Церковенко. Мрак! Жуть! Входит Церковенко с соблюдением максимальной конспирации. Отдает последние команды. Курит, чего с ним отродясь не бывало. Ведь он не враг своему здоровью. А тут «Уинстон»! Ну и, завершив дела, пересказывает мне анекдот… Нет, вру: это рассказ Твена. Там главное действующее лицо, согласно неким средневековым законам, должно покончить с собой, если не снимет с себя обвинения. А если снимет, то по другим законам подлежит смертной казни. Ну вот перед ним выбор, перед этим героем — убийство или самоубийство. Эту историю Церковенко всем через день рассказывает. Но обычно — невпопад. А здесь, по-моему, кстати. Дескать, коли не мы возьмем мумиё, Суздальцев постарается. Так или этак, а кладу крышка.
— И еще вопросик. Дервиш у вас какой-то бывал?
— Дервиш? Господи! Да это Суздальцев! На следующий же день пришел проверить не надул ли я его с домашним адресом. А лохмотья — его любимый маскарадный костюм. Дубина ведь!
— Лестно о своих друзьях отзываетесь!
— Не навязывайте, пожалуйста, мне друзей. Я по природе индивидуалист. А уж с Суздальцевым водить дружбу… Извините.
— И то верно: закопает. Выроет яму и закопает.
— Видели яму? — прыснул Налимов. — Мое изобретение! Митрофан Анисимович в романтической роли: ищет драгоценности, будто бы припрятанные после революции бывшим домовладельцем. Дополнительный эффект: в яме можно хранить мумиё.
— Восход солнца ранний — это, разумеется, дата. Дата чего?
— Не дата, а предположительная дата. К этому сроку Суздальцеву было обещано мумиё для его семейных нужд. Ревматизм, склероз, полиартрит и прочее. Транспортировку товара должен был обеспечить Ричард. Но, как вы знаете, плановые сроки сорвались. И не по моей вине. Пусть уж Митрофан Анисимович извинит.
— Собирался ли Суздальцев куда-нибудь улетать на время вашей экспедиции?
— Не знаю. Не думаю. Он часто улетал, оставаясь в городе. То есть скрывался с горизонта. Жена говорила всем: отбыл. А он в это время преспокойно разгуливал в своих лохмотьях по Памирскому рынку.
— Понятно. Ну, а как в таких случаях получают срочную информацию?
— Как получал ее Суздальцев? А у него почтовый ящик был на рынке…
— Старик с вороном?
— Ну да. Трешка в неделю — и передача корреспонденции обеспечивается с восьми утра до восьми вечера. Пока старика ко сну не потянет.
— Через него Суздальцев и получил отчет Ричарда с Совук-су?
— Конечно. Между прочим, сильно рассвирепел, когда узнал, что операция затягивается.
— Потому-то и сорвал злость на постороннем?
— Вы и об этом знаете? Растете в моих глазах.
— Я и больше знаю. Например, о том, что в «Хрустальном ключе» Ричард меня чуть не прихлопнул камнепадом. Кстати, о «Хрустальном ключе». Зачем вам понадобилась инсценировка с Забелиным? В частности, с исчезновением Забелина?
— Одно за другое цеплялось. Искал путевку — встретил усатого дурака. Купил путевку — принял его фамилию. А доживать до конца смены по этой фамилии стало невтерпеж: отыскалась тропа. Пришлось утопить дурака. Благо — дурак. Не жалко. Прошу, однако, оградить меня от обвинения в убийстве, поскольку Забелина я утопил лишь фигурально.
— А Ричард подобрал его реальные одежки и доказывал следствию, что Забелин погиб. Хитрый расчет. Когда выяснится, что Забелин продал путевку Налимову, Налимов обретет полную безопасность, а после гражданской панихиды с хвалебными речами — и забвение. Так? И это придумал спекулянт Ричард?
— Ричард? — Налимов заколебался: тщеславие не позволяло уступить лавры Ричарду, страх удерживал от рискованной похвальбы. — Ричард. Стихийно у него получилось.
— У Ричарда стихийно созревают столь тонкие планы? У Ричарда, который неспособен сообразить, что фотография в чужом паспорте его сразу же выдаст?
— Он бы отклеил фотографию, если б спросили паспорт. Потерял, дескать. И никто бы ничего не заподозрил.
— Ваша логика — логика обмана. Она сильна тем, что она логика. И слаба она по этой же причине. Стоит уловить принципиальную схему ваших рассуждений и вы весь на ладони. Хотите пример? Как рукопись Маджида очутилась в рюкзаке у Ричарда? К как другая рукопись, арифовская, попала к Снеткову. Очень просто. Это входило в общий замысел. Глупый, наивный или неосведомленный человек — самый надежный сейф. Церковенко специалист по сейфам, давно руководствуется этим правилом. Только рассовывает туда-сюда не предметы, а замыслы.
Налимов вскипев, хотел, видимо, опротестовать этот выпад, но у меня еще были вопросы.
— Затруднения с вами возникают лишь изредка, когда эта логика работает с перебоями. Мне до сих пор, непонятно, для кого Ричард схоронил в пещере ваш кроссворд. Не для нас ли?
— Извините, конечно, но я не собирался вступать с вами в переписку. Вы меня и так устраивали — в этом кабинете… Мне казалось, что надо оставить какой-то след. А вдруг с нами что-нибудь случится. Ведь горы все-таки… Чтоб Церковенко знал, где искать, — Налимов спохватился вдруг: как это он позволил маске героя-циника сползти со своего лица и сразу же вывернул губы в ухмылке. — А в общем, конечно, Церковенко здесь не при чем. Представляю себе Церковенко на склоне. Цирк! Цирковенко!
— Обратимся теперь к логике Церковенко. Как думаете, почему он сообщил в органы о вашем исчезновении?
— Почему? Да это же яснее ясного! Опять же для маскировки! Раз меня хватились — все равно кто- нибудь донесет. Так уж лучше он сам. Меньше будет оснований его подозревать!
— Совершенно верно. Информация как средство конспирации. А что вы собирались делать с золотом? И с мумиё?
— Передать и то и другое Церковенко. С просьбой передать дальше. То есть, разумеется, нашему государству, нашему народу. Ну как? Нравится вам этот сюжет? Я бы сказал, трагический сюжет. В борьбе между корыстью и долгом побеждает долг. Социалистический реализм чистейших кровей! Не-с-па, как говорят французы! Что в переводе означает: не так ли?
— Я не литератор, о реализме судить не берусь. Я служу в органах, борющихся с преступностью. И в качестве такового вынужден заметить, что сюжеты, избираемые уголовниками, отличаются от нормальных человеческих сюжетов. Не перебивайте меня. Кодексы знаю. Вас уголовником не называю. Рассуждаю абстрактно. Понимаете, аб-стракт-но. Человек находит лекарство, способное уже сегодня спасти тысячи жизней. Человек находит ценности, представляющие огромный интерес для историков, археологов, искусствоведов. И это не просто ценности, это вдобавок чистое золото. Если человек честен, он, не раздумывая рассказывает о своей находке людям…
— Я и рассказал…
— Не перебивайте… Он рассказывает о своей находке тем людям, которые могут с максимальной пользой для мира эту находку применить, которые наделены эрудицией, или властью, или еще чем-нибудь, благодаря чему могут эту находку сделать общей…
— Например, Церковенко…
— Не перебивайте… Но вот удача улыбнулась другому человеку: тоже лекарство, тоже золотые монеты… Он украдкой озирается по сторонам: как бы положить ее к себе в карман, чтоб прохожие не заметили. А если кто и заметит, может быть с ним удастся договориться. Всем ведь надо детишкам на молочишко…
— У меня нет детишек…
— Не перебивайте… У Церковенко есть детишки… И, вообще, не о детишках идет речь…
— А о чем же?
— О взрослом человеке, которого как малого ребенка окрутили уголовники. А вернее — о недоросле. Взрослым человеком ведь вас не назовешь.
— Ну да, ну да, где уж нам уж выйти замуж, — паясничал Налимов. — А фейерверк в горах неплохой
