Дона позабыла о том, где она находится и что с ней случилось, до того расстроилась из-за пропажи перстня. Ну как она могла его потерять?!
Теперь уже ничего не поделаешь. Море едва ли услышит ее печаль и вернет перстень. Дона поднялась с кровати и сбросила с себя розовое одеяло. Рядом с кроватью кто-то предусмотрительно поставил тапочки. Надо сказать, очень забавные: два меховых зайчика с круглыми наивными глазками.
Дона улыбнулась и сунула ноги в уютные тапочки. На ногах они ощущались так же, как выглядели. Теплый мех согревал и мягко нежил ноги. Дона даже прищурилась от удовольствия. Но вопрос о том, кто это так мило о ней заботится, до сих пор оставался открытым. И Доне хотелось поскорее его закрыть. Она чувствовала себя Белоснежкой в гостях у семи гномов. Незнакомый и красивый дом, добрые хозяева, оставляющие тапочки под кроватью… Неплохое начало дня. Особенно после того, что случилось с ней вчера. Или не вчера? Кто знает, сколько времени она проспала на этой роскошной кровати?
Доне стало не по себе. Знает ли о том, где она сейчас, Мэтью? Ведь он уплыл, думая, что она послушалась его и осталась в шлюпке… А Хэмиш? Ведь если она числится среди погибших, то ей придется искать новую работу… Хэмиш Мидоуи не из тех, кто из гуманных соображений принимает назад исчезнувших сотрудников.
Хватит думать. Надо идти и действовать. Дона подошла к двери и потянула на себя бронзовую ручку, сделанную в виде головы тигра. Дверь оказалась тяжелой и поддалась не сразу. А когда поддалась…
Перед глазами Доны оказался огромный коридор. Такой она видела разве что в подземельях дуврского замка. По стенам, не то кирпичным, не то оформленным под кирпич, висели импровизированные факелы. Это были лампы, по форме напоминающие ленточки пламени, укрепленные на длинных ножках, перевитых золотым плетением. Зрелище было потрясающее. Дона так и застыла с открытым ртом на пороге комнаты, из которой только что вышла.
До чего же нелепо она, должно быть, выглядит среди всей этой средневековой роскоши! Маленькая фигурка в розовой ночной рубашке… Но что делать! Дона взяла себя в руки и пошла вперед по длинному, ярко освещенному коридору. Дай-то бог, она найдет в этом доме хотя бы одно живое существо. Хотя сейчас ей казалось, что это вовсе не дом, а замок, населенный привидениями и злыми духами. Правда, злые духи едва ли поставили бы под кровать тапочки с зайчиками. И вряд ли уложили бы Дону в постель…
Дона шла по коридору и думала о том, что жители этого дома тоже могли бы разговаривать с Тишиной. Потому что для беседы с Тишиной здесь было достаточно пустынно.
Часто, приезжая к себе домой в Кентербери, Дона сидела в одиночестве и слушала Тишину. В самом начале, когда ее мать, Аманда Даггот только переехала к тетке в Ипсуич, Дона боялась оставаться дома одна. Но потом она научилась слушать Тишину, пить ее маленькими глоточками, которые со временем становились все больше и больше. Окончательное взаимопонимание с Тишиной она нашла тогда, когда впервые с ней заговорила. И Тишина ответила на многие вопросы, которые задавала ей Дона. Правда, не на все.
Дона поняла тогда, что Тишина не хочет, чтобы Дона знала все. Узнать обо всем — для человека хуже смертельной раны. Рамки, которыми он скован, не позволяют ему впитать в себя тайны Вселенной. И Дона не могла бы узнать обо всем, потому что ее рассудок едва ли выдержал бы подобное испытание. Это как вместить в голове бесконечность… Как понять, что такое Смерть и для чего дарована Жизнь… Это открытие позволило Доне не мучить себя лишними вопросами. Она поняла: время придет, и тогда все тайны и загадки откроют свои двери, позволят ей проникнуть в свои недра. И Дона терпеливо ждала этого момента…
Дона никому не рассказывала о том, что умеет говорить с Тишиной. Даже Мэтью. Это был ее маленький секрет, ее тайный ящичек, в который она складывала впечатления от каждой беседы. И потом, ее все равно никто не понял бы. Ее приняли бы за ненормальную, в лучшем случае просто улыбнулись бы и покивали головой: ври, мол, заливай. Да, Дона была порядочной фантазеркой, но никогда не смешивала свой воображаемый мир с реальностью. Ей казалось, что это была бы катастрофа, взрыв ее личной Вселенной. Об этом можно было только молчать. Или темными, холодными вечерами обсуждать это с Тишиной. Мудрой и великодушной подругой…
Коридор оборвался деревянной лестницей с высокими ступенями. Дона посмотрела вниз и почувствовала легкое головокружение. С чего бы это? Она никогда не боялась высоты. В памяти мелькнула лестница-цепочка «Дуврского голубя», по которой она то спускалась, то поднималась обратно… Но это не цепочка на тонущей яхте. Это обычная лестница. Только красивая и большая, как и все в этом доме. Значит, надо заставить себя спуститься по ней и позабыть о страхе и головокружении.
Дона взялась за широкие перила и осторожно шагнула вниз. Лестница была покрыта ворсистым ковром песочно-золотого цвета. Ковер был безупречно чистым, что немало удивило Дону. Кто ходит по этому светлому ковру? Люди или ангелы?
Потихоньку головокружение прошло. Дона преодолела последние ступеньки и оказалась в светлом и просторном зале. Наверное, это гостиная… А может быть, и нет. Здесь все такое огромное… Дона обреченно посмотрела по сторонам. Неужели и здесь она не встретит ни одной живой души?
Однако едва Дона подошла к большому окну и слегка раздвинула гардины, комната огласилась громким и звонким лаем.
Дона обернулась и улыбнулась. Перед ней, помахивая небольшим хвостом, стоял черный пес с рыжими подпалинами и белыми пятнами на морде, груди и шее. Странное и забавное существо, похожее на овчарку, но с коротенькими, как у таксы, лапами. Ореховые глаза смотрели на нее скорее любопытно, чем настороженно. Большие уши стояли торчком. Милое создание, небольшое, но довольно уверенное в себе, подошло поближе и втянуло воздух черным, влажно блестящим носом. Опасности от Доны, по всей видимости, не исходило. Поэтому пес перестал лаять и еще раз внимательно посмотрел на гостью, словно предлагая ей представиться. Что, собственно, Дона и сделала бы, если бы не услышала шаги. Кажется, сейчас она познакомится с хозяином дома и собаки.
Дона подняла голову и от удивления чуть было не села на пол. Перед ней стоял Иво. Тот самый Иво, которого она собственными руками волокла по палубе и поддерживала в бушующих волнах… Наверное, он решил отплатить ей за спасение и поэтому оставил в своем роскошном доме-замке.
— Наконец-то ты очнулась, Русалочка, — дружелюбно улыбнулся ей Иво. Надо сказать, улыбка шла ему куда больше, чем хмуро сдвинутые брови и сердитые мины… — Ничего, что я к тебе на ты?
Дона раскрыла было рот, чтобы сказать, что это совсем не плохо, потому что он лет на десять старше ее, к тому же после всего, что они пережили, странно было бы «выкать», но, к великому ужасу, поняла, что не может вымолвить ни слова. Язык наотрез отказался слушаться ее, рот воспроизводил какие-то нечленораздельные звуки. Дона видела, как удивленно смотрит на нее Иво, и, собрав в кулак всю волю и терпение, попыталась повторить еще раз. Вторая попытка не увенчалась успехом. И третья, и четвертая тоже. Ей стало мучительно, невыносимо страшно и больно. Она онемела!
3
Сегодня я начала вести свой второй дневник. Первый остался дома, в Кентербери. То была другая жизнь, и неизвестно, вернусь ли я когда-нибудь к ней и к своему первому дневнику…
Итак, я спасла от верной смерти в бушующих волнах залива Па-де-Кале — боже мой, как пафосно это звучит! — Ивора Видхэма… И, как мне казалось, именно поэтому пришла в себя в его особняке. Все оказалось совсем не так просто, как я предполагала. Но об этом позже…
Конечно, моя вдруг образовавшаяся немота повергла меня в шок. Что и говорить… Я пребывала в таком ужасе, что от обморока или истерики меня отдаляли считанные минуты. Как же так! Я не смогу говорить, я больше никогда и никому не скажу ни одного слова, я не перекинусь многозначительной фразой с Мэтью, не позвоню маме и никогда, больше никогда не побеседую с Тишиной! Это было выше моего понимания, это было чудовищным, страшным ударом… Мне даже захотелось умереть, сразу, без
