затмила замкнутую Мэлани – они дополняли друг друга. Они были сродни маслу и уксусу – никто не заправляет салат только одной приправой, но вместе они составляли такой дуэт, что легко было поверить, что они созданы друг для друга.
Утром Гас первым делом звонила Мэлани.
– Какая там погода? – спрашивала Гас, хотя из собственного окна видела то же самое. – Что мне надеть?
Мэлани частенько сидела рядом с Гас на большом кожаном диване, рассматривала свадебный альбом подруги и смеялась над высокими, похожими на шлемы, прическами ее родственниц. Мэлани спорила с мужем, а потом звонила Гас только затем, чтобы сказать, что она была права.
Гас стала настолько своей в доме Голдов, что могла входить к ним без стука. Мэлани брала на межбиблиотечный абонемент книги и оставляла их в почтовом ящике Гас. Мэлани перешла от Гас «по наследству» одежда для беременных. Гас купила любимый кофе Мэлани без кофеина, чтобы он был всегда под рукой. Дошло до того, что одна начинала, а вторая заканчивала за нее предложение.
– Значит, – сказал Майкл, принимая от Джеймса Харта бокал джина с тоником, – вы хирург.
Джеймс устроился в кресле-качалке напротив Майкла. Из кухни доносились голоса Гас и Мэлани, высокие и мелодичные, как у птиц.
– Хирург, – подтвердил Джеймс – Я заканчиваю интернатуру в больнице «Бейнбридж мемориал». Хирург-офтальмолог. – Он сделал глоток. – Гас сказала, что вы заняли место Хоувата.
Майкл кивнул.
– Он преподавал у меня в Тафте, – объяснил он. – Когда он написал, что собирается уходить на пенсию, я подумал, что, возможно, здесь найдется место для еще одного ветеринара. – Он засмеялся. – В радиусе сорока километров от Бостона не встретишь ни одной коровы, а сегодня я видел уже шесть.
Оба сдержанно улыбнулись и уставились на свои бокалы. Майкл взглянул в сторону кухни, откуда доносились женские голоса.
– Они крепко подружились, – сказал он. – Гас так часто приходит к нам, что иногда мне кажется, будто она у нас живет.
Джеймс засмеялся.
– Гас просто необходима такая подруга, как Мэлани. У меня ощущение, что, жалуясь на растяжки и отекшие лодыжки, от вашей жены она получает больше сочувствия, чем от меня.
Майкл промолчал. Возможно, у Джеймса было двойственное отношение к беременности, но Майкл хотел узнать о ней как можно больше. Он брал в библиотеке книги, которые иллюстрировали, как эмбрион превращается в крохотного человечка. Он первым записался на занятия по естественным родам. И настолько же сильно, как Мэлани стыдилась своего растущего живота, он находил его прекрасным. «Сексапильная», «полный бутон» – вот слова, которые приходили ему на ум, когда он прикасался к жене, случись ей оказаться рядом. Но Мэлани раздевалась в темноте, натягивала одеяло до подбородка и отталкивала его руки. Время от времени Майклу приходилось видеть, как ходит по дому Гас – на последнем месяце беременности, еще более неуклюжая, но с такой уверенностью в себе и так энергично, что, казалось, светилась изнутри. Тогда Майкл думал: «Вот такой должна быть Мэлани». Он посмотрел в сторону кухни и мельком увидел выпирающий живот Гас.
– Честно признаться, – медленно произнес Майкл, – мне в беременности нравится все.
Джеймс хмыкнул.
– Можете мне поверить, – заверил он, – я присутствовал при родах. Грязное дело.
– Знаю, – ответил Майкл.
– М-да. Но принимать телят – совсем другое, – не сдавался Джеймс. – Корова не станет кричать, что убьет своего мужа за то, что послал ее на такое мучение. Плацента коровы не выстреливает, словно пуля, через весь родзал.
– Ага, – внезапно в комнату вошла Гас, – опять шепчетесь о своем. – Она положила руку мужу на плечо. – Мой муж-врач до смерти боится родов, – поддразнила она Джеймса, обращаясь к Майклу. – Хочешь принять моего ребенка?
– Еще бы! – усмехнулся Майкл. – Но увереннее всего я чувствую себя в коровнике.
Гас взяла из рук Мэлани поднос с сыром и поставила его на кофейный столик.
– Со мной легко договориться, – заверила она.
Майкл смотрел, как Гас устроилась на подлокотнике кресла, в котором сидел муж. Джеймс даже не попытался обнять ее. Он наклонился к подносу с сыром.
– Это паштет? – спросил он. Гас кивнула.
– Сама делала, – объяснила она. – Джеймс охотится на уток.
– Серьезно? – изумился Майкл.
Он взял крекер и намазал его паштетом.
– И на оленей, и на медведей. А однажды охотился даже на братца-кролика, – продолжала Гас.
– Как видите, – невозмутимо сказал Джеймс, – Гас не очень-то поощряет охоту. – Он взглянул на Майкла. – Похоже, вы тоже, поскольку работаете ветеринаром. Но в охоте есть истинная красота: встаешь на рассвете, абсолютная тишина… Мысленно ставишь себя на место добычи.
– Ясно, – ответил Майкл, хотя на самом деле не разделял восторг собеседника.
– Джеймс болван, – однажды снежным днем заявила Гас, когда Мэлани ей позвонила. – Он сказал, что если я не перестану шляться по Лесной ложбине, то рожу прямо у телефонного столба.
– Я считала, что процесс будет не столь стремительным.
– Попробуй ему объяснить!
– Примени другую тактику, – посоветовала Мэлани. – Скажи, что чем лучше физическое состояние до родов, тем легче вернуться к прежней форме.
– А кто сказал, что я хочу стать такой, как до беременности? – спросила Гас. – Неужели я не могу стать как другие? Например, Фарра Фосетт… Кристи Бринкли… – Она вздохнула. – Тебе не понять, насколько тебе повезло.
– Потому что я всего лишь на пятом месяце?
– Потому что ты замужем за Майклом.
На мгновение Мэлани опешила. Ей нравился Джеймс Харт, его невозмутимый вид настоящего американца, его естественное обаяние, едва заметный бостонский акцент. Он был во многом схож с Мэлани, но все ее недостатки у него оказывались достоинствами: она замкнутая – он уравновешенный, она робкая – он склонный к самоанализу, она дотошная – он взыскательный.
К тому же он оказался прав. Через три дня у Гас отошли воды прямо на дороге, в километре от дома, и если бы проезжающий мимо автомобиль телефонной компании не остановился и водитель не спросил, как она себя чувствует, вполне вероятно, что она родила бы Кристофера прямо на обочине.
Мэлани снился сон. Она видит Майкла в конюшне. Его поседевшие волосы поблескивают в лучах утреннего солнца, он гладит живот кобылы, которая должна вот-вот ожеребиться. Мэлани стоит чуть выше – вероятно, на сеновале, – и по ногам у нее течет вода, как будто она обмочилась. Она кричит, но изо рта не вырывается ни звука.
Поэтому она поняла, что родит ребенка в одиночестве.
– Я буду звонить каждый час, – заверял ее Майкл.
Но Мэлани отлично знала своего мужа: как только он займется лошадью со вздувшимся животом или овцой с маститом, то сразу же забудет о времени. К тому же во многих местах, куда он ездил как сельский ветеринар, о такой роскоши, как таксофон, и не мечтали.
Подошел поставленный на конец апреля срок родов. Однажды ночью Мэлани услышала, что Майкл разговаривает по телефону, стоящему у кровати. Он прошептал что-то, она спросонья не расслышала, и исчез в темноте.
Ей опять приснился сон о конюшне, а когда она проснулась, то обнаружила под собой мокрый матрас.
От боли она согнулась пополам. Вероятно, Майкл оставил где-то записку с номером телефона. Мэлани искала в спальне, в ванной, периодически останавливаясь, чтобы переждать схватки, но ничего не нашла. Она сняла трубку и позвонила Гас.
