе передать.
Я развернула бумажку. Там было написано:
Д. С. Майклс
Квартира над Старой Пожарной Частью
Милтон-Кейнс
МК2 3ПБ
