— Понятно, — пробормотал Юра. У него были еще вопросы, но задать их он так и не посмел. — Слушай, тут твой дружок звонил, с которым вы бизнес крутили, спрашивал про тебя, — вспомнил он. — Андрей.
— Когда?
— Недели две назад. Ты бы к нему зашел, может, с работой поможет…
— Зайду, — ответил Павел. — Конечно, зайду.
Больше говорить им было не о чем. В свое время дружбы между ними не получилось. Они и виделись-то нечасто. Юра знал, что Маша просила брата помочь ему с работой, устроить к себе на фирму, но Павел то ли не смог, то ли не захотел. Люди стали неохотно помогать друг другу.
Позже, когда Павла уже не было и они жили в городе, он иногда убегал на время в Посадовку, чтобы передохнуть, но Маша под предлогом заботы доставала его и там — приносила еду и чистые носки. А Юре от ее скорбно поджатых губ становилось еще хуже. В итоге он возвращался домой.
Павел сидел, глубоко задумавшись, уставившись тяжелым взглядом в тарелку. После водки ему захотелось спать. Юра тоже молчал, не зная, что сказать. Голос Маши долетал из комнаты мальчика. Кажется, она читала ему.
— Юра, — произнес вдруг Павел, и тот встрепенулся. — Пойду я, наверное. Вы не против, если я поживу в доме?
Юра побагровел. Ему показалось, что Павел прочитал его мысли — он все прикидывал, как бы сказать ему… или дать понять насчет дома…
— Поживи, конечно, — поспешно ответил он, испытывая страшное облегчение. — А можешь и здесь… Как хочешь. Это же твоя квартира, — добавил великодушно и покосился на дверь.
— Я думаю, лучше пока там, — ответил Павел, понимая Юру и сочувствуя. Он никогда его не интересовал — у него, Павла, была своя жизнь. Прекрасная работа, деньги, поездки за рубеж — жизнь сильного, удачливого человека. У него была Оля. И все это кончилось однажды… к сожалению. Он не задумывался, где будет жить, но сейчас остро осознал, что здесь, в этой квартире, где они обитали вдвоем с Олей, он не сможет. Он помнил, как она бежала открывать ему дверь, помнил ее легкие шаги… Помнил, как она бросалась ему на шею… Все здесь напоминало ему о жене.
— Мы отвезли туда твои вещи, — заторопился Юра. — Книги, лыжи, одежду. А компьютер Лешке отдали. Подумали, ты себе новый купишь, зачем тебе старье? Сейчас Маша придет, все расскажет.
— Я пойду, пожалуй. Устал. Давай ключ.
— Сейчас, — ответил Юра. — Там и газ есть, и свет. И… — заколебался он, пряча глаза. — Я даже телефон подключил. Недавно.
— Отлично, — ответил Павел, желая лишь одного — распрощаться поскорее.
— Ты, Павлик… — начал Юра, оглядываясь на дверь и понижая голос. — Там это… там кое-какие мои вещи.
Павел кивнул.
— Ты не говори Маше — наконец, выдавил из себя Юра. — Не нужно, чтобы она знала, лады? Я иногда бывал там… даже ночевал, когда она лежала с Лешкой в больнице….
Павел с внезапным интересом взглянул на него: неужели женщину приводил?
Юра между тем уже рылся в ящике буфета в поисках ключа. У него был свой, но он не спешил его отдавать. Искал запасной для Павла. Нашел наконец, протянул.
— Спасибо. — Павел сунул ключ в карман и поднялся.
— Подожди, — Юра тоже вскочил. — Я сейчас Машу… Подожди!
— Не нужно, — ответил Павел.
— Подожди, она положит тебе продукты! — Он выбежал из кухни и через пару минут вернулся с Машей. Сестра сияла из-за услышанной новости.
— Павлик, куда же ты? — фальшиво суетилась она. — А чай? Я пирог испекла.
— Спасибо, Машенька, — ответил Павел. — Пойду я. Поздно.
— Ты хоть дорогу помнишь? — Маша, улыбаясь, смотрела на него, давала понять, что шутит. — Тут рядом остановка автобуса, Юра проводит. Я тебе сейчас поесть соберу. Там же ничего нет. Положишь в холодильник, а завтра разогреешь. Там и магазин есть, и кафе, даже бар. И новые дома строятся. Наш дом хотели купить, но мы тебя ждали. Цены растут, ужас просто! Вообще там хорошо, свежий воздух, зелень, деревья. Я приеду в воскресенье, приберусь. — Она говорила возбужденно, радуясь, что все так безболезненно разрешилось. Накладывала салаты в баночки, колбасу и сыр в пластиковые коробочки. Заворачивала в салфетку пирог. Поколебавшись, сунула жестянку чая.
— Хватит, Маша, — сказал Павел. — Куда мне столько?
Она выпрямилась, посмотрела на брата и вдруг заплакала.
— Прости меня, Павлик, — всхлипывала она. — Какая жизнь жестокая… Как все получилось… Но ты не думай, мы с тобой. Мы всегда с тобой. Ты мой старший братик, любимый, помнишь, как мы в детстве… ты всегда меня защищал…
Юра стоял, опустив голову. Павел шарил в карманах — не помнил, куда сунул ключ. Маша шмыгала носом, вытирала слезы и смотрела на него сияющими глазами. Ушли куда-то мелочные расчеты, опасения, досада. Она словно сейчас только поняла, что вернулся ее брат, единственный, которым она так гордилась и которого очень любила, умница, сильный, удачливый. А ведь как его подкосило, куда все ушло — постарел, почернел, взгляд жесткий, седина на висках. И эта одежда — дешевый пиджак, грубая кожаная куртка, грубые ботинки. Ей стало жалко брата, и впервые она подумала о том, что он пережил там…
Наконец сцена прощания завершилась. Павел прижал к себе сестру, пробормотал что-то о подарке для Лешки, который за ним, и они с Юрой вышли.
— Недолго, — по привычке приказала Маша вслед мужу и тут же добавила, смутившись: — Посадишь Павлика на автобус, он же ничего тут не знает. А я приеду в воскресенье, помою окна, приберусь. Мы все приедем. Надо рассаду купить, помидоры, огурцы. Устроим субботник.
Мужчины вышли на улицу. Ночь стояла тихая, прозрачная, полная запахов молодой зелени и мокрого асфальта. Недавно прошел легкий дождь, воздух был сладкий, и дышалось удивительно легко. Юра закурил, предложил сигарету Павлу. Стояли, дымили вместе.
— Ты знаешь, — сказал вдруг Юра, — я иногда думаю, что… — Он запнулся, не умея выразить словами то, что чувствует. — Я думаю… Жизнь продолжается, одним словом. И особенно понимаешь это… в такую ночь. Весна… просто душу переворачивает! — Он прерывисто вздохнул. — А мы сидим перед ящиком, смотрим до одурения! Или лежим. Господи, что мы смотрим! О чем говорим!
Павел кивнул неопределенно. Было уже около двенадцати. Свет фонарей отражался в мокром асфальте. Дождь и ночь разогнали людей, улица была пуста.
— Автобус редко ходит, — сказал Юра, словно оправдывался. — Поздно уже.
— Ты иди, Маша беспокоится. — Павлу хотелось остаться одному. — Я доберусь.
— Знаешь, я бы тоже махнул с тобой… — сказал Юра с тоской. — Там хорошо сейчас, трава… Скоро яблони зацветут, сирень. А потом черемуха. Там всегда хорошо, даже зимой. Я как-то надумал построить камин, но Маша не захотела. Веранда… Тишина вокруг… Звезды. Сидишь, думаешь… На полу кружка крепкого чая… Синяя…
Павел взглянул на него — что это с ним? Лицо Юры было печально-сосредоточенным.
— Поехали со мной, — предложил он, смутно чувствуя, что тому хочется услышать именно это.
— Я бы… запросто! — оживился Юра. — Хоть сейчас. Послушай, а ты не мог бы сказать Маше, что я тебе вроде как нужен там… ну, привести все в порядок, а?
Павел не успел ответить, и Юра ответил себе сам:
— Она не разрешит. Говорит, что всегда беспокоится, когда меня долго нет. Ладно, мы приедем в воскресенье. Да, Маша не знает, что я туда ездил… иногда. Не говори ей.
— Я понял, не скажу. Ты бы шел уже, первый час.
— Да-да, иду, — заторопился Юра, но все топтался рядом, не уходил.
— Я пойду, — сказал наконец Павел. — Тачку буду ловить по дороге.
Они пожали друг другу руки, и Юра с сожалением ушел. Нежелание возвращаться домой читалось в его сутулой спине, медленной походке, в том, как он остановился и снова закурил, оглянулся на Павла, махнул рукой.
