взять на публике ни одной ноты. Я хочу тебя спросить, как ты смотришь на то, чтобы мы вместе сделали песенную программу и потом попытались обратиться в агентство по найму?
Мадди с сомнением покачала головой.
– Я тебе, Себастиан, тысячу раз говорила, что я не певица, а балерина.
– О'кей, Мадди, ну и ищи себе работу официантки в ресторане! И только потому, что ты слишком упряма и не хочешь признать, что тебе повезло получить от Господа еще один талант. Я отказываюсь тебя понимать.
Себастиан досадливо покачал головой. Мадди внезапно поняла, что ее друг не на шутку огорчился из-за того, что она отвергает его предложение. Ей ничего не оставалось, как примирительно сказать:
– Послушай, я очень сожалею, что расстроила тебя. Но мне показалось, что ты напрасно все это затеял. На самом деле в моем голосе нет ничего особенного. Ты же знаешь, когда я пою, мне не нужно никаких усилий. Это у меня происходит, словно так и должно быть.
– Вот именно! У тебя чистейший, нежный и легкий голос. Это Богом данный дар, который ты можешь оттачивать и улучшать, даже миллиона лет не хватит, чтобы достичь совершенства. Это более естественная и удивительная способность, чем искусство танца! Да ты только посмотри на себя! С утра до вечера работаешь до седьмого пота, и все ради того, чтобы не потерять форму. А тут встала у рояля и поешь, даже не задумываясь над тем, как это у тебя выходит!
– Не говори так! – повысила голос девушка и, совсем разволновавшись, встала с кровати. – Я всегда мечтала стать и стану настоящей балериной.
– Ну, а зачем? Только из-за того, что ею была когда-то твоя мать? Так ты что же, так и проживешь всю жизнь, стараясь подражать своей матери, чтобы доставить радость отцу?
– Да как ты смеешь! – Мадди даже побелела от гнева. – Я-то надеялась, что ты лучше всех понимаешь меня!
– Ну, ну, не обижайся. Прости, если я был немного резковат, но я не хотел тебя обидеть. Я тебе передать не могу, до чего досадно, когда видишь, какой у человека талант, а он его просто в землю зарывает.
– Но я не могу заниматься всем сразу, Себастиан. Жаль, но это так. Я танцую, потому что хочу танцевать, а вовсе не потому, что моя мать была балериной. Ты на себя посмотри! Ты же сам идешь по стопам отца, разве не так? Все, мне пора идти!
Она встала, схватила сумку и направилась к двери.
– Мадди, пожалуйста, не уходи. Мне очень жаль, я, право, не хотел тебя обидеть!
У двери девушка обернулась к нему, и он увидел слезы у нее на глазах.
– Однако ты все-таки преуспел в этом. Спасибо, Себастиан, за теплый прием.
Он слышал, как хлопнула дверь, и ее шаги простучали по ступеням. Он потянулся за сигаретой, понимая, что неправ, что был похож сейчас на бесчувственное бревно, в то время, как Мадди больше всего нуждается в моральной поддержке. Неурядицы последних месяцев сделали ее особенно болезненно ранимой. В конце концов, она обиделась именно потому, что все сказанное им оказалось слишком близко к правде. Есть или нет у нее талант балерины, это еще вопрос. Себастиан хорошо знал, что его подругой всегда двигала необходимость сделать приятное отцу, заставить Кристофера забыть, что он потерял любимую женщину или хотя бы примириться с этим фактом. И вот теперь ей вдруг нашлась замена, да еще какая! Женщина, которая не только смогла заполнить брешь в сердце Кристофера, но еще и сама оказалась известной балериной. Конечно, все, чем жила Мадди, весь ее мир рухнул в одночасье.
– Черт! – Себастиан огорченно швырнул сигарету в чашку с остатками кофе и подумал, что ему остается только одно – ждать. Может быть, когда-нибудь она все-таки даст ему шанс, и тогда он сможет помочь ей и компенсирует то, что она сейчас потеряла.
Глава 14
После размолвки с Себастианом Мадди погрузилась в бездну уныния. У нее было чувство, что она лишилась последнего союзника.
Не было никакого спасения от отчаяния. Пришла и миновала Пасхальная неделя. Мадди большую часть времени проводила в балетных классах, стараясь как можно меньше быть дома и пореже видеться с Николь. Кристофер и Иветта были с утра до вечера на репетициях нового балета, премьера которого должна была состояться через месяц. Когда однажды отец спросил ее, не хочет ли она поехать на репетицию, Мадди отказалась, потому что Николь сказала, что с удовольствием отправится с ними. А Кристофер, взглянув на угрюмое лицо дочери, печально сказал:
– О'кей, если так. Я-то думал, что это тебя интересует.
Мадди осталось только наблюдать, как после завтрака три члена их странной семьи сели в такси и укатили. Николь вернулась с массой впечатлений о новом балете и кучей новостей о жизни труппы.
Даже Хассан покинул ее, улетев на Пасху к своей семье на Антибы. Правда, Мадди каждый день бегала в соседний дом, чтобы проведать Шехерезаду и котят, хотя, если честно, в этом уже не было особой необходимости, так как Бриджит любила их не меньше, чем сама Мадди.
– Честное слово, кисонька, – шептала Мадди, поглаживая Шехерезаду, – мне кажется, я самый несчастный человек на свете. У меня вообще никого, кроме тебя, не осталось, не с кем даже поговорить.
Девушка жаловалась кошке, а та внимательно слушала хозяйку, слегка подрагивая мохнатыми ушками.
– Самое плохое во всем этом знаешь что? Даже если я попаду в труппу, Николь тоже окажется там. Мне ни за что от нее не избавиться, никогда. Никогда! Они с Сашей быстро войдут в число солистов, а что там буду делать я? В последних рядах кордебалета, да и то, если Николь не будет против.
Шехерезада понимающе взглянула на хозяйку, которая, уткнувшись в ее нежный пушистый мех, плакала навзрыд.
Когда Мадди вечером вернулась, Николь, Кристофер и Иветта были уже дома.
– Мы сегодня решили устроить праздничный семейный ужин, – сказал отец. – Ты как, Мадди?
Она мрачно кивнула, с ненавистью думая о том, что теперь ей придется в течение двух часов вести вежливые разговоры со своей сестричкой.
– Мадди, – окликнул отец, когда она стала подниматься по лестнице в свою комнату.
– Да?
– Пожалуйста, постарайся хоть чуть-чуть сегодня выглядеть повеселее.
– Да, папа, – Мадди равнодушно пожала плечами и пошла дальше.
Кристофер вздохнул. Он совершенно не понимал, что происходит с дочерью. Конечно, он не мог не заметить, что перемены в их жизни тяжело дались девочке, но порой ему начинало казаться, что скорее всего дело здесь в обычных гормональных изменениях, естественных для подростков, и поэтому он изо всех сил старался не обращать на это внимания. Однако, с другой стороны, у Николь, кажется, никаких проблем с гормонами не наблюдалось. Она была такой милой, уравновешенной девочкой. Кристоферу оставалось только пожалеть, что дочь Иветты не могла оказать на Мадди никакого влияния.
А Мадди в этот момент лежала на своей кровати, слушала музыку и безразлично смотрела в потолок. Она жила в этой комнате уже почти три месяца, и все ее вещи, такие привычные, были с ней, но комната оставалась чужой, комнатой для гостей, которой раньше и была.
Мадди тосковала о милом, уютном беспорядке, который царил у них в хэмпстедском доме. А здесь все было до безобразия идеально убрано, кругом чистота и порядок. Иветта буквально выходила из себя, если даже ваза с цветами стояла не на месте.
Пришло время переодеваться к ужину. Мадди неохотно слезла с кровати и медленно пересмотрела свой гардероб, затем надела через голову старое платье и причесалась. Не было особого смысла стараться выглядеть получше. Все равно Николь с ее прекрасным внешним видом и отличными платьями, сшитыми в лучших ателье, выиграет любое состязание с нарядами, которые Мадди делала своими руками. Она вздохнула. Да, это еще одна проблема. Ей приходится уступать Николь по всем статьям. Николь лучше всех танцует на курсе, она похитила Сашу, а теперь пытается лишить Мадди отца. Даже желание заниматься балетом почти пропало из-за Николь. Во всяком случае, в этом семестре Мадди работала значительно меньше, чем надо было, и понимала, что может потерять стипендию, но ничего не могла с собой поделать.
