редко подводит мое чутье. А оно говорило, что Иво не такой. К тому же я сама спасала Иво только потому, что для меня ценна человеческая жизнь. Зачем же я отказываю ему в добрых побуждениях?
Я немного успокоилась и успокоила его, написав, что хочу знать, где Мэтью Свидс, капитан потонувшего «Дуврского голубя».
— Это твой друг? — поинтересовался Иво. Я кивнула. — Я выяснил, что ты работаешь экскурсоводом у Хэмиша Мидоуи. Мистер Свидс очень живо интересовался твоей судьбой… Он обзвонил все больницы и уже почти потерял надежду тебя найти. Я сказал ему, что с тобой все хорошо, и предложил приехать завтра.
Мое сердце неистово забилось в предчувствии скорой встречи с Мэтом. Он знает, что я жива, и завтра я увижу моего друга! Мои глаза улыбались, и это не ускользнуло от Иво.
— У тебя мало друзей? — как-то сочувственно поинтересовался он. Интересно, как он догадался?
Да, ответила я, Мэтью один из немногих. Мой ответ удовлетворил Иво. Теперь он смотрел на меня как-то особенно. Обычно так смотрят на товарищей по несчастью…
— Дона… — Он впервые произнес мое имя, и оно отдалось в сердце звоном колокола. — Я хотел спросить тебя… Мэтью сказал, что ты живешь одна в Кентербери. — Я кивнула. — О тебе ведь некому заботиться… — Я насторожилась. Почему он об этом заговорил? — Ты… ты не хочешь пожить какое-то время здесь? Я постараюсь не досаждать тебе своими разговорами. У меня огромный дом и собака… — Иво даже покраснел, сознавая нелепость последнего довода. — То есть… Я хочу сказать, что тебе нужен доктор. А лучше нашего ты вряд ли найдешь… Не подумай ничего плохого. Просто мне… я… буду чувствовать себя плохо, если отпущу тебя в таком состоянии. Понимаешь?
Любому другому мужчине я сразу бы сказала четкое «нет». И даже не стала бы раздумывать над этим предложением. Но Иво… Его слова звучали так искренне, его глаза смотрели на меня с такой мольбой, что я невольно вспомнила того хмурого мужчину с «Дуврского голубя». Тогда мне показалось, что он одинок. Ужасно одинок… И, может быть, за этим предложением кроется немая мольба разделить это одиночество…
Стоп, внезапно осеклась я, но как же тогда Алисия? Его невеста едва ли оценит мое пребывание в доме своего жениха… Понимает ли он сам, что у него могут быть серьезные проблемы? После долгих колебаний я взяла дощечку, стило и написала: «Если я не доставлю хлопот тебе и твоей невесте, то я не против погостить здесь какое-то время».
Я бы не удивилась, если бы у Иво вырвался вздох облегчения, — настолько после моего ответа посветлело его лицо. Густые брови раздвинулись, в глазах появился радостный блеск, губы растянулись в улыбке.
— Замечательно! — Он наклонился над креслом и погладил Корби, который успел угреться около моих ног. — В таком случае, завтра я покажу тебе поместье. А сегодня — визит доктора. Надеюсь, он скажет нам что-нибудь утешительное. Насчет Алисии ты можешь не беспокоиться. Сейчас она улетела на курорт в Аспин. — Иво нахмурился. — Хочет прийти в себя после того, что случилось на «Дуврском голубе». А когда она вернется, я все ей объясню… Впрочем, я не буду ждать возвращения. Я позвоню ей сегодня же… — Казалось, эта мысль его успокоила, и он продолжал уже более жизнерадостно: — И еще покажу тебе сад. Ты любишь цветы? — Я улыбнулась и закивала головой, давая понять, что очень люблю цветы, а потом написала на дощечке, что в Кентербери у меня есть розарий. — Вот здорово, — искренне обрадовался Иво. — Я тоже люблю розы.
Откуда-то издалека до меня донесся звонок. Корби спрыгнул с кресла, залился звонким лаем и выбежал из комнаты.
— А вот и доктор, — подмигнул мне Иво. — Надеюсь, сейчас мы узнаем, что с тобой…
Доктор, Фредерик Колчет, оказался довольно приятным и сообразительным старичком. Иво сразу предупредил меня, чтобы я не боялась его и не испытывала смущения. Мистер Колчет был не только семейным лекарем, но и другом семьи. И Иво в частности… Вначале доктор долго смотрел на меня, прищурив серые глаза. И я не могла понять, то ли он оценивает мое состояние, то ли мой внешний вид. В розовой ночной рубашке и в тапках с зайчиками я наверняка выглядела комично.
— Ду что же… — Он слегка гундосил, а потому «н» иногда звучал у него как «д». — Как я вижу, больдая идет да поправку. Во всяком случае, вдешде… А с внутренним миром нам еще предстоит разобраться… Итак, Иво сказал мде, что вы потеряли голос.
Я в очередной раз кивнула. Мне уже начало казаться, что моя шея ноет от постоянных кивков. Но что я могла поделать? Каждый раз писать на дощечке «да»?
— Вы когда-нибудь испытывали нечто подобдое?
Кажется, он имел в виду «подобное»? Я никогда не теряла голоса, но… А вот об этом моменте своей жизни мне не хотелось бы вспоминать…
Мистер Колчет заметил мое замешательство.
— Дорогая… — наставительно-отечески начал он. — От вашей искренности, от вашей откровенности зависит эффективность лечения. Чем больше я буду здать о вас, тем лучше я смогу разобраться в истоках вашей проблемы. А это — очень важдо.
Я покосилась на Иво. Тот одобрительно кивал в такт словам доктора. Мистер Колчет, конечно же, прав. Но вновь поднять на поверхность души историю, которую всегда хотелось утопить как можно глубже, — это же настоящая пытка. Нет, пожалуй, даже мистер Колчет в роли инквизитора не сможет заставить меня этого сделать… И тогда я нашла выход из положения. Взяв дощечку, я написала следующее: «Раньше я никогда не теряла голоса, но в моей жизни был нелегкий момент, после которого я начала заикаться. Это длилось всего несколько дней».
Колчет внимательно прочел мои загогулины и понимающе кивнул головой.
— Вы де хотите поделиться со мной тем, что произошло с вами тогда? — спросил он. — А Иво мы можем попросить удалиться.
Очевидно, я слишком энергично замотала головой, потому что мистер Колчет больше ничего не спрашивал о том случае.
— Когда вы подяли, что не можете говорить?
На этот вопрос за меня ответил Иво:
— Я встретил Дону в гостиной. Она только что пришла в себя. Я поздоровался с ней, она попыталась ответить, но не смогла…
Мистер Колчет задал мне еще несколько вопросов, а потом записал что-то в свой синий блокнотик.
— Стресс, сильный стресс — причина вашего, дадеюсь, временного дедомогания. — Иногда, когда мистер Колчет произносил свои «дадеюсь» и «подобдое», мне хотелось прыснуть в кулачок. Поверьте, звучало это презабавно. Но меня останавливало одно соображение. Что, если кому-нибудь моя немота тоже покажется «забавной» и этот кто-то начнет смеяться над ней? Неприятно и даже больше — больно… Так же, наверное, почувствовал бы себя и мистер Колчет. — Вам дужен отдых, дужно спокойствие… Когда вы окончательно поймете, что все позади и вам дичего де угрожает, думаю, вы снова заговорите. Но… Увы, де исключедо и обратное… И все же будем уповать на лучшее.
Мистер Колчет черкнул еще что-то в своем блокнотике, вырвал листок и протянул его Иво.
— Здесь кое-какие лекарства. Думаю, они пойдут да пользу нашей пациентке. Я постараюсь давещать вас почаще и следить за измедениями в вашем состоянии, Дона. А пока — покой и отдых. Вы приняли вердое решение, оставшись у Иво, — зачем-то добавил он. — Правильдое…
Мистер Колчет ушел, но его слова зародили в моей душе надежду. Пусть самую маленькую, призрачную, легкую, но все-таки надежду… Мне показалось, что Иво тоже испытал какое-то облегчение. До прихода доктора он, хоть и сдерживал себя, но выглядел взволнованным, а сейчас тучки, собравшиеся в его глазах, окончательно растаяли. Вместо тридцатилетнего мужчины я видела перед собой двадцатилетнего юношу.
Меня удивляло то, как этот человек менялся. Это происходило постоянно и было заметно абсолютно во всем: во взгляде, в мимике лица, в движениях, в походке. Казалось, в нем жили не один, не два, а несколько совершенно разных людей, и, в зависимости от его настроения, я общалась то с одним, то с другим, то с третьим человеком. Это выглядело странно. Это было странно. Но ведь и я не менее странный человек, если разобраться…
