вздумала уморить себя голодом, изображая праведную мученицу! Исповедник соборует ее перед кончиной, и душа страстотерпицы отправится прямиком на небеса. В сильнейшем раздражении Брэндон покинул Бакден, распустив остальных ее слуг и приказав вывезти всю мебель. Даже за это горожане поносили его, угрожая страшной расправой. Разъяренная толпа мятежников окружила особняк и докучала моим посланцам, глупо размахивая вилами и мотыгами.
Чаша моего терпения переполнилась. Анне не понадобилось уговаривать меня в необходимости покончить с ребяческим упрямством и невыносимым поведением Екатерины. Брэндон ничего не смог поделать, но у меня есть королевская власть. Я приказал немедленно перевезти Екатерину в мрачный, хорошо укрепленный манор Кимболтон и содержать там под домашним арестом. С этих пор она будет под присмотром преданных мне людей: сэра Эдмунда Бедингфилда и сэра Эдварда Чемберлена. Отныне вдовствующая принцесса станет жить в полной изоляции, без права принимать гостей и вести переписку. Отказ от подписания присяги стал ее политической смертью.
Но даже там Екатерина нашла способ продемонстрировать свой нрав. Она отказывалась говорить с теми, кто не осмеливался называть ее королевой. Ее свиту теперь составляли всего лишь пятнадцать слуг — исповедник, врач, фармацевт, управляющий, два камердинера, три фрейлины и еще шесть мелких слуг, — и она заперлась с ними в своих покоях и не переступала порог в ту половину Кимболтона, где жили ее смотрители и остальной персонал. Отказавшись от блюд, приготовленных на общей кухне, она завела у себя маленькую печь, чтобы стряпать свои жалкие трапезы.
Отрезанная от всего мира, Екатерина хотела изменить положение вещей одной силой ума. Полагаясь на Священное Писание, она была убеждена, что я стану той горой, которую сдвинет ее вера…
Впрочем, следовало поторопиться, чтобы не опоздать на венчание. Какие же перстни выбрать по такому случаю? Во-первых, кольцо с овальным рубином, приобретенное во время первой поездки во Францию. Во-вторых, лазурит, оправленный в арабскую филигрань. Мне прислал его султан Сулейман после моей женитьбы на Анне (и отказа от Екатерины, оскорбившего Карла, врага Сулеймана; как говорится, «враг моего врага — мой друг»). В-третьих, перстень с ограненным изумрудом, полученный в знак благодарности от Уолси в тот день, когда он надел кардинальскую шапку. Я никогда не носил меньше четырех колец. Последним я выбрал перстенек с гранатом — его мне подарили в далеком детстве. Теперь он едва пролезал через сустав моего мизинца.
Камергер щелкнул замочком, закрыв крышку шкатулки, и передо мной вновь мелькнул ее испано- мавританский узор: ряды врезанных в эбонитовое поле треугольных зубчиков слоновой кости надежно охраняли центральное красно-зеленое соцветие, составленное из геометрических фигур. Сдержанный, строгий и вместе с тем чувственный, буйный левантийский орнамент… Он напоминал о Екатерине, заточившей себя в своих покоях назло тем, кто запер ее в тюрьме…
Надо будет переложить кольца в другую шкатулку — резную, из слоновой кости. Ее недавно преподнес мне на первой аудиенции новый французский посол Кастильон. Хватит испанских воспоминаний.
Анна откровенно радовалась очередной связи королевской семьи с родом своей матери, урожденной Говард. Королева увлеченно строила планы свадебного пира в Виндзоре и даже выбрала подарок для новобрачных — пару ловчих птиц, сапсана и ястреба, вкупе с искусным сокольником.
— Я обожаю заниматься устройством свадебных церемоний, — заявила она, — тем более что мне не удалось подготовить свою собственную.
По прошествии столь долгого времени она все еще сожалела о том, что у нас не было благопристойной свадьбы, хотя когда-то уверяла, что подобные пустяки ее не волнуют. И почему женщины придают огромное значение этой мишуре, словно ничто иное не может сделать их брак истинным и законным?
Венчальный день в середине октября был таким же ясным и очаровательным, как юные жених и невеста. В природе царили сочные краски — сияющая лазурь небес, богатые оттенки осенней листвы и спелых плодов. Золото и синева — земная и небесная; золото волос и синева очей молодой пары.
Можно жениться в любом возрасте, и я не знаю, какой брак приносит больше счастья — ранний или поздний. Но уверен, что юношеская первая любовь более всего радует сердца и взоры ее свидетелей.
В Большом зале королевского дворца, напротив капеллы, уже было все готово к свадебному пиршеству. Ожидали лишь нашего прихода, но мы медлили перед входом, с удовольствием беседуя с молодоженами и наслаждаясь лимонным светом октябрьского дня. Я обнял Фицроя и его новоявленную герцогиню, таких гибких, стройных, ослепительных в своих парадных бархатных нарядах.
— Желаю вам обрести счастье друг в друге, — сказал я, — и провести вместе богатую и содержательную жизнь.
Они находились в самом расцвете сил; чего же еще можно было им пожелать.
— Благодарю вас, отец, — ответил Генри своим высоким мелодичным голосом, вызывавшим у меня смутные воспоминания.
— Я буду почитать вас, ваше величество, как отца и суверена, — добавила его юная супруга.
Она выглядела старше, чем он; почему-то с женщинами такое часто бывает… Мария не отличалась особой красотой, но, очевидно, пробудила в Генри плотские желания и любовь.
— Пир ждет вас! — появившись в дверях, крикнула Анна.
Слыханное ли дело, однако, чтобы сама королева призывала гостей, точно фермерша своих заработавшихся на полях наемников?
Покинув теплый двор, приглашенные послушно потянулись в Большой приемный зал. И замерли в восторженном остолбенении. Анна превратила его в волшебный серебряный чертог. Диана, богиня луны, соткала там свою великолепную паутину.
Повсюду поблескивала серебряная посуда — но особое внимание привлек серебристый лебедь, плавающий на зеркальной глади чеканного серебра. Свадебный торт покрывали серебристые листья, и его следовало разрезать серебряным ножом. Гостям подали серебряные тарелки и кубки.
Последующие развлечения также придумывала Анна. Она устроила затейливые живые картины во французском стиле, их герои поклонялись Диане в ее храме. Все было бы прекрасно, если бы роль девственной богини королева не вздумала сыграть сама.
Извинившись, она встала из-за стола, спустилась с помоста и ушла переодеваться. В числе почитателей Дианы-охотницы на сцене застыли Фрэнсис Уэстон, Уильям Бреретон, Фрэнсис Брайен. Брат Анны Джордж исполнял роль Аполлона, а Марк Смитон, ее любимый музыкант, сыграл на лютне специально сочиненную мелодию. Диана, приняв знаки почтения и обожания от преданных слуг, благословила брачный союз. А Томас Уайетт прочел хвалебные стихи.
Полная чепуха. Мы же отмечали свадьбу, а не торжество девственности. Следовало бы показать Гименея, покровителя супружеских уз, а не холодную и целомудренную лунную богиню. Единственный смысл этого представления заключался в явном прославлении Анны и смутном намеке на то, что она царствует над безумными придворными юнцами. Слава богу, действо быстро закончилось, иначе я приказал бы его остановить.
По пути на Йорк-плейс я укорил ее:
— Королеве не подобает участвовать в живых картинах. Вы унизили значение празднества.
— Чем это? — Она выпрямилась и, откинувшись к стенке паланкина, возмущенно взглянула на меня. — Тем, что сама выступила в придуманном мной маскарадном костюме? Что могло бы больше почтить вашего… бастарда… — она помедлила до и после этого слова, — вашего сына!
— Честь видеть благоразумную и достойную приемную мать.
«Бесси не позволила бы себе такого поведения, — подумал я. — Она стала преданной женой хилому Тейлбойсу». Об этом докладывали агенты Кромвеля, но я не нуждался в их донесениях, зная натуру своей бывшей любовницы. И у меня имелось множество поводов восхищаться ею. Многострадальная леди Тейлбойс не покинула мужа в северных владениях ради свадьбы сына, но прислала в подарок инкрустированный перламутром золотой кубок с крышкой. Бесси любила золото, она не была серебристо- непорочной дамой и не одобряла излишней неприступности.
— Вам должно быть лестно, что другие мужчины находят меня привлекательной, — возразила
