— Мне совсем не так одиноко, как я боялся, — немного помолчав, признался я. — И одиночество служит оправданием всякого рода излишеств. Ты всегда понимал это! Почему же не объяснил мне? Если бы я понял тебя, то скорее смирился бы с неизбежностью.
Я взглянул на позолоченное лицо, такое безмятежное в своем неземном покое. Скульптор достиг своей цели. Надгробное изваяние давило своей триумфальной монументальностью.
— Сегодня умер последний из ваших врагов, — заверил я статую. — Белая роза удалена с корнем.
Тюдоры восторжествовали. Не осталось больше ни одного претендента на престол. И у меня есть законный наследник.
Мне досаждали телесные страдания. От долгого стояния ноги, как обычно, начали болеть. Необходимо дать им отдых. Отец поймет меня. Теперь у нас с ним сходные мысли.
VXIII
Страну охватило безумное мародерство, народ жаждал разрушений, и все под видом религиозного рвения. Поначалу люди дрожали от страха, когда при них жгли изъятые из местных святилищ реликвии. Потом такие костры уже вызывали восторженное ликование. Есть странная сокровенная радость в разгромах, насилии, убийствах… И вскоре в захвате и осквернении реликвий простолюдины превзошли королевских уполномоченных.
Горожане кентского Мейдстона захватили древнее распятие аббатства Боксли и осквернили его на рыночной площади; а в Кирксталлской обители сожгли пояс святого Бернара, будто бы помогавший роженицам, и разорвали апостольник святого Этельреда, суливший исцеление больного горла.
Так поступали с малоизвестными реликвиями в местных храмах. Но простой народ дальше этого не шел, а мне хотелось более значительных свержений. Я решил устроить грандиозные представления, полностью уничтожив три древнейших центра паломничества Англии с самыми почитаемыми в стране святынями: даремскую раку с мощами святого Катберта, место поклонения Уолсингемской Богоматери и, наконец, неприкосновенную (и полную драгоценностей) гробницу святого Томаса Бекета в Кентербери.
Святой? Тот мученик приобщился к святости так же, как Томас Мор или епископ Фишер! Все они были всего лишь гнусными предателями и мятежниками, изменившими своему королю! И в свое время Бекет победил только потому, что Папе удалось запугать слабого Генриха II.
Времена торжества Бекета миновали. Но остался весьма основательный повод для его обвинения… и давность времени тут не играет роли. Ведь любого можно привлечь к суду за ранее совершенное преступление… Бекет должен поплатиться за измену.
— Святилище Бекета разрушить до основания, — приказал я исполнителям, в числе которых были самые искусные и честные мастера. — Золото погрузите на крепкие телеги. Драгоценности опишите, разберите по сортам и сложите для перевозки в кованые сундуки. Но, сорвав позолоту с внутреннего гроба, больше ничего не трогайте… Ах нет, надо еще открепить крышку, только не вздумайте сами открывать мощи…
Больше я не собирался ничего им объяснять.
После их отъезда в Кентербери я занялся составлением необычных приглашений для моих тайных советников и высокопоставленных членов конвокации.
Мы стояли на полу, затейливо выложенном разноцветным мрамором в древнеримском стиле opus alexandrinum — александрийской мозаики, вокруг гробницы Бекета за главным алтарем Кентерберийского собора. Я пригласил туда в общей сложности около сорока человек — начиная с архиепископа Кентерберийского Томаса Кранмера и всех его епископов и заканчивая моим заместителем по духовным делам Кромвелем и подчиненными ему советниками.
В сводчатой нише розового мрамора стояла железная рака, в которой хранились «священные» мощи Томаса Бекета. Расписную деревянную крышку уже открепили.
Место паломничества опустело. Убрали золотой сетчатый балдахин, раньше провисавший под тяжестью подношений — брошей, перстней и прочих драгоценностей. Золотые покрытия уже увезли на двадцати шести поскрипывающих под их тяжестью телегах. На моем пальце и сейчас посверкивает практически французская регалия — Regale de France — рубин, который Людовик VII привез в дар святому, когда просил его исцелить больного ребенка. Мне сделали прекрасный перстень из того самоцвета, окруженного сапфирами, бриллиантами и изумрудами, которые тоже извлекли из балдахина над гробницей. Я назвал его Бекетовым кольцом.
— Мои уважаемые тайные и духовные советники, — кротким тоном произнес я.
Мой голос четко звучал в этом храмовом приделе. Пустота способствует распространению звука.
— Мы собрались здесь для того, чтобы осудить проклятого изменника. Принимая во внимание хрупкое состояние подсудимого, коего вряд ли удастся в целости и сохранности довезти до Лондона, судебное заседание мы проведем прямо здесь.
Я окинул взглядом избранных судей. В лице Кромвеля не дрогнула ни одна черта. Остальные выглядели испуганными, изумленными и встревоженными.
— Вы можете вызвать подсудимого, — сказал я, кивнув парламентскому приставу.
— Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, вы приглашаетесь в суд.
Я подал знак, и четыре королевских гвардейца подошли к гробу и сняли деревянную крышку. Все онемели.
Я должен показать им пример. Приблизившись к темной полости железной раки, я заглянул внутрь.
Нельзя сказать, что я не испытывал беспокойства. Я не знал, что мне сейчас предстоит увидеть и что может со мной случиться…
Ничего не произошло, хотя в сумраке содержимое гроба различить было трудно. Я приказал принести свечу и сунул ее в раку.
Распавшийся скелет покрывало истлевшее церковное облачение. Митра отпала, обнажив череп с узкой трещиной. На дне лежал дюймовый слой пыли и грязи. «Интересно, как же они попали внутрь запечатанного гроба?» — невольно подумал я.
— Вы можете взглянуть на обвиняемого, — произнес я, приглашая советников.
Они гуськом потянулись к саркофагу, по очереди заглядывая в освещенную свечой полость, затем в том же порядке вернулись на свои места.
Когда все замерли в ожидании, я продолжил:
— Подсудимый Томас Бекет должен ответить за следующие провинности. — Я развернул исписанный пергамент. — Во-первых, за неповиновение суверену и за унижение короля Генриха II Английского и Анжуйского. А во-вторых, за то, что преступно выдавал себя за святого.
Я обратился к Кромвелю:
— Огласите нам свидетельства короны против подсудимого.
О, как же я наслаждался этим действом! Меня восхищали истории с известным концом, в которых рассказывалось о наказании неблагодарных предателей. Подавление врагов… Древние израильтяне познали вкус этого высшего наслаждения, прославив его в псалмах. Врагов у царя Давида, видимо, хватало с избытком, и он не считал зазорным просить Господа уничтожить их.
— Занимающий скромное положение Бекет, завоевав доверие и дружбу короля Англии, корыстно использовал их для достижения власти, — начал читать Кромвель. — Не удовлетворившись оказанной ему милостью и завязав знакомства в высшем обществе, он задумал получить должность канцлера и достиг успеха, после чего возжаждал сана архиепископа и добился его. Он возжелал неограниченной власти церкви и, осуществив все свои корыстные желания, счел, что король ему больше не нужен. Начав враждебные действия против монарха, он нарушал изданные им законы, препятствовал исполнению его указов и завел дела с его заклятым врагом, королем Франции.
