кардинально изменилась ее жизнь с того самого дня, когда Джеймс Годдард зашел в «Элеганс». Это было в марте. Кем она была до этого? Ей даже трудно было вспомнить себя прежнюю, ведь не было ничего общего между той перепуганной девчонкой и этой женщиной. Кэролайн вспоминала. Да, она была тогда робкой, неуклюжей. И никогда не знала любви мужчины. Та девочка совсем не знала жизни. А теперь она стала женщиной. Женой. Любовницей. Деловой партнершей. Подругой. И будет еще много-много кем, и все это благодаря Джеймсу.
Спустились сумерки, и Кэролайн включила маленький торшер. Посмотрела на часы — было уже почти семь часов, а Джеймс обычно в полседьмого уже был дома, даже в дни их юбилеев, когда он заезжал в цветочный магазин. Где он может быть? Кэролайн стала думать, что могло его задержать. Может быть, он готовит ей свой очередной замечательный сюрприз?
Кэролайн посмеялась над собой, вспомнив тот последний случай, когда она волновалась за Джеймса. Тогда она чуть не свела с ума Селму, придумывая причины, почему он не мог ей позвонить ровно в восемь, как обычно. А Джеймс в это время летел на самолете во Флориду. «Что же случилось на этот раз?» — спрашивала она себя. Может быть, ее корпорация Романтика любви» отправился по какому-нибудь особому романтическому делу? И сейчас постучит в дверь и протянет ей какой-нибудь брелок или другую безделушку, сделанную на заказ? Или что-нибудь французское, чтобы взять это в поездку как амулет? А может быть, что-нибудь такое, что будет напоминать им о Мэне? Или, в качестве юбилейного сюрприза, просто приведет с собой на прощальный ужин Фила и Дженни?
Кэролайн улыбалась, а мечты, которые не перестали быть главным в ее жизни, все раскручивались и росли перед ее мысленным взором. Здесь было столько милых вариантов!
В полвосьмого она начала серьезно тревожиться. Джеймса не было дома, и он не позвонил. Ведь он прекрасно знал, что она с ума сойдет от беспокойства, и он никогда еще не забывал про нее. В конце концов Кэролайн позвонила Дженни и Филу, но там никто не брал трубку. Она также набрала номер Сисси, хотя не была уверена, вернулась ли та из Нью-Йорка. Потом она позвонила Калебу Джонсу.
— Он уехал около половины шестого, — ответил ей Калеб с типичным произношением жителя Мэна. — Уже по идее должен быть дома.
— Да, наверное, — сказала Кэролайн, беспокойство которой возросло, но она не хотела волновать друга и учителя Джеймса. — Извините, что побеспокоила вас. Я уверена, что он появится с минуты на минуту. Ведь в Кэмдене с человеком вряд ли может случиться что-нибудь плохое, не так ли?
— Ну конечно! — рассмеялся Калеб.
Кэролайн повесила трубку и снова села перед камином. Она думала над тем, стоит ли позвонить в полицию, но потом решила, что подождет еще полчаса. Кэролайн снова взглянула на часы. Она была уверена, что вот-вот услышит шум приближающейся машины Джеймса.
Наступило восемь часов, восемь пятнадцать, потом восемь тридцать. В восемь сорок Кэролайн направилась к телефону, чтобы позвонить в полицию, и как раз в этот момент услышала шум подъезжающей машины.
Она подбежала к двери.
— Поздравляю тебя с юбилеем! — воскликнула Кэролайн, распахивая дверь и чувствуя себя глупышкой из-за того, что так волновалась. — А где ты был…
Слова застряли у Кэролайн в горле. Она зажала рот ладонью и некоторое время стояла безмолвная. Потом закричала.
Джеймс Хантингтон Годдард не стоял на пороге своего дома с тремя красными розами на длинных стеблях. Он лежал в окружном морге. Как сообщил высокий худой офицер полиции, которому выпала эта нелегкая задача, и он использовал все сочувствие, на какое только был способен, в «остин-хейли» Джеймса на полной скорости врезался автомобиль, которым управлял пьяный водитель. Оба водителя погибли мгновенно — так сказал офицер Ройко. Джеймс скорее всего даже не почувствовал удара — так сказал офицер Ройко. Машина вся покорежена, но техники дорожной службы смогли извлечь некоторые личные вещи мистера Годдарда — так сказал офицер Ройко.
Офицер Ройко. Ройко. Кэролайн не могла сосредоточиться ни на чем, кроме этого имени. Офицер Ройко. Она не могла понять почему, но его имя казалось ей смешным. Она пыталась не рассмеяться.
— Что касается личных вещей… — снова сказал он.
— Личных вещей? — машинально повторила Кэролайн, чувствуя себя словно в густом тумане. Она ничего не слышала. Не хотела слышать. Сейчас не хотела. И может быть, никогда не захочет.
— Да, — продолжал офицер Ройко. — Там был бумажник мистера Годдарда, чековая книжка, альбом с какими-то эскизами. А на переднем сиденье было несколько роз.
— Нет, — сказала Кэролайн, погрозив пальцем полицейскому. — Не
Она отвернулась от офицера Ройко и заглянула в уютную гостиную коттеджа, где весело горел камин, где все было полно очарования и прекрасных воспоминаний. Этот человек говорил чушь. Это было совершенно невозможно.
Кэролайн снова посмотрела на него, но не могла произнести ни слова. Тогда она, не обращая больше на него внимания, поднялась по лестнице в спальню, в ту самую спальню, которую она делила со своим любимым три счастливых месяца, в которой они зачали ребенка, которого он никогда не увидит. Сегодня утром она узнала, что беременна, и собиралась сказать об этом Джеймсу, как только он придет домой. Кэролайн знала, что он любит детей, и он постоянно твердил, что ему очень хотелось, чтобы у них была своя семья.
Кэролайн оглядела комнату, вбирая в себя воспоминания и фотографии, всю эту идиллическую обстановку, всю эту красоту, которую
Как сомнамбула, она повернулась к большому окну, из которого открывался вид на лужайку и на залив, и медленно подошла к нему. Она долго стояла у окна, прижав руки к животу, и смотрела на белые корабли, рассеянные по синей морской глади.
— Моя любовь к тебе — на всю жизнь, — прошептала она. — На всю жизнь и после смерти.
Снизу слышался горьковатый запах горящих в камине веточек черники.
Глава 14
Панихида состоялась в той же самой церкви, в которой венчались Джеймс и Кэролайн, и вел ее все тот же преподобный Армстронг. Годдарды прилетели в Кэмден на самолете «Гольфстрим», который Чарльз Годдард обычно использовал для деловых поездок. Когда Годдарды появились в церкви, они отказались сесть рядом с Кэролайн, отказались говорить с ней и даже кивком головы не показали, что знакомы с ней. Для них ведь она всегда была пустым местом. А теперь, после смерти Джеймса, она превратилась в полное ничтожество.
Дина и Эмили были одеты в черные траурные платья, а на Чарльзе был темный костюм и серый галстук. С сухими глазами и застывшими лицами они заняли скамью неподалеку от той, на которой сидела Кэролайн, и все время, пока преподобный Армстронг отпевал Джеймса, неотрывно смотрели на гроб своего сына. Когда служба закончилась, священник объявил, что церемонии захоронения не будет и что прах Джеймса будет развеян над заливом Пенобскот, согласно воле его жены.
Панихида закончилась, и все, кто на ней присутствовал, стали выходить из маленькой пресвитерианской церкви. Они по очереди подходили к Кэролайн, чтобы выразить свое соболезнование. Сисси обняла ее. Фил крепко прижал к себе. Дженни поплакала вместе с ней. Калеб и Милдред пытались найти слова утешения. Ее новые родственники дождались, пока она осталась одна, и наконец снизошли до того, чтобы заметить ее существование. Чарльз и Дина подошли к ней, за ними стояла Эмили, безмолвно плача и вытирая покрасневшие глаза белым батистовым платочком.
— Мистер и миссис Годдард, мне так жаль… — начала говорить Кэролайн, глядя на них.
— Жаль?! — воскликнула Дина, укоризненно качая головой, как будто Кэролайн сделала что-то
