и совершенно не удовлетворяло меня. Эстер держала свою дверь закрытой. Она появилась лишь однажды, в 10.15, чтобы пройти в комнату Розенбаума, где оставалась более часа, очевидно, для утренней диктовки. Когда я увидел ее в следующий раз, был уже час дня, время обеденного перерыва, и она показалась в шляпе и пальто. Я спустился на том же лифте, не поздоровавшись с ней, увидел Билла Гора, который подхватил ее в вестибюле, а сам купил на ближайшем углу сэндвичи и молоко.
Вернувшись в комнату, я решил, что с меня уже хватит одиночества. Тогда я позвонил в резервный отдел и попросил направить ко мне стенографистку, указав, что для моей работы подходит только мисс Феррис. К этому времени я уже выучил их кое-чему, и буквально через минуту появилась Гуинн с блокнотом в руках. Я подвинул ей стул — так, чтобы она сидела ко мне лицом, а спиной к открытой двери, не загораживая общего вида зала
— Первый раз я работаю под вашу диктовку, — сказала она, усаживаясь. — Говорите, пожалуйста, помедленнее.
— Конечно, — согласился я, — у нас впереди вся вторая половина дня. Я буду диктовать письмо полицейскому комиссару.
— И вы считаете, что это красиво, да?
— Вы угадали, это красиво. Дорогой господин комисcap. Хочу вам пожаловаться. Самая красивая девушка на Земле обманула мое доверие. Она обещала никому не говорить того, что я ей сказал, и рассказала. За несколько секунд она рассказала об этом сотне людей. Ее зовут Гуинн Феррис, и она…
— Я не буду этого писать! Это не так!
— Не кричи, дверь открыта, — я чарующе улыбнулся. — Я знаю, дорогая моя Гуинн: ты рассказала всего пяти-шести людям, а они обещали не говорить ни слова. Помнишь, в первый день, когда я сюда пришел, как ты мне помогла? — Я взял у нее блокнот, вырвал страницу, на которой был записан мой текст, и, закрыв, отдал его назад. — Плюнь на это, просто я хотел на тебя посмотреть. Давай лучше поговорим, чтобы создать видимость дела, а то люди на нас смотрят. Есть какие-нибудь новости?
— Конечно, есть, — она положила нога на ногу, расправила край юбки. — Все дерутся как кошки с собаками, спорят, кто из вас врет, — вы или Эстер.
— Надеюсь, я выиграю.
— О да, я уверена, но некоторые, похоже, хотят, чтобы выиграла она. Эта маленькая дура Энн Мэрфи, вы знаете ее?
— Отдаленно.
— Она говорит, что собирается обратиться в бюро жалоб, что вы подвергаете Эстер опасности! Вы об этом знаете? И, о Боже, я совсем забыла сказать вам: мистер Пайн, президент, велел своей секретарше позвонить Эстер и попросить ее зайти к нему, а она отказалась, и тогда мистер Пайн позвонил ей сам, но она все равно сказала что не пойдет! А об этом вы знаете? Сказать президенту, что она не пойдет к нему в кабинет, когда он об этом попросил! Правда, на нее это похоже. Я молюсь Богу, чтобы ее уволили.
— Не кричи так, откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, что она отказалась идти? Я этому не верю.
— Не верите?
— Нет.
— Ну и не надо. Девочки-телефонистки уж наверняка знают. Конечно, они не должны подслушивать, но вы ведь знаете, как это бывает: они же должны убедиться, что сделали правильное соединение, верно? Вы не верите?
— Может, и верю. Потом скажу. — Я потянулся, чтобы погладить ее колено, которое полностью заслуживало того, чтобы его погладили.
— Ты мой самый любимый радиокомментатор, дорогая. Когда все это случилось — эти телефонные звонки и отказы?
— Сегодня утром, до ленча. Я точно не знаю, в какое время. Думаю, это говорит о том, что совесть у нее нечиста, правда?
— Ну, по крайней мере, тут что-то кроется. Есть ли другие новости?
— Боже мой, да. Я должна об этом сказать. Весь вчерашний день мистер Хофф не отвечал на свою корреспонденцию, он просто оставлял письма нетронутыми, вероятно, даже не читал, и старик Берч — вы знаете, это контролер корреспонденции с бородавкой на носу…
Она остановилась, потому что я неожиданно встал.
— Извини, — сказал я. — Я позабыл кое-что сделать, мне надо позвонить, я совсем забыл об этом.
— Я подожду здесь.
Я попросил ее не беспокоиться: диктовка мне сегодня больше не понадобится. Я вышел, прошел через проход к телефонной будке и набрал номер Вульфа. Ответил Фриц который переключил меня на шефа.
— Вы сказали, — начал я, — что желаете получить их как только они поджарятся на гриле. Можете забрать этот мусор, а то, боюсь, вы начнете голодать, поскольку многие часы ничего не было. Сегодня утром Пайн попросил секретаршу позвонить мисс Ливси и передать ей, чтобы она зашла к нему — к Пайну, а та отказалась. Тогда Пайн позвонил ей сам и попросил прийти к нему, но она снова отказалась. Это все. Она явно расстроена и не принимает приглашений, от кого бы они ни исходили. Странная вещь: она утверждает, что вынуждена работать и что ей нравится работать здесь, во всяком случае нравилось.
— Ты ее видел? Разговаривал с ней?
— Нет. Если бы я говорил с ней, вы бы уже знали об этом.
Молчание. Оно длилось минуту, другую, третью, пока я не спросил:
— Алло. вы еще слушаете?
— Да. Как тебе удалось это узнать?
— Это информация одной из моих подружек, Гуинн Феррис, которая проведала все от телефонистки. Придумать этого нельзя. Я бы сам заплатил за такую информацию.
— Откуда ты говоришь?
— Из автомата.
— Хорошо. Теперь выслушай мои инструкции.
Он дал мне инструкции. Нетрудно было догадаться, что у него на уме, и, поскольку то, что мне предстояло еще три-четыре раза соврать, не делало мое задание более рискованным, чем оно уже было, я не стал ему возражать. Задание было довольно трудным, с возможными осложнениями, и я попросил Вульфа повторить его, чтобы убедиться, что все правильно понял.
Выйдя из кабинки автомата и размышляя о том, что одно из осложнений я уже испытываю, я направился к себе в комнату за пальто и шляпой. После этого я прошел через зал к комнате Эстер. Ее дверь была закрыта. Я вошел, закрыл за собой дверь и уселся на стул, положив шляпу и пальто на колени.
Эстер перестала стучать на машинке и посмотрела на меня. Она не была уже той женщиной, которую я встретил две недели назад. Тогда она была далеко, за тысячу миль. Теперь она была здесь, со мной, вся целиком. Я для нее, безусловно, что-то значил, и она пыталась понять по моему лицу, что означал для нее мой визит. Она не спрашивала, чего я хотел. Она вообще ни о чем не спрашивала.
— Я нахожусь в трудном положении, — сказал я, будто между прочим. — Есть люди, которые хотят узнать, кто из нас врет: вы или я. Это нормально, я не возражаю, но у них хватает наглости требовать, чтобы я действовал, как мальчик на побегушках. Однако… — я передернул плечами, — как я понял, мистер Пайн, президент компании, посылал за вами сегодня утром, и вы отказались к нему идти.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
— Это так, не правда ли? — спросил я.
Она подняла глаза.
— Да, я… да.
— А сейчас вы пойдете к нему? Со мной или без меня?
— Нет, — не колеблясь ответила она.
Я нахмурился.
— Во всем этом есть один момент, который выглядат для меня совершенно неубедительно. Не пытался ли ктонибудь оказать на вас давление? После того. как вы отказались идти к Пайну?
— Нет.
— Тогда мне передали правильно. О'кей. Такова их позиция, и вы должны признать, что у них есть для
