были сложены у кресла-качалки в гостиной, где Дэн обычно сидел по вечерам. Вечером, за ужином, я сказала:
— Как много книг…
— Да, решил долбить ортопедию, — ответил он.
— Это каламбур?
— Да, и неслучайный.
— Значит, ты решил стать ортопедом?
— Всерьез подумываю об этом.
— Очевидно, что ты не просто подумываешь об этом, раз заказал столько учебников. Они, должно быть, стоят кучу денег.
— Двести двенадцать долларов, включая почтовые расходы. Ты видишь в этом какую-то проблему?
— Конечно нет. А что случилось с педиатрией?
— Я не отказываюсь от педиатрии…
— Но раз ты потратил целое состояние на учебники по ортопедии…
— Ну, хорошо, допустим, мне следовало обсудить это с тобой. Извини. Просто… я подумал, ты будешь разочарована моим внезапным решением.
— Я удивлена, не более того. То есть… я хочу сказать, ортопедия — это ведь темный лес.
— Именно это мне в ней и нравится, и еще перспектива для хирурга. В ближайшие десять — пятнадцать лет здесь стоит ожидать гигантских прорывов — трансплантация конечностей, искусственные суставы…
— Все равно для меня это темный лес.
— Это интересное дело… и, возможно, станет очень прибыльным.
—
— А ты что, вот так хочешь жить до конца своих дней? — спросил он, обводя рукой наши хоромы.
— Но мы не будем вечно жить в таких условиях. Это временный вариант…
— Я знаю, что это временно, знаю, что, как только мы переедем в дом Бланда, все наладится. Но я все равно не хочу в тридцать пять лет содержать семью на восемь тысяч в год.
— Но ты можешь стать очень успешным — и очень хорошим — педиатром…
— И до пенсии лечить ветрянку, диатез и тонзиллиты? Где здесь перспектива?
— Просто жаль, что ты никогда не рассказывал мне о своих планах.
— Хорошо, Ханна. Я все понял. Такого больше не повторится.
Что еще я могла сказать, кроме как «Хорошо, пусть будет по-твоему», вновь недоумевая, почему Дэн всегда так скрытен, почему он принимает решения самостоятельно и отказывается вовлечь меня в этот процесс. Но мне не хотелось углубляться в эту тему, и я решила принять его извинения и отпустить в ночные бдения в обнимку с учебниками по ортопедии.
Так что пять дней в неделю, после ужина, Дэн устраивался в своем кресле и погружался в книги, аккуратно конспектируя в блокнот. Квартира была настолько мала, что я могла только читать во время его занятий, хотя все-таки выпросила час раз в неделю на совместные просмотры сериала «Хохмы Роуэна и Мартина». А в остальное время я штудировала романы и уже в половине одиннадцатого ложилась спать.
Так тянулись день за днем, и в моей жизни ничего не менялось. Дэн часто работал по субботам утром, но по воскресеньям мы всегда старались отправляться куда-нибудь на прогулку. Нас никогда не приглашали в гости, да, собственно, из молодых пар с детьми были только медсестра Басс с мужем, но они смотрели на нас как на университетских умников, с которыми у них нет ничего общего. Даже Эстель, при всей ее приветливости, не изъявляла желания общаться вне работы (она не раз намекала на то, что дом для нее — убежище и ей вовсе не нужны друзья, тем более что она часто сбегала в Портленд или Бостон). Так что нам ничего не оставалось, кроме как коротать время вдвоем, а если учесть, что Дэн все свободное время посвящал учебе…
Тем временем мой отец снова стал героем новостей. Канал Эй-би-си транслировал его интервью, в котором он жестко осуждал присуждение Нобелевской премии мира Генри Киссинджеру совместно с Ле Дык Тхо за заслуги в прекращении огня во Вьетнаме. Это было «прекращение огня», как подчеркнул отец своей фирменной интонацией разгневанного аристократа, которое так до сих пор и не вступило в силу.
Я позвонила отцу спустя несколько дней. Он, как всегда, был весь в делах. У него не было времени на долгие разговоры, он торопился на лекцию, но обрадовался тому, что я видела его выступление на телевидении, после которого, в чем он теперь не сомневался, его имя возглавило список врагов Никсона. Он спросил, прочитала ли я его статью в «Харперз» — «Деньги на динамит», про махинации, связанные с вручением Киссинджеру Нобелевской премии. И как дела в Пелхэме? Как растет его внук? Получив ответы на все вопросы, он сообщил, что ему пора бежать, позвонит через пару дней и надеется, что мне есть чем заняться.
Что ж, по моим подсчетам, я прочитывала по пять книг в неделю, и в этом смысле мне действительно было чем заняться. На работе все шло своим чередом, без потрясений. Разнообразие вносил лишь привычный треп с Эстель. У Джеффа постепенно наладился сон. Мы с Дэном по-прежнему занимались любовью два раза в неделю, и хотя я пыталась демонстрировать интерес, во время секса никаких эмоций не испытывала, симулируя время от времени оргазм — просто чтобы муж думал, что я участвую в процессе. Мы продолжали вести себя так, будто между нами все хорошо.
— Временами у меня такое чувство, словно я какая-то кукла, которую таскают с места на место день за днем, — призналась я Марджи в телефонном разговоре. Мы по-прежнему созванивались каждую неделю. — И я не знаю, как выбраться из этой ловушки, разве что выкинуть какой-нибудь фортель, но это, наверное, приведет к полному хаосу. А поскольку мне не хочется ничего разрушать, у меня не остается другого выбора, кроме как продолжать играть эту идиотскую роль, в которую я впряглась. Придется дожидаться июня, когда мы уедем из этого Пелхэма и либо вернемся в Провиденс, либо осядем в каком- нибудь третьесортном городишке вроде Милуоки или Питсбурга, чтобы Дэн продолжил учебу в резидентуре по этой проклятой ортопедии, потому что Дэн на самом деле предпочитает захолустье, а я, черт возьми, слишком покладистая, чтобы перечить ему, так что мне светит лишь новая беременность, и уж тогда на моей жизни можно будет поставить жирный крест. Я понимаю, что, наверное, начинаю утомлять своим нытьем, так что лучше сменить тему. Давай-ка расскажи, что нового у тебя.
Марджи рассмеялась:
— Ну, по крайней мере, ты не окончательно утратила чувство юмора.
— Да, меня это тоже удивляет. Ладно, заставь меня завидовать и рассказывай все, что происходит в большом и развратном городе.
— Ну, на любовном фронте, как всегда, сплошь бездельники — последний лузер был из числа несостоявшихся драматургов, по имени Марк, чей очередной шедевр исполнялся на подмостках какого-то склада. Во всяком случае, пьеса была посвящена преследованию святого Себастьяна за его пристрастие к гомосексуальной любви, и сама тема должна была подсказать мне, что здесь что-то нечисто, потому что через два дня после премьеры Марк признался, что на самом деле он двустволка. То бишь бисексуал. В общем, умею я выбирать парней. Как бы то ни было, хорошая новость в том, что, похоже, мои дни в сувенирной лавке сочтены, потому что я нашла новую работу;
— Так это же сказка, Марджи.
— Нет, работа в паблик рилейшнз, и это совсем не сказка, поскольку речь идет о том, чтобы продавать чужие сказки. Но во всяком случае, это одна из крупнейших пиар-компаний Нью-Йорка, мне дала рекомендации подруга подруги моей матери, я прошла собеседование и, кажется, произвела неплохое впечатление, потому что мне предложили должность младшего менеджера по работе с клиентами.
— Так почему я не слышу восторга в твоем голосе?
— О, послушай, я вовсе не разочарована. Просто этот болван Марк звонил вчера, просил, чтобы я вернула ему альбом с записью бродвейского мюзикла «Компания», и когда я сообщила ему новость о своей работе, знаешь, что он сказал? «Ты можешь представить, чтобы кто-нибудь в десятилетнем возрасте
