Испытание правдой

Не тут-то было. В спешке покидая Портленд, я забыла прихватить с собой книжку. Поэтому я включила телевизор, но тут же со злостью выключила, увидев на экране фотографию Лиззи, которая снова была в центре внимания «Фокс ньюс». Можно сбежать, но нельзя скрыться. Марджи права: массмедиа не оставят меня в покое, пока не найдется Лиззи.

Я встала. Приготовила себе ванну. Когда я отмокала в горячей воде, до меня вдруг дошло: сегодня мне совершенно нечего делать. Нет работы, куда надо спешить; нет мужа, которому надо звонить; нет обязательств, кроме встречи с Грегом Толлменом во второй половине дня. Но если не считать встречи с адвокатом, который будет пытаться спасти меня от тюрьмы, весь день был в моем распоряжении — пустота, которую нечем заполнить…

В самом деле, чем? Это было странное ощущение на фоне десятилетий вечной занятости, когда я втайне стенала от того, что мне не хватает времени. Даже после того, как разъехались дети, время все равно оставалось ускользающей материей. Подготовка к занятиям, уроки в школе, консультации с учениками, заседания в комитетах, домашнее хозяйство, уход за собой, читательская группа, чтение, чтение, чтение, благотворительная работа с бездомными, участие в просветительских программах, отслеживание достойных киноновинок, ежемесячное посещение Бостонской филармонии, а еще нужно было держать руку на пульсе текущих событий… в общем, только успевай поворачиваться.

Удивительно, что в этой моей круговерти было так мало Дэна. Притом что он всегда был в моей жизни — ждал меня вечерами, когда я приходила домой… звонил в течение дня, просто чтобы сказать «привет»… любил устраивать мне сюрпризы, приглашая поужинать в ресторане… и, казалось, всегда был доволен нашим союзом… Я по-прежнему хотела видеть его рядом с собой… потому что, черт возьми, мы столько всего пережили вместе (первые годы притирки, десятилетия воспитания детей, кризис среднего возраста и прочую муть). Мы были исключением из правил современной жизни: наш многолетний брак держался не на постылом чувстве долга и не на психологической зависимости. Мы были вместе, потому что все еще хотели быть вместе, несмотря ни на что. Многие ли пары могут сказать о себе такое?..

Мы по-прежнему вместе…

Нет, это уже не про нас. Про нас теперь можно говорить только в прошедшем времени: мы были вместе…

Прошедшее время. Как случилось, что мы оказались в прошедшем времени? И как могла Алиса…

Нет, об этом лучше не думать. Потому что, даже пытаясь представить себе техническую сторону этого романа — первая искра взаимного интереса, робкое начало, первый тайный обед или ужин, первое прикосновение, первый поцелуй, сброшенные одежды…

Прекрати. Это бессмысленное занятие, зато гарантированно затянет тебя в пропасть отчаяния. Двигайся дальше, только вперед…

Я вышла из ванны. Вытерлась насухо, оделась и спустилась вниз на завтрак. За столом я намеренно уткнулась в журнал, чтобы не отвлекаться на новости, которые транслировали на большом плазменном экране. В восемь часов я вернулась к себе в номер, села в кресло и сделала телефонный звонок, которого больше всего боялась.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — бросил Джефф в трубку, как только услышал мой голос.

— Неужели ты действительно вот так запросто вычеркнешь меня из своей жизни? — спросила я.

— Ты говоришь так, будто это я виноват в том, что произошло.

— Я этого не говорила. Я просто хочу, чтобы мы все обсудили и обдумали…

— Обдумали? Ты просишь меня обдумать эту ситуацию, в то время как сама явно не задумывалась о последствиях, когда рассуждала в своем интервью «Бостон глоб» о сыне и невестке…

— Все, что я сказала, это…

— Я прекрасно помню, что ты сказала. Я умею читать. А хочешь знать, что я читал вчера вечером? Сочные воспоминания Тобиаса Джадсона о моей матери, которая занималась сексом с мужчиной, но не с моим отцом, в то время как я спал в этой же комнате. И что, по-твоему, я должен чувствовать после этого, мамочка?

— Я знаю, знаю, и я тебе уже говорила, как скверно у меня на душе…

— А я-то что должен чувствовать? Три раза ты занималась с ним сексом в моем присутствии. А потом не придумала ничего лучше, кроме как тащить меня с собой через границу, переправляя своего любовника…

— Джефф, любимый, ты должен попытаться понять…

— Нет, мама, я не должен ничего понимать. И если ты снова заведешь эту шарманку: «Он заставил меня… у меня не было выбора», я повешу трубку. Потому что за эти два дня вылезло столько грязных секретов, что я уже не знаю, где правда, а где ложь.

— Но, что бы ты ни думал, о моем поведении, неужели ты не видишь, что Джадсон пытается продать эту историю, чтобы заработать денег и приукрасить свой имидж? И неужели ты не понимаешь, что представить себя в выгодном свете он может, лишь очернив меня…

— Ответь мне только на один вопрос: ты спала с Тобиасом Джадсоном, будучи замужем за моим отцом?

— Да, но…

— И ты действительно курила всю дорогу до Канады и обратно, в то время как я спал на заднем сиденье?

— Какое это имеет значение?

— Просто ответь на вопрос, — произнес он тоном общественного обвинителя, каковым в одно время и являлся.

— Да, но…

— А знаешь ли ты, что сегодня утром я звонил своему врачу по этому поводу и он назначил мне на понедельник рентгеновское обследование грудной клетки…

— Тебе не кажется, что это излишняя мера предосторожности?

— Это тебе так кажется. С таким же успехом ты можешь отрицать опасность пассивного курения…

— Джефф, это было тридцать лет назад. Разумеется…

— Разумеется что? Разумеется, это не важно? Это тебя оправдывает? А может, ты хочешь сказать: «Разумеется, Джефф, ты, как всегда, маленький педант?» Или, может: «Разумеется, ты ведь не веришь этому новообращенному идиоту Тобиасу Джадсону?» Знаешь что, мам? Я счастлив быть педантом, так же как счастлив в своей христианской вере. И я собираюсь повесить трубку, чтобы не взорваться и не наговорить тебе кучу нехристианских вещей. Знай только одно: я полностью согласен с Шэннон в вопросе об отлучении тебя от наших детей. И что бы ты ни сказала или ни сделала, этого не изменит.

Прежде чем я смогла ответить, он бросил трубку. Когда я перезвонила, мне ответила голосовая почта. Я не стала оставлять сообщение.

Спустя несколько часов я пересказывала Грегу Толлмену этот разговор с сыном. Выслушав меня, он сказал:

— Могу я дать один непростой совет? Как бы тебе ни хотелось достучаться до сына, позволь ему сейчас чувствовать себя правым. Насколько я понял, он человек довольно категоричный, а я по собственному опыту знаю, что такие люди, раз вбив себе что-то в голову, ни за что не отступятся… потому что это означает, что они признают свою неправоту. Доктринеру несвойственно сдаваться, тем более, если рядом жена, представляющая фанатичное крыло Евангелистской Свободной церкви. Я пробил ее в Гугле сегодня утром — она так и просится на рекламный щит движения пролайф от Коннектикута.

— Было бы проще всего обвинить ее в дурном влиянии на Джеффа. Но ведь он взрослый мужчина… и далеко не глупый. Он знает, что делает.

— Вот почему другая сторона может использовать его против тебя.

— Если это произойдет, — тихо произнесла я, — значит, так тому и быть.