толкнула директора большой торговой компании. Директор, который и без того был в плохом настроении, в тот же день уволил работника, который мог бы работать и дальше. Работник вечером напился и убил молодого человека, который мог бы стать дзенским наставником.
— Да будет вам, — сказал я.
— Постарайся все-таки в следующий раз поднимать руку при повороте, — сказал старший монах.
Глава 15
Придворная дама, с которой обошлись бесцеремонно
Питер, который прожил в Японии около десяти лет и свободно говорил по-японски, легко общался с японцами. В Киото многие его знали — он был одним из лучших учеников дзенского наставника, а кроме того, был широко известен как музыкант и часто появлялся на радио и телевидении. Но иногда, конечно, он сталкивался с японцем, который ничего о нем не знал и с удивлением глядел на высокого, широкоплечего, светлого, голубоглазого западного человека, который говорил по-японски с киотским акцентом и понимал тончайшие оттенки смысла. Если вместе с Питером был и я, этот японец мог снова расслабиться, поскольку я знал японский кое-как и совсем не был приспособлен к восточной обстановке. Иногда Питер брал меня с собой на встречу с друзьями, и тогда мы разнообразили свою жизнь прогулкой на мотороллерах. У Питера был мотороллер марки «Голубь», небольшой и изящный по сравнению с моим рычащим «Кроликом». Питер не позволял мне ехать слишком близко от него, заявляя, что ему мешает громкий рев моего мотора. Как-то, когда мы отправились в горы близ Киото, он замедлил ход, чтобы я поравнялся с ним, и спросил, не хочу ли я посетить отшельника. Мы свернули на узкую горную тропу и вскоре достигли храма на вершине горы. Маленький буддийский храм состоял из двух зданий, окруженных высокой стеной с крепкими воротами. Было очень тихо, только ветер шелестел в соснах и певчая птица выводила длинную трель. В воротах открылось окошечко, и я увидел лицо молодого монаха.
— Это отшельник?
— Нет, его слуга; этот отшельник не может жить один.
Монах, или послушник, которому было лет шестнадцать, открыл ворота, поклонился и предложил нам войти. Судя по всему, он знал Питера и приветливо оскалил железные зубы, когда его знакомили со мной.
— Ян-сан, — сказал Питер, — тоже ученик дзенского наставника.
— Пожалуйста, заходите, — сказал послушник и повел нас в храм.
Раздвижные двери открылись, и из-за них нам улыбнулся и поклонился человек лет тридцати.
После того как нам подали чай с лепешками, отшельник рассказал мне, что принадлежит к школе Тэндай и что поклялся провести семь лет в храме, не покидая его, и вот уже четвертый год он здесь. Оказалось, что он неплохо говорит по-английски, и Питеру не пришлось переводить.
— И чем вы здесь занимаетесь? — спросил я.
— Наставник дал мне программу, — сказал тэндайский отшельник, — и я строго ее придерживаюсь. Мой день начинается в четыре часа утра и заканчивается в одиннадцать вечера. Я медитирую, работаю в саду, изучаю английский язык, пою
Впоследствии я наблюдал эту церемонию, в которой огонь занимает лишь малую толику, а сама церемония состоит из множества тщательно разработанных жестов и действий (таких, например, как переставление предметов на алтаре), которые следует выполнять с предельной сосредоточенностью. Если выполнить церемонию с полной отдачей и рвением, объяснил отшельник, наступает умиротворение, которое, в свою очередь, усиливает прозрение.
— Вы помните историю о зеркалах? — спросил Питер. — Когда-то вы мне ее рассказывали — о тэндайском наставнике и придворной даме.
Отшельник кивнул.
— Вас не затруднит рассказать ее снова? Мой друг приехал в Японию чему-нибудь научиться, но пока немногого достиг. Возможно, ваша история ему поможет.
Отшельник рассмеялся.
— Вероятно, ваш друг приехал, чтобы углубить себя. Я правильно выразился? Углубить?
Питер сказал, что правильно.
— М-да, — сказал отшельник. — Слушая истории, вы вряд ли себя углубите, о чем и сами прекрасно знаете. Разве что история случайно придется на тот момент, когда ваш разум будет раскрыт. Тогда возникает слабое дуновение прозрения, а если вы в это время чем-то занимаетесь, прозрение может сохраниться и даже усилиться. Но я готов рассказать эту историю.
Он позвал молодого монаха, который принес чашки, доверху полные рисом и солеными овощами, еще один чайник с зеленым чаем и поставил все это на красные лакированные столики.
Ну хорошо. История эта случилась в Китае, когда буддизм стал там очень популярен, а чаньские и тэндайские школы были многочисленны и могучи. Даже император был буддистом, и одна из придворных дам тоже почувствовала тягу к этому таинственному учению. Она посетила нескольких священников и так называемых наставников, но не обнаружила у них ничего, кроме роскоши и непонятных слов. Храмы, в которых она побывала, завораживали красотой, она увидала великолепные сады, поражающие воображение. Служители, заправлявшие всем этим, так и источали святость и могли ответить на любой вопрос, но дама была умна, и ее не покидало ощущение, что она присутствует на зрелище, лишенном глубинной сути. Она попросила аудиенции у императора и рассказала ему все, что увидела.
— Так это и есть буддизм? — спросила дама.
— Ну, — сказал император, — посмотреть тоже на что-то хочется. Да и народу эта религия не повредит. Возможно, он почерпнет какую-то мудрость из
— Но есть ли истинные наставники? — спросила дама.
— Да, — сказал император, — я знаю одного. Это грубый старик, и мои предшественники отрубили бы ему голову, обращайся он с ними так, как обращается со мной. Мне так и не удалось привести его во дворец, но, когда я прихожу к нему и у него нет особо важных занятий, он снисходит до встречи со мной.
— Но ведь вы Сын Неба! — изумилась дама.
— Да, да, — согласился император, — так все говорят. Но лично я никогда в это не верил и убежден, что наставник тоже. Когда он беседует со мной, я вспоминаю древние даосские трактаты: править, ничего не делая, говорить молча, обрести Вселенную, все отдав. Если вы хотите на него взглянуть, — продолжал император, — я скажу, где он живет. Оденьтесь простолюдинкой, а сопровождать вас будут два переодетых стражника. Он живет в нескольких днях пути отсюда.
Придворной даме, отличавшейся чистосердечием и отвагой, удалось отыскать храм, в котором жил наставник. Незадолго до того, как она туда прибыла, у храма ураганом снесло крышу, и наставник жил на развалинах.
Наставник оказался человеком немногословным, да и слова его были нелюбезны, и он попытался сразу же спровадить даму.
— Я ничему не учу. Я невежественный старикан и живу здесь сам по себе. Я просто сижу и смотрю. То, что у меня в голове, вам неинтересно.
Дама настаивала, но наставник противился. В конце концов она сделала ему предложение.
— Я богатая женщина, — сказала она, — и хотела бы кому-то быть полезной, так что с вашей стороны не очень хорошо мешать мне в этом. Я хочу восстановить этот храм, а потом когда-нибудь провести здесь неделю, чтобы обрести умиротворение и иметь возможность слушать вас.
Наставник подумал немного, кивнул и удалился. Дама прислала рабочих, храм починили, и вскоре дама приехала сюда снова. Вместо недели она провела в храме три месяца. Она медитировала, изучила
