которую залепила этому мерзкому типу. Все, что нужно, сделал за меня подбежавший Иво. Он так двинул Боркью по лицу, что тот закачался и, потеряв равновесие, упал на траву. А потом Иво бросился ко мне, сгреб меня в охапку и глазами, полными ужаса, заглянул в мои мокрые глаза.
— Дона, Дона, дорогая, что здесь произошло?
— Боркью… Боркью… — шептала я, силясь сдержать рыдания, подступившие к горлу.
— Он что-нибудь сделал тебе?
Я замотала головой, а потом неожиданно для себя и для Иво засмеялась.
— Нет… Корби вцепился ему в зад, — ответила я, мешая смех со слезами или слезы со смехом… — Корби вцепился ему в зад… — я хохотала как ненормальная. — И дал мне убежать…
— Успокойся, ради Бога, успокойся, девочка… — Иво прижимал меня к себе, пытаясь унять мои рыдания и успокоить истерический смех, в котором я зашлась. — Все будет хорошо… Сейчас я позвоню в полицию и еще Эрни Дженкинсу… Он знает, что делать. Мы этого так не оставим…
Последние слова Иво подействовали на меня успокаивающе. «Мы этого так не оставим»… Он прав, надо бороться. Бороться за свое право оставаться человеком, к которому не смеют прикоснуться такие, как Боркью Лорксон. Может быть, если бы я поняла это раньше, еще тогда, в Америке, мне не пришлось бы жить с тяжким грузом все эти годы… Но тогда рядом со мной не было человека, который сказал бы решительно: «мы этого так не оставим»… А теперь, хвала Создателю, хвала Ангелу-хранителю, стоящему за моим правым плечом, такой человек появился в моей жизни. И это делало меня смелой и счастливой. Вопреки всему…
Через полчаса прибыла полиция. А потом и Эрни Дженкинс. Он сказал, что у нас есть все шансы выиграть процесс и надолго засадить мерзавца Боркью в то самое место, где ему и положено быть. Никакие связи негодяю не помогут, у Иво Видхэма достаточно денег, чтобы противостоять уловкам Боркью… Боркью сядет, пообещал Эрни, сядет непременно. Или Эрни Дженкинс не адвокат…
Когда шумиха вокруг меня улеглась и все разъехались — то, что Боркью Лорксон отправился не к себе домой, а в участок с последующим заключением, приятно грело душу, — мы с Иво остались вдвоем. По его лицу я догадалась: он ждет рассказа. И я не заставила Иво вытаскивать этот рассказ клещами. Я поведала ему и о разговоре в саду, и о визите Боркью, о его угрозах, о его… действиях и о том, как неожиданно я обрела свой голос.
— Да, — задумчиво произнес Иво, — выходит, мистер Колчет все-таки был прав… Тебе нужна была вторая большая встряска, чтобы вновь обрести дар речи… А что касается Алисии… ты не поверишь, Русалочка. Я догадался. Меня как будто током пронзило, когда мы смотрели кареты… Я почувствовал неладное, почувствовал, что Боркью неспроста отказался ехать с нами. Я плюнул на ее удивление, на ее гнев и помчался к тебе. Просто почувствовал… Знаешь, таким наивным мог быть только я. Ведь я знал, что она изменяет мне, понимал, что не любит меня… Но я был уверен, что семья Отис богата и у Алисии нет корыстного интереса в нашем браке… Хотя, конечно, предположить такого я не мог… И, если бы не ты, вся моя жизнь могла бы разбиться вдребезги, как выброшенная бутылка… Спасибо тебе, Русалочка…
— Я просто оказалась в нужном месте и в нужное время, — смущенно ответила я. — Так что не стоит благодарности. Это вам с Корби спасибо. Если бы не вы, Боркью Лорксон… получил бы свое… — Я вздрогнула от страха и отвращения.
Но Иво не позволил страху обосноваться в моей душе. Он придвинулся ко мне и ласково обнял меня за плечи. Я доверчиво, как маленький ребенок, прижалась к нему, Рядом с этим мужчиной я чувствовала себя спокойно и уверенно. В его объятиях страх сжимался, разбивался, оставляя в душе лишь мелкие осколки. Пропадала дрожь, стихала боль воспоминаний. И даже мысли о будущем, неопределенном будущем, оставляли меня. Наверное, только с ним я жила. Жила по-настоящему, упиваясь так неожиданно распахнувшейся книгой радости. Жила, дышала, чувствовала счастливое биение своего сердца и понимала: вот она, любовь… Вот оно, то единственное чувство, без которого жизнь — это вечный разговор с Тишиной и танцы над бездной…
— Девочка моя, — ласково шептал мне Иво, — моя маленькая Русалочка… Какая же ты все-таки сильная…
Сейчас я вспоминаю только этот момент, снова и снова погружаясь в него, как в ласковые волны моря. Может быть, Иво не любит меня, но этого воспоминания мне хватит на долгие-долгие годы одиночества. И с ним мое одиночество не будет таким пугающе безысходным… Кто знает?
11
Мои страхи, касающиеся того, что я привлекала Иво только как «немой собеседник» окончательно улетучились. После того как я обрела голос, мы стали общаться еще больше и теснее, хотя, по-моему, теснее уже некуда. Теперь, когда из его жизни исчезла Алисия, львиную долю своего времени Иво посвящает долгим беседам со мной.
Мы говорим обо всем, о чем только могут говорить люди: о жизни, о ее цели, о нашем прошлом… Правда, что касается прошлого, я по-прежнему не рассказала Иво. И хотя теперь я сознаю, что мне стало бы легче, сделай я это, я не могу найти в себе сил, подобрать слова…
Меня даже не пугает то, что Иво не любит меня. Достаточно того, что я по-прежнему рядом с ним. Не без содействия мистера Колчета, разумеется. Старый пройдоха нашел тысячу причин, по которым я должна еще задержаться в поместье, а Иво горячо поддержал его, настоятельно потребовал, чтобы я осталась… Так вот, меня не пугает то, что Иво видит во мне лишь друга. Я ведь чувствую его прикосновения, слышу его голос, вижу его улыбку… И даже имею счастье говорить с ним… Может быть это — эйфория, может быть это временно. Но сейчас… Сейчас мне достаточно этого, и я не требую большего. Я, как цветок, впитываю в себя серебряные капли росы, — его внимание…
Кстати, в поместье мы уже не одни. Во-первых, на следующий день вернулась Ампаро, которая сокрушалась и рвала на себе волосы, причитая:
— Зачем же я оставила бедную девочку! Если бы я только знала! Как же я не почувствовала!
Список упреков Ампаро, высказанных самой себе, можно продолжать до бесконечности. Но мы быстро успокоили впечатлительную испанку, объяснив, что со мной ничего не случилось, кроме, разумеется, вновь обретенного дара речи.
Во-вторых, вчера к Иво приехал отец, Джошуа Видхэм. Как будто почувствовал, что в жизни сына произошли серьезные перемены. Мне очень понравился этот мужчина: статный, немного хмурый, но очень красивый своеобразной угрюмо-грустной красотой. Угрюмость Джошуа оказалась только внешней. В общении этот человек был легким и понимающим. Внимательный и остроумный собеседник, настоящий джентльмен в общении с дамами — и не только его круга, — он произвел на меня в высшей степени приятное впечатление. Напишу проще: от Джошуа Видхэма я пребывала в полном восторге. В таком, что Иво начал даже ревновать меня к отцу. Разумеется, в шутку…
К моему удивлению, Джошуа облегченно вздохнул, узнав о том, что его сын расторгнул помолвку с Алисией Отис. Несмотря на то, что газеты осветили эту новость со всех сторон. Особенно непривлекательно в этом свете выглядела я: «Неизвестная соперница Алисии Отис», «Самозванка из Кентербери», «Нищенка рядом с принцем»… Но Видхэма-старшего это почему-то не беспокоило.
— Я не читаю газет, — объяснил он нам с Иво. — И, честно говоря, мне наплевать на то, что в них пишут. Я знаю, что у меня хороший и воспитанный сын, которым гордился бы любой отец. Я сам его воспитал… А что касается Алисии Отис, — нахмурился он точь-в-точь как Иво, — я с самого начала знал, что этот брак не принесет ему счастья… Знаешь, Иво, слишком уж она похожа на покойную Элизу, мир ее праху… Та же холодность, заносчивость, зависимость от светского мнения… Я-то не разглядел, а вот ты… Ты, слава богу, оказался мудрее меня…
В тот момент я подумала, что Иво был прав в своем желании скрыть от отца правду о младшем Видхэме. Джошуа и так разочаровался в браке, в бывшей жене, так зачем делать ему еще больнее… Однако то, что Джошуа Видхэм сказал после, заставило меня подавиться «эг-ногом», который я посасывала через
