наличии у них «филоусии» («любви к сущности»), стремится подчеркнуть (а) особую роль интуиции в «восточной мысли»' и (б) ее устремленность к «чистому субъекту», тенденцию к «деструкции» и «снятию» многообразия объектов. При этом он преимущественно апеллирует именно к ведантистским и в особенности адвайтистским образцам[25]. Современный японский исследователь X. Накамура выдвигает в качестве характерных черт «индийской мысли» в частности такие, как примат универсального Я (Брахман) над индивидуальным, супратеистический абсолютизм, «отчуждение» от объективного природного мира (то есть, по сути, господство антинатуралистических учений) и т. п.[26] Как и у Хааса, здесь в качестве эталона взята именно веданта (и в особенности адвайта).
В действительности ведантистская традиция, конечно, может и должна быть учтена, когда речь идет о специфике индийской философии, однако лишь в сопоставлении с другими, борющимися с ней традициями, лишь как один из полюсов в многообразии соперничающих друг с другом философских учений.[27] Нам представляется, что осуществленная в данной работе теоретическая реконструкция истории веданты будет способствовать борьбе с отмеченными выше ошибочными установками.
Как мы убедились, в ходе анализа столь значительной философской традиции, как ведантистская, невозможно обойтись без рассмотрения ряда вопросов, имеющих первостепенное значение для истории индийской философии в целом: о генезисе философии в Древней Индии, о борьбе двух главных (материалистического и идеалистического) направлений в ходе ее развития, о специфике индийской философии и т. д. Внимательный читатель найдет литературу и некоторые дополнительные (по отношению к основному тексту) наметки и соображения по этим вопросам в примечаниях к книге. Развить далее эти наметки — дело будущего. Пока же надеемся, что книга будет способствовать более основательному знакомству не только с критически осмысленной историей веданты, но и с историей индийского идеализма, а в какой-то мере — если не прямо, то косвенно — и со всей панорамой развития индийской философской мысли (включая и противостоящие идеализму натуралистические и материалистические традиции). В конце концов, главные школы индийской философии (а веданта, несомненно, принадлежит к таковым) в своей эволюции своеобразно отражают (через полемику и внутреннее «соотнесение») все остальные.
У каждой книги своя предыстория. Впервые мысль о том, чтобы написать работу на данную тему, появилась у автора много лет назад, после одной из бесед с Юрием Николаевичем Рерихом, с которым я имел тогда счастье общаться. В этой связи мне хочется воздать должное памяти этого выдающегося ученого и замечательного, обладавшего воистину «большой душой» человека.
Глава 1
Ведийская предфилософия
Истоки веданты[28], скрыты в глубинах, быть может, самого впечатляющего из всех памятников человеческой мысли. Это — веды, в течение тысячелетий бывшие — а в значительной степени остающиеся и поныне — сердцем индийской культуры, символом мудрости и знания для сотен и сотен миллионов индийцев[29]. Веды поистине уникальны и по разнообразию входящей в них или примыкающей к ним литературы, и по объему, и по длительности устной традиции, в рамках которой они существовали, и, наконец, по всесторонности охвата различных сфер культуры.
Что касается состава ведийского комплекса, то здесь прежде всего надо выделить четыре «горизонтальных» и четыре «вертикальных» слоя. Существует, во-первых, четыре сборника (самхита), именуемых «Ригведа» (собрание гимнов), «Самаведа» (собрание песнопений), «Яджур-веда» (собрание жертвенных формул) и «Атхарваведа» (собрание заклинаний). Это деление по традиции связывается с разделением функций четырех жрецов во время жертвоприношения.
Во-вторых, каждая из вед включает в себя несколько «вертикальных», следующих друг за другом (и в хронологическом, и в смысловом отношении) слоев. Это прежде всего два главных по традиции выделяемых слоя мантры и брахманы. Мантры (букв «орудия духа») — это «первоначальное ядро» вед — гимны, формулы, заклинания. Брахманы — более поздние тексты, содержащие отчасти ритуальные предписания (видхи), отчасти же разъяснения мифологических сюжетов, прямо или косвенно фигурирующих в мантрах. Несколько позднее из брахман развились «лесные» тексты — араньяки и упанишады, представляющие собой «завершение вед», своеобразный итог многовековой эволюции ведийского миросозерцания[30]. Все четыре «вертикальных» слоя вед традиционно связываются с четырьмя стадиями (ашрамами) жизненного пути, проходимого членами высших сословных групп (варн) индийского общества, в особенности членами варны жрецов (брахманов). Первая из этих стадий — обучение, в ходе которого ученик (брахмачарин) под руководством наставника (гуру) заучивает мантры вед. На второй стадии бывший ученик вступает в брак и становится домохозяином (грихастха). При этом он выполняет необходимые для процветания семьи обряды (приобретение имущества и рождение детей), руководствуясь ритуальными предписаниями брахман. На третьей стадии (обычно после рождения внука) бывший домохозяин удаляется в лес, где изучает араньяки. И наконец, бывший ванапрастха (живущий в лесу) становится одиноко скитающимся аскетом (саньяси), в качестве которого он и приходит к постижению истин упанишад. Таким образом, различные разделы ведийского канона выступают как своего рода «спутники» человека на протяжении всей его жизни, помогающие ему как «включаться» в активную социальную деятельность, так и «отключаться» от нее в конце пути[31] .
Таков состав наиболее важной, собственно канонической части ведийского комплекса, в самом названии которой — «шрути» (досл. «услышанное») — запечатлена многовековая традиция устной передачи вед. Но в более широком смысле слова этот комплекс охватывает и целый ряд других текстов, именуемых в отличие от названных выше «смрити» (досл. «запомненное»). Это, в частности, веданги (досл. «члены вед»): шесть групп трактатов, написанных большей частью в виде так называемых сутр (афористических сборников)[32]. Нередко их выделяют в качестве особой третьей ступени в развитии ведийского комплекса (наряду с мантрами и брахманами вместе с примыкающими к последним араньяками и упанишадами). Согласно традиции, веданги служат трем главным целям. Это, во-первых, правильное произношение вед (обеспечиваемое с помощью трактатов (1) по фонетике и (2) метрике). Это, во-вторых, правильное понимание вед (обеспечиваемое с помощью трактатов (3) по грамматике, включая знаменитые сутры Панини, и (4) этимологии). Это, в-третьих, надлежащее применение ведийских текстов в ритуале (обеспечиваемое с помощью трактатов (5) по различным видам ритуала и (6) астрономии, с помощью которой определялось «удачное» или «неудачное» время для совершения жертв)[33].
Наряду с ведангами к ведийскому комплексу относятся и так называемые упаведы (досл. «вспомогательное знание»). Это ряд текстов, считающихся своего рода «приложениями» к четырем главным ведам и охватывающих трактаты о военном деле, музыке и медицине (знаменитая аюрведа)[34]. Разумеется, и это еще далеко не конец ведийского комплекса (полное описание всего, что по традиции относилось к нему, охватывает сотни названий…)[35].
Но и приведенного материала достаточно, для того, чтобы представить себе все многообразие сведений (в том числе и научных)[36], заключенных в ведийской литературе. Это многообразие было настолько ошеломляющим, настолько превышающим силы и способности как отдельного человека, так и доступных обозрению групп людей, что представление о бесконечном содержании вед, о наличии в них абсолютно всего возможного знания легко могло стать — разумеется, не без участия сословного интереса брахманов — укоренившимся предубеждением. Устойчивость упомянутого предубеждения проливает свет на предпринимаемые на протяжении многих веков и самыми различными индийскими мыслителями попытки осмысления чужих культур с помощью ведийского канона, попытки, предпринимающиеся и в наше время и приводящие ко все новым и новым «переосмыслениям» этого канона, его модернизации, «вкладыванию» в него современных научных и
