вы сообщили об этом в офис президента.
— Кто вам сказал об этом?
— Я не помню, — Френкель вернулся к своей обычной манере общения. Раскаты его голоса были сегодня тихими, а глаза вновь сверлили меня насквозь.
— Я не обладаю способностью запоминать детали, касающиеся фактов, как эта. Вот когда речь идет о вопросах, имеющих интеллектуальную нагрузку…
— Чушь, — сказал Кремер с горьким отвращением. Он рассчитывал одним блестящим приемом выудить у Френкеля признание, а все свелось к болтовне. Он нацелился наполовину сжеванной сигарой в лицо Френкелю, замахнулся ею и заявил:
— Вам сказала Гуинн Феррис. Ведь так?
— Я уже говорил, что нет.
— А я говорю, сказала! Я случайно узнал…Что вы хотите?
Вопрос был обращен к служащему муниципалитета, который подошел к столу. Он ответил:
— Сержант Готлиб, сэр, с мисс Феррис
Кремер хмуро посмотрел на него.
— Подержите ее, пока я не закончу с… Нет, постойте.
Он взглянул на Френкеля, а потом на меня.
— Почему бы и нет?
— Конечно, почему бы? — согласился я.
Кремер скомандовал сыщику:
— Приведите ее сюда.
Гуинн Феррис вошла, не сознавая или не придавая значения тому, что у ее локтя был полицейский сержант, остановилась на мгновение, чтобы осмотреться в большой комнате, затем направилась к нашему столу.
— Хэлло, Бен, — сказала она своим сладким мелодичным голосом. — Какие ужасные вещи творятся! Но что ты тут делаешь?
Не дожидаясь ответа, она метнула взгляд на Кремера, а затем на меня:
— О, так вы полицейский!
Я признал, что она быстро приспосабливалась к любой ситуации, видимо, не только благодаря хорошим нервам, но и наружности. Несмотря на то, что в четыре часа утра ее разбудил полицейский, который ждал, пока она оденется, и привез на полицейской машине в участок, выглядела она такой же свежей и красивой, как в тот момент, когда подняла на меня свои чистые голубые глаза и сказала, что делает ошибки в письмах.
— Садитесь, мисс Феррис, — сказал ей Кремер.
— Спасибо, — саркастически ответила она и села на стул в двух шагах от Френкеля.
— Ты выглядишь ужасно, Бен. Ты что, совсем не спал?
— Да, — голос Френкеля прозвучал сдавленно.
Взгляд его был неподвижным.
Гуинн обратилась к Кремеру и ко мне:
— Я спросила его,потому что мы виделись с ним всего несколько часов назад. Мы танцевали. Но, полагаю, он вам уже сказал об этом. Хорошо, что завтра выходной. Трут, вы инспектор или кто?
— У меня не хватает слов, — заявил Френкель с глубоким чувством. — Я не сказал им, с кем ходил танцевать, потому что иначе они послали бы за тобой, чтобы убедиться в этом, но они все равно это сделали, без каких-либо на то оснований. Они допустили какую-нибудь грубость? Были с тобой невежливы?
Гарри Энтони Ьеспокоился о Розе, а тут Френкель волновался за Гуинн.
Видимо, подумал я, бесполезно пытаться понять женщин и пора попытаться понять мужчин.
— Нет, он был очень деликатен, — с достоинством заявила Гуинн.
Кремер переводил взгляд с Френкеля на Гуинн. Наконец он начал:
— Итак, вы были вместе весь вечер. Это правда, Френрис?
— Да, тем более что мисс Феррис вам уже сказала.
— Ну а если отвлечься от того, что она сказала? Были?
— Да.
— Мистер Френкель провожал вас домой, мисс Феррис?
— Конечно, провожал!
— В котором часу вы вернулись домой?
— Бен, когда это было, около…
— Я вас спрашиваю.
— Ну, было без четверти час, когда я поднялась к себе в комнату. Конечно, я пошла одна. Мы наговорились внизу.
Кремер удивил меня. Он редко бывал откровенно жестоким, оставляя это своим ребятам, но сейчас он рычал на нее.
— Когда Уальдо Мур провожал вас домой, вы поднимались наверх не одна, не правда ли?
Бен Френкель вскочил с кресла как пружина; кулаки его были сжаты, глаза горели. Стоящий позади сыщик метнулся вперед. Я слегка напрягся, не зная, насколько сильным мог быть этот порыв Френкеля. Но Феррис, очевидно, знала, потому что она вскочила перед ним и обеими руками схватила его за лацканы пиджака.
— Ну, Бен, милый. — Когда она добавляла в свой голос просящие нотки, его можно было использовать как паяльную лампу. — Ведь ты знаешь, что это не так, разве я тебе не говорила? Он говорит это просто из вредности.
Она стала напирать на него:
— Садись и не слушай даже, когда тебе говорят такое.
Колени у него начали подгибаться, она продолжала настаявать, и он снова уселся на стул.
Гуинн вернулась на свое место и сказала Кремеру:
— Про меня и Уальдо говорят много нехорошего, и вот что я имею в результате. Я больше не выхожу из себя, когда слышу такие разговоры. Я просто не обращаю на них внимания.
Итак, жестокость не принесла Кремеру никакого результата. Он сменил пластинку и спросил:
— Почему вас так заинтересовало, что Гудвин написал о смерти Мура?
— Гудвин? Какой Гудвин?
— Трут, — объяснил я. — Это я. Меня зовут Гудвин
— О, хорошо, что вы мне сказали. Значит, вы работали под чужим именем.
— Я вас спросил, — прорычал Кремер, — почему вам так захотелось узнать, что он выяснил относительно смерти Мура?
— Меня это нисколечко не волновало.
— Тогда зачем вы проникли к нему в комнату и просмотрели его документы?
— Я этого не делала. — Она укоризненно посмотрела на меня: — Это вы ему сказали? После того как я объяснила, что я думала, что вы еще ждете меня, а вы ушли, и я решила, что вы оставили для меня какую- то работу…
— Э-э, — оборвал ее Кремер, — я уже слышал это раньше. Вы настаиваете на этом?
— Конечно, ведь это правда! — она была прекрасна, когда на ее лице отражалась терпеливость к несправедливости, которую к ней проявляли. Настолько прекрасна, что мне хотелось разрезать ее на кусочки и поджарить на гриле.
Кремер уставился на Гуинн.
— Послушайте, мисс Феррис, — сказал он другим, более спокойным голосом. — Этот вариант мог подойти, пока речь шла о расследовании смерти, происшедшей в результате несчастного случая, имевшего место несколько месяцев назад. И пока это было так, тут не было ничего страшного, особенно в том, что вы не сказали Гудвину правду, когда он спросил, зачем вы смотрели его бумаги. Но теперь другое дело. Теперь мы знаем, что это было убийство, и, это я вам говорю, речь идет об убийстве. Это все меняет, не так ли? Разве вы не хотите помочь следствию? Если вы не причастны к этому делу, а я не думаю, что вы причастны,
